В июле 2023 года в научный отдел Сихотэ-Алинского заповедника приехал волонтёр — 16-летний Дормидонтов Владимир из Владивостока. Обычно в добровольцы берут совершеннолетних, но в данном случае руководство пошло на уступки. Володя всё для этого сделал: познакомился на конференции с научным сотрудником, затем с директором, договорился о волонтерстве и заручился поддержкой мамы, приехавшей вместе с ним. Ещё раньше он начал проводить научные работы, которые и привели его в заповедник.
Владимир сразу всем понравился: умный, общительный, рассудительный, не боится выступлений на камеру. Столько знаний и интереса к науке у подростка встречается не часто.
Решение взять у него интервью пришло быстро. Я бы очень хотела, чтобы вы дочитали эту статью и помогли Володе с его маленькой мечтой — попасть на научное волонтерство в Курильский заповедник. Кто знает, быть может это ещё один шаг к его большому будущему.
В офисе Сихотэ-Алинского заповедника Владимир занимался раскладкой и упорядочиванием гербарных образцов, составлял списки семейств для создания этикеток. Выезды на территорию тоже были: мы вместе с ним доехали до тропы «Ключ Кабаний», где он и научный сотрудник заповедника проводили учет цветения рододендрона Фори, меняли карты памяти на фотоловушках и снимались в фильме об этом уникальном растении.
— Помнишь, когда начал увлекаться биологией?
— Очень давно. Сколько себя помню, меня всегда привлекало всё живое. Изначально это были бабочки, зверушки. Интерес начался с книг Джеральда Даррелла, но постепенно растения взяли своё. Многие их недооценивают. Есть такая концепция, как зооцентризм. Люди считают, что растения не так развиты, как животные, но это не совсем так. Возможно именно из-за того, что растительному миру уделяется меньше внимания, мне и захотелось заниматься ботаникой.
— Что тебе больше всего нравится в твоих научных изысканиях?
— Полевые исследования, когда ты работаешь с живым объектами.
— Сколько у тебя уже публикаций?
— Три, в сборниках конференций. Все они посвящены кирказону маньчжурскому, так как я занимаюсь им уже не первый год. Они касаются проблем его вегетативного размножения и потенциала этого способа для восстановления численности этой лианы в природе и сохранения вида.
— Почему твоим объектом для исследований стал кирказон?
— Я увлёкся им 3 года назад, после того, как увидел в ботаническом саду очень интересные по форме цветки. Даже не сразу понял, что это цветы — принял за новообразование. Из определителя узнал, что это кирказон. Меня поразила его форма, потому что можно подумать, что это хищное растение. Получается, всё началось с анатомической особенности кирказона.
Раньше я занимался хищными растениями в проектной форме. У многих детей были такие периоды: динозавры, уфология, хищные растения. Но даже тогда моё увлечение зашло несколько глубже, чем это бывает у среднестатистического ребёнка. У меня была собственная тетрадь, куда я выписывал все интересные факты, которые встречал о хищных растениях. Были карты их ареалов.
В ботаническом саду начал работать как волонтёр, интегрировался уже при проведении своего исследования. И во время природоохранной кампании по защите реликтовых лесов на территории полуострова Муравьёва-Амурского в 2020 году.
— Расскажи о кампании подробнее
— Это уникальное, наверное, в мировых масштабах место, поскольку оно обладает интересными географическими условиями, из-за чего здесь сложилась особенная экосистема с преобладанием калопанакса семилопастного, или диморфанта (реликтовое листопадное дерево из семейства Аралиевых). Он не только сам по себе примечателен, но и свидетельствует о том, что в этих лесах находится большое количество других редких видов — башмачки, пионы, ирисы и другие. К сожалению, в настоящее время эти леса вырубаются для жилой застройки и мы можем уже через 50 лет потерять их, если не будет создана какая-либо ООПТ.
— Это была твоя инициатива?
— Изначально да. Все эти события происходят вплотную к моему дому и к моей жизни. Лес, который я посещал с ранних лет, в котором любил проводить время, в который мы с папой ходили на пикники — его стали вырубать. Как я позднее узнал из официальных документов, для застройки. Тогда я привлек сотрудников ботанического сада, чтобы они смогли провести независимую экспертизу и выявить, насколько те документы, которые предоставлял застройщик, были верны и законны.
— Чем всё закончилось?
— Насколько мне известно, было возбуждено дело об административном правонарушении, к сожалению, действенного эффекта это не произвело. По крайней мере, помогло привлечь внимание к проблеме.
— Твое увлечение ботаникой не мешает обучению в школе?
— Несмотря на то, что я трачу много времени на свои исследования, это не препятствует моему образованию. Закончил 9 класс с отличием. Если ты хочешь чем-то заниматься, ты всегда найдёшь на это время.
— Как дается общение со сверстниками?
— У меня не так много именно друзей-сверстников. Я вполне удовлетворен тем небольшим количеством людей, которые меня поддерживают. В определенной степени это связано с тем, что большинство моих знакомых являются учеными старше меня. Это профессиональный круг общения.
— Мне кажется, что тебе со сверстниками не интересно
— Наверное иногда им бывает скучно со мной — я могу подушнить. Мне порой тоже хочется ерундой пострадать. Возможно я что-то упускаю из-за своей чрезмерной увлеченности ботаникой. Тем не менее меня вполне устраивает тот баланс между профессиональной сферой и общением с друзьями.
— Есть ли во Владивостоке какая-то тусовка молодых учёных?
— Много заинтересованных ребят можно встретить на проекте «Тихоокеанские школы ДВФУ». Участвовал в нем дважды. Я бы сказал, что это научный лагерь, который проходит, как правило, на осенних каникулах. Отбор проходит на конкурсной основе в форме написания тестов. Ребятам там дают практически университетскую программу. Учёные-преподаватели ДВФУ проводят лекционные и практические занятия, на которых мы знакомимся с различными биологическими аспектами. Но опять же, по больше части о животных. Иногда устаёшь от тех пар, которые тебе не интересны в данный момент. Допустим, биология беспозвоночных.
— Ты уже думал, куда будешь поступать?
— Я точно определился, что специальность будет связана с биологией, но какое именно это будет направление — не знаю. Мне интересна ботаника, но конкретный аспект выделить не могу. Очень нравится флористика (раздел ботаники, занимающийся изучением совокупности видов на определенной территории), в то же время меня интересует такое современное направление, как нейробиология растений. Это отрасль знаний, которая не всеми учёными признаётся как самодостаточная дисциплина. Тем не менее в настоящее время она развивается, и осуществляет исследования в области нервных импульсов растений, их сигнализации и того, как они взаимодействуют друг с другом, с окружающим миром и другими организмами.
Нейробилогию растений преподают буквально в одном университете мира (Флорентийский университет). И насколько мне известно, те современные специальности, которые преподаются сейчас в России, допустим биомедицина и биотехнология, они всё равно зооориентированы. Поэтому есть небольшая дилемма: либо выбирать то направление, которое тебе больше всего нравится, либо то, в котором у тебя больше перспектив для развития.
Поскольку классическая ботаника занимает четкое положение в науке, в ней уже не осуществляется каких-то прорывов. А современные направления постоянно развиваются и движутся вперед, но в этой сфере знаний я не так преуспел.
— Есть места, в которые тебе еще бы хотелось попасть на волонтерство?
— Это мое первое волонтерство, связанное с заповедной системой. Меня всё ещё интересует именно научное волонтерство, а не, например, тропостроение. Хотя это тоже очень важная и нужная часть развития парков и заповедников.
Волонтерство в Сихотэ-Алинском заповеднике открыло для меня какие-то новые горизонты, новые возможности и стремления. Хочется и дальше волонтерить на охраняемых территориях. Теперь хочу попасть в Курильский заповедник.
— Ты уже был в нескольких заповедниках Приморья. Может быть у тебя уже сложился взгляд, какая она — идеальная система охраняемых территорий?
— Думаю, важно не только смотреть на заповедник в целом как обособленную единицу, но и на то, как происходит управление им. В первую очередь необходимо, чтобы в руководстве Минприроды и заповедников были люди «в теме». Не чиновники, не эффективные менеджеры, не люди, которые пришли с посторонней сферы и были спущены откуда-то сверху и сбоку. А те, кто вышел из системы, люди, которые сами через всё это проходили и понимают, что необходимо территории, сотрудникам и местным жителям, какие есть возможности и перспективы. У меня есть ощущение, что люди, которые работают вон там, наверху, они не всегда понимают, что делают. Вроде на бумаге написали, а насколько это возможно — не знают.
— Тебе ближе подход с открытыми парками или наоборот, считаешь, что заповедные территории надо оберегать и никого не пускать?
— Думаю, тут должен быть комплексный подход. Хочется, чтобы было экологическое просвещение, но при этом именно популяризация науки, а не её фестивализация. Это слова Павла Витальевича Крестова — директора Ботанического сада-института ДВО РАН. Они мне очень близки.
Не нужно превращать науку и ее продвижение в массы в веселье и праздник. Нужно придерживаться серьезных вещей, но рассказывать о них интересно, чтобы люди понимали и ценили то, чем занимаются заповедные территории. Потому что многие, особенно местные жители, видят это так: какой-то заповедник не разрешает рыбачить, охотиться, собирать грибы — ничего нельзя, какие-то люди пришли и построили тут кордоны, расставили знаки, поставили шлагбаум, камеры повесили. Им кажется, что это только мешает жить. Нужно просвещать людей, но в добровольной и дружелюбной форме. Ученые должны общаться с местными жителями на равных, чиновники на равных с учеными. Все должны взаимодействовать, поскольку у всех одна общая цель.
Но мне не хотелось бы, чтобы просвещение сочеталось с ослаблением охранного режима. Всё равно нужно соблюдать строгие требования к заповедованию территорий, регулировать посещаемость. Если негативных последствий нет, допустим, увеличивать поток туристов, но чтобы это не вредило природе, а заповедные территории не снижали в статусе и тем более не закрывали.
— Есть ли у тебя кумир?
— Мне нравится итальянский ученый Стефано Манкузо, профессор Флорентийского университета. Он как раз является основной фигурой в нейробиологии растений. Читал его книгу, научные статьи. Несмотря на то, что я ничего не читал у Александра Маркова, он мне импонирует как человек. Ричард Докинз и его концепция атеизма с биологической точки зрения тоже мне близки.
Спасибо, что дочитали! А теперь к исполнению желаний. Володю уже пригласили на волонтерство в Курильский заповедник, но финансовой возможности у него нет. Поможем? Присылайте любую сумму на карту его мамы: 2202 2068 0456 3661 (Н. В. Дормидонтова). Будем вам премного благодарны!
Читайте на канале о Сихотэ-Алинском заповеднике и упомянутом рододендроне Фори:
