Название отсылает к одноименному сочинению Гете, написанному им в начале XIX столетия по дневникам и письмам (то есть это не путевые заметки, а воспоминание о путешествиях, осмысление их). Иосиф Бродский, к слову, включил книгу в свой список произведений, которые должен прочесть каждый. И потому, что она замечательно написана, и потому, что сохранила для читателя свежесть, остроту разнообразных впечатлений, коих так не хватает в привычной жизни.
Выставка в Музее-квартире А. И. Куинджи — тоже воспоминание. О мифах, которые породила Италия, очаровавших и позвавших в дорогу не одно поколение путешественников. Однако к эпохе Гете она имеет опосредованное отношение — здесь представлены произведения, созданные веком позже.
«Гранд-туры, которые должны были обязательно заканчиваться в Италии, придумали англичане еще в XVIII столетии, — рассказывает Максим Костыря, заведующий музеем-квартирой. — Потом за ними потянулась знать других стран. И уже в XVIII веке появилась традиция создания гравюр, акварелей, рисунков на память. Наша выставка охватывает период с 1860‑х годов по первую половину ХХ века. Это время, может быть, кому‑то кажется невыигрышным, но мы выбрали именно его, потому что эти работы очень редко экспонируются. Даже имена их авторов звучат не так часто. Но мы считаем, что качество этих рисунков очень высокое».
Три акварели архитектора Германа Гримма (в Петербурге по его проектам возведено несколько церквей, доходных домов, здание Музея А. В. Суворова) — одно из самых ярких воплощений мифа об Италии как о родине искусств, земле обетованной, где всегда светит солнце, воздух чист, а памятники архитектуры совершенны. Для выставки отобрано два вида развалин в древних Помпеях и изображение храма Санта-Мария делла Салюте в Венеции. Все они праздничны, насыщены красками и светом, легкостью и радостью.
Работа Павла Чистякова более спокойна. «Это вид камерный, самый трезвый и честный из представленных на выставке. И самый неяркий, — говорит Максим Костыря. — Павел Петрович Чистяков — художник интересный. Он прекрасно владел техникой и создал несколько картин, которые вошли в историю русского искусства. Но поставить его на один уровень с его великими учениками (среди которых Валентин Серов, Михаил Врубель, Виктор Борисов-Мусатов) невозможно. Мы честно говорим, что Чистяков — великий учитель, но как художник — просто хороший мастер».
Интересно сравнить и два вида Венеции. Один из них выполнен Александром Бенуа, другой — архитектором Карлом Рахау. «На них изображено почти одно и то же — мостик, гондола, канал, стены домов, — поясняет Максим Костыря. — Но взгляд у каждого из художников разный. У одного — эмоциональный, романтический. У другого — суховато-спокойный, описательный, точный. Рахау фиксирует все детали архитектуры, ему это интересно. Бенуа жертвует деталями, он нацелен на создание целого образа, общего впечатления».
А еще на выставке есть фотографии (часть из них не сразу отличишь от акварелей, потому что они… раскрашены) и виды маленьких итальянских двориков и улочек (которые, очевидно, восходят к мифу о «блаженной беспечности» местных жителей), теплый, пронизанный солнцем пейзаж…
В отдельной витрине — альбом с десятью акварелями (на виду — только одна). «В Музее Академии художеств эти работы долгое время значились под именем Михаила Зичи, довольно известного художника, который работал на царскую семью и был очень популярен в свое время, — рассказывает Максим Костыря. — Но при внимательном изучении оказалось, что все они подписаны другой фамилией — Мерис. Откуда взялась фамилия Зичи? И почему эти акварели первой половины ХХ века, стилизованные под середину XIX столетия, вклеены в дорогой альбом, который на несколько десятков лет старше их? Мы предполагаем, что кто‑то взял пустой альбом великого князя Николая Николаевича (чей вензель украшает обложку) уже после его смерти, может быть, после революции, и вклеил туда эти акварели. И выдал все это за его наследство, часть его коллекции… и назвал именем Зичи. Такая вот мистификация».
«Итальянское путешествие» занимает всего один небольшой зал, и это продиктовано не только размерами Музея-квартиры А. И. Куинджи, но и принципиальной позицией кураторов. Они хотели, чтобы зритель стал не «жертвой обрушившихся на него впечатлений, а собеседником», чтобы мог всмотреться и пережить каждое произведение.
Этот подход определяет и планы музея на будущее. Уже в скором времени на лестнице, ведущей в квартиру Куинджи, появятся панели с изображениями «разных забавных и интересных эпизодов из жизни Архипа Ивановича — чтобы уже пространство лестницы подготавливало зрителя». Это будут оригинальные рисунки художников-дизайнеров, выполненные в юмористической манере и дополненные короткими пояснениями. В том числе сюжет с птицами (известно, что художник любил их и кормил прямо на крыше своей мастерской) и сцена полета на воздушном шаре. «Мы знаем, что во время заграничной поездки со студентами, которую он организовал на свои средства, Куинджи катался с ними на воздушном шаре в Париже», — говорит Максим Костыря.
Это будут истории не о великом художнике, а о многогранном, очень живом человеке. Ведь, прежде чем прийти к кому‑нибудь в гости, мы знакомимся с ним. А значит, и перед посещением музея-квартиры полезно побольше узнать о ее хозяине.