11 декабря 2040 г.
12:00.
Воздушное пространство Диктатората, уральский регион.
...Все что должно быть сделано - было сделано. Хитросплетения судеб и человеческих абмиций, заложенные десятилетия назад семена заботливо взращены и дают обильные плоды. Сейчас невозможно оценить каждый отдельный шаг - будь то программу воспитания Арбитров, набираемых из сирот и лишенцев, или допустим, закрытые учебные центры, что готовили будущую элиту: историков, психологов и управленцев, инженеров и врачей, программистов и военных.
Дорога в тысячу миль была пройдена неспешно по большей своей части, но случались и стремительные рывки, неизбежно сочетавшиеся с жертвами и горькими разочарованиями. Погиб проект экологической оптимизации производств, чтобы снизить концентрацию висящего над всеми сибирскими городами бензапирена, оборачивающегося онкологией и генетическими дефектами - но ширилась номенклатура Центров кибернетической реконструкции. Провалилась программа шаблонных контейнеров - вот вам основа для компактных жилых домов вдали от производств и военных баз, но реанимированное в конце двадцатых крупномасштабное возведение панельных блоков дало кров миллионам -
все складывалось в причудливый барельеф истории, что шла к неизбежному своему завершению.
Все имеет свою обратную сторону: бесконечный мир, воплощенный в изогнутых контурах змея Уробороса, пожирающего собственный хвост. Все мироздание распадалось и заново рождалось ежесекундно - безликий, бесконечный цикл, где большинству из живущих вдосталь не хватало мудрости Сиддхарты Гаутамы и пестрого ряда авраамических пророков: все есть суета сует, а усталости в этом мире хватит на всех - даже на самых упертых и твердолобых фанатиков, что рано или поздно, но разочаруются в собственных догмах, обратив вспять вдолбленные лукавыми гуру уроки послушания.
Калейдоскопу памяти не хватает цельности: он лишь пестрая мозаика из образов, что сменяя друг друга, будят синдром поиска глубинного смысла, что обычно заканчивается тяжкой депрессией, и лишь изредка рассеивается искрами озарения. Такова жизнь.
Вот мчится сквозь осеннюю хмарь побитый внедорожник, до самой крыши заляпанный грязью. В салоне двое, облаченные в драные ОЗК и ментовские разгрузки. А впереди - серая лента дороги, что ведет в никуда, но отступать нельзя: позади тлеющие угли и окалина, черные облака дыма и радиоактивный ветер.
Юзеф и Демон. Оба станут живыми примерами для сотен и тысяч обездоленных, что взяв в руки оружие, недоедая и замерзая в плохо отапливаемых подвалах, пойдут на войну, ведомые отчаянием и жаждой справедливости.
Останется лишь дорога и ворох опавшей листвы, что падала в ту осень столь обильно и продолжительно, слишком быстро сменившись лютыми морозами.
Вот стоит Артем Альт с покрытой ржавчиной ТОЗ-овкой в руках: за порогом метель и болтается над крышей караулки желтый фонарь. В непроглядной ночи тусклые отсветы: что-то происходит за линией горизонта. Или это игра воображения? Но отчего так тревожно и тоскливо за друзей? Трофейный БТР задерживается, а на базе все стоят на ушах: снова и снова ползут по трассе ручейки так мало похожих на людей беженцев с лучевыми ожогами и бешеной яростью в глазах. И нет сил более, противостоять этому покаянному ходу: сейчас каждый борется за собственную жизнь, забиваясь в подвал или бревенчатый барак, тщательно расставляя ловушки и развешивая на проволоке консервные банки...
Тьма за горизонтом. Тьма впереди. Нет ни начала, ни конца этой страшной полосе, что убивает разум: лишь сполохи огня и многоголосый вой. Мечутся на белом снегу костистые силуэты: зарываясь в снег и сбиваясь в кучи как бродячие псы, мутанты караулят очередной конвой. И ведущий забитый под завязку припасами КамАЗ Маузер, отчаянно борется со сном: до базы считанные километры пути, но ревет пурга, и клонятся к земле деревья, роняя пригоршни снега.
"Номер" знает: рассвет близко. До него надо умудриться дожить, сохранив силы для решающего сражения.
Серое нигде - от края невысоких холмов, до лесистых низин, где вьется стальная змея бесконечной Транссибирской железной дороги. И мчит вперед, за интервалом интервал, обвешанный металлическими панелями бронепоезд. Не спит его экипаж, и глотает растворимый кофе машинист: впереди, за полосой тумана и лентой дождя, простирается ничейная земля. Путь тяжел, но ожидание стократ хуже: две тысячи солдат устремляются в бездну неизвестности, до ломоты в костяшках сжимая цевья автоматов.
А рядом, неслышный, невидимый - мчится Гера Странник, отмечая красным карандашом контрольные точки маршрута, и безуспешно пытаясь наладить связь с объектом "Купол", где десятки офицеров бывших российских вооруженных сил готовят свой последний исход...
Тени окружают живых: тысячи, миллионы зыбких силуэтов. Сгоревшие в ядерном аду, сгинувшие от холода, голода и эпидемий, застреленные мародерами и сожранные живьем: нет им числа, нет им должного надгробия и панихиды. Стонет земля, принимая ворох свежих неупокоенных мертвецов: дерзкий и боязливый Валера по кличке Ром, нелюдимый скряга Нервыч, старый советский районный аппаратчик Горшков и его безымянный зам...
Друзья юности, недоброжелатели и враги. Либералы и активисты, навальновские малолетки и старые израненные ветераны горячих точек. Либертарианцы и коммунисты, националисты и космополиты, безработные хипстеры - и работящие квасные патриоты. Родители и жены, братья и коллеги - отыскать бы каждого из них, обнять и попросить прощения за глупость. За все те ужасы, что случились вольно и невольно. Навсегда расставить точки на "i" во всех спорах, покаяться и простить обидчиков - полно, господа и товарищи. Все зашло неведомо куда, и с каждым часом, с каждым мгновением истончается та грань, что некогда формулировала глубокие противоречия, сталкивая некогда нерушимых единомышленников лбами.
Все белое становится черным. Такова жизнь.
Вот Офелия, вынимая из вены иглу катетера, поднимает с земли оброненную рацию: разбитый броневик СВБ чадит гарью, а до моста через Обь еще идти и идти пешком: разрушенный Новосибирск молчит, тая в своих глубина людей и нелюдь: лишь вороны кружат в багряных закатных небесах, изредка оглашая разрушенные кварталами своим карканьем.
Тихо идут часики в старом доме, где ее ждет и не может дождаться связной: НТИ завязла в городских боях в самом центре Красноярска, и нет никакой возможности пробиться сквозь заслоны продуцентов.
Тьма рождает свет: огненная сердцевина металлургических печей ЧМК медленно накаляется. Человек в респираторе - лысый и худющий Штайн, подобно католическому пастору, изливает свою речь в неокрепшие умы неофитов Железного братства: тысячи рук устремляются к сводам старого военного завода в римском жесте, приветствуя своего повелителя и пророка.
Небесов и Миллер, Погорельцев и Тоцкий, Пожарский и Григорьев, Тринадцатый и свора безликих ликвидаторов Синдиката, штурмовики ББ и грязные мародеры, "Дикобразы" и легион Офицерского союза, мутанты и парамилитары АРТП...
Старенький детский калейдоскоп разбивается: его металлическая трубка падает на бетонные плиты. Цветные стекла вырываются наружу, поднимая облачко пыли в цехах Ачинского глиноземного комбината, воспаряют над угольно-черными грудами тел сожженных мутантов под стенами "Ядра" и летят дальше, отбрасывая лазурные тени над лесами и болотами, пустошами и хмурыми многоэтажками, реками и высохшими равнинами некогда полноводных озер.
Мир меняется, распадаясь и возрождаясь каждое мгновение. Быть может, упав глубоко в податливый грунт, каждое стеклышко обратится цветущим побегом, что распустит свои листья и наполнит пыльный воздух живительным кислородом?
Иногда надо просто стоять на месте и наблюдать: разум разложит все элементы головоломки и построит логически верные выводы. Так может быть, именно его, но не материальную составляющую, страдающую всеми видимыми и невидимыми пороками, стоит хранить как зеницу ока?
В нашем безумном мире это не самая плохая стратегия...
Сверху мир видится иначе.
Серое и белое смешивается воедино - некогда различать элементы. Гул мощных реактивных движков едва слышен в набитой сложной электроникой кабине управления: звук и вибрации поглощают полимеры. Пилоту остается лишь вести сверхзвуковой, клиновидный маршрут по заданному маршруту, не отвлекаясь на лишние переговоры и глазение по сторонам.
Гордость отечественной авиапромышленности - Ту-744, сверхзвуковой носитель спецконтейнеров с кибернетическим грузом, построенный по схеме обратной стреловидности крыла, несется над густыми облаками на северо-запад.
За пределами герметичной кабины царит арктический холод и нестерпимый жар: композитное покрытие держит чудовищную силу трения, что ежесекундно обрушивается на крылья, фонарь кабины и передний обтекатель. Ту-744 не одинок: в строю ровно двадцать машин, стартовавших с аэродромов Новосибирска, Омска, Красноярска и Екатеринбурга.
Позади движется вторая волна: военно-транспортные тяжеловозы и легкая маневренная мелочевка, но главное - подвижные реактивные беспилотные носители, что сбросят свой груз над Баренцевым морем, уйдя на запасные полосы под Мурманском. Воздушную эскадру сопровождают старички Ту-22М3М и четыре "Медведя" - в наш век рельсотронов и атомных воздушных авианосцев, этот символ Холодной войны подчеркивает свой статус нерушимой функциональности: старой, но все еще полезной.
Без малого семь десятков бортов: но впереди будет еще больше. Едва основная группа пересечет северные отроги Урала, с заполярных аэродромов в воздух поднимутся сотни дронов-самоубийц, а раскиданные по всей территории Кольского полуострова дивизионы оперативно-тактических ракет и контейнерных "Калибров", выпустят в сторону Шпицбергена свое смертносное содержимое.
Их опередит точечный ядерный взрыв в верхних слоях атмосферы: ЭМИ-импульс снесет защитный стелс-экран и явит миру скопление прямоугольных зданий и мощную инфраструктуру порта, хитро замаскированный среди ледяных насыпей командный пункт и крупнейший морской порт за линией полярного круга.
- Цель: восемьсот. Прошли зону У-4. Скорость две пятьсот, прием.
- Принято. Полста восемь, полста шесть, полста девять: запуск "резонатора".
- Принято, полста-ноль. Фиксируем помехи в зоне У-5. Входим в зону турбулентности.
- Конец связи.
Предшествовавшие старту крылатой армады с реверс-дельтой и красными звездами на крыльях события, для многих из "номеров" ответили на множество мучивших доселе вопросов...
Человек сидит на стуле. Пуговицы кителя срезаны, лицо избито в кровь. В лицо бьет луч яркой лампы: классический застенок БезКом маринует свою очередную жертву.
- Как же так...Алферов. Я в сотый раз себя спрашиваю - и не могу получить внятного ответа.
- Пустое...Начальник, - Варвар сплевывает кровавую слюну себе под ноги. - Говорю: вы очевидного не видели. Эти гады жили и плодились...Без нашего вмешательства.
- Даже так, - Старинов принимает лекарство и садится в пластиковое кресло. - Давай начнем заново. Ты решил вести свою игру...Это мне понятно, у нас бюрократические интриги процветают в самых гнусных традициях позднего СССР. Выходит: Синдикат пустил корни и долго как сыр в масле катался, пока мы чистили ряды от коррупционеров и бестолочей всех мастей?
- Да ничего не изменилось, Старинов! - голос Варвара сорвался. - Я сам этих гадов резал! Пока...Пока Небесов в Железной тюрьме деликатесы жрал...Пока Кассад водку хряпал с Корбутом...Да я...
- Головка от примуса, - осадил его старый гэбэшный следователь. - Амбиции, дорогой. Значит, заносим в протокол...
Тьма и пыльный холод старого рабочего кабинета. Все заставлено деревянными ящиками. Дощатый пол покрыт пятнами плесени - не самые лучшие рабочие условия. Но баррикаду приходится разбирать, извлекать из тайника ноутбук и долго его реанимировать. После получасового танца с бубнами, старенький "Леново" оживает и выдает искомое: запароленную папку с архиве покойника, что больше пятнадцати лет кряду покоится под бетонной плитой памятной аллеи героев на острове Татышев.
- "...Протокол программы Эшелон". Вскрыть в случае успешного завершения...Вскрыть в случае неудачи. Вот черт...Да тут один адрес!
Бергер досадливо морщится. Одна и та же персоналия: какой-то благообразный старик в очках и с козлиной бородкой. Но самое главное: совсем рядом, в Красноярске-45. Стоит его опрашивать? Да какая к чертям разница - если этот забытый реликт СВБ скажет что-то полезное - примем в оборот. Самое главное: одна персона - неважно, победа или поражение. Он вообще кто?
- Прометей, проверка базы данных. Сканирование. Вводные: Миткевич Олег Николаевич. Семьдесят два года. Профессия: социолог, член РАН, профессор. Последнее место работы - Красноярский государственный педагогический университет.
- Нет данных, - ответил ИИ. - Предположительно: чистка архивов.
- Определить местоположение по указанным координатам. Выслать тактическую группу для захвата...Но помягче. Буду в сорокопятке через час.
Продолжение следует.