Часть 1 | Часть 2 | Часть 3 | Часть 4 | Часть 5
Али призвали в армию во Вьетнам. Было доподлинно известно, что его часть не будет принимать участие в боевых действиях. Да никому и в страшном сне не могла привидеться бредовая мысль бросить Мухаммеда Али на передовую. Возможно, помня о роли Джо Луиса в войне, его хотели использовать в пропагандистских целях, рекламируя малопопулярную военную кампанию. Возможно также, что это просто была типичная американская демонстрация равенства всех перед Законом, как Элвис Пресли в 1950-е пошел служить в армию. Будь ты хоть трижды чемпион или поп-король, но если призвать должны каждого двадцать пятого, и на этот раз двадцать пятым оказался ты, значит, пойдешь служить как миленький.
Но Али не собирался выполнять роль, навязанную ему кем бы то ни было, пусть даже всей страной, и он наотрез отказался идти в армию. Сначала это приняли за обычное кривляние. Но когда он в прозе и в стихах поведал всем, кто еще не понял, что он «ни с кем во Вьетнаме не ссорился», и вообще там его «никто ниггером не называл», а потом добавил, что Америке бы не худо сначала разобраться со своими черными, прежде чем лезть к желтым, до всех наконец дошло, что дело обстоит очень серьезно. Али не просто не собирался стать Джо Луисом, он с большой охотой готов был сыграть роль некоего его антипода.
Момент для объявления своей «особой позиции» по вопросу войны во Вьетнаме Али выбрал критический. Не в американской традиции ненавидеть победителей. Времена Джека Джонсона все-таки остались в прошлом. Победителей надо принимать, какими бы они ни были. Бой Али с Террелом побил все рекорды популярности. Мухаммеда начали даже по-своему любить, и его место «второго человека после президента» уже никто не оспаривал.
С другой стороны, в стране нарастало негритянское движение протеста. В южных штатах в ответ на свирепствование ку-клукс-клана поднималась черная волна, мощь которой пугала отнюдь не только закоренелых расистов, но и просто традиционалистов, которых в Америке, по крайней мере того времени, было абсолютное большинство. И то, что «второй человек после президента» стал вторым Джеком Джонсоном и встал на сомнительные рельсы подрыва национальных основ, мало кого радовало. Правда, у него хватало и сторонников, которые составляли хотя и меньшинство, но такое активное, горластое и влиятельное, что временами становилось непонятно, кого больше – сторонников Али или его противников. Среди первых были Бертран Рассел, Айзек Азимов, Гарри Белафонте, Мэри Хемингуэй, Игорь Стравинский, Элизабет Тейлор, Джон Апдайк и многие другие, в том числе и битый и униженный им экс-чемпион мира Флойд Паттерсон. Все-таки трудно относиться к этому человеку без большого уважения. А среди тех, кто особенно охотно и обильно поливал Али грязью, были Джек Демпси и Джин Танни. Демпси, кстати, это вышло боком: ему тут же припомнили, как он много лет отказывался драться с негром Харри Уиллсом, отстаивая право на существование так называемого «расового барьера». Об этом и думать забыли, а вот теперь вспомнили.
В этой непростой обстановке растерявшиеся чиновники от бокса сделали глупость, сопоставимую по масштабу разве что с сухим законом: они лишили Мухаммеда Али чемпионского титула и отобрали у него боксерскую лицензию, тем самым создав вокруг него ореол мученика, который тот тут же принялся совершенно безжалостно эксплуатировать. Когда это произошло, не так легко сказать. Ясно, что после боя с Зорой Фолли, состоявшимся 22 марта 1967 года, но 20 июня он, уже лишенный титула, был приговорен к пяти годам заключения и штрафу в 10 тысяч долларов. Штраф он заплатил и остался на свободе, пока приговор обжаловали.
Своим шагом чиновники от бокса дали Али в руки некий неразменный джокер, благодаря которому в своей борьбе с американским истэблишментом он выигрывал одну партию за другой. Они создали ему трамплин, благодаря которому Али с его невероятным талантом обращать все в свою пользу в скором времени прыгнул в национальные герои. Всей своей последующей жизнью Мухаммед Али доказал, что искренне и бескорыстно боролся за права афроамериканцев. Он стал дойной коровой для Черных Мусульман, которым перетекала большая часть его гонораров. Однако, правда и то, что роль воинствующего проповедника Али сыграл с большой выгодой для себя.
Правда здесь в деталях. Оставив в стороне Али, мы задаем вопрос: выиграли или проиграли мы все от отставки Мухаммеда? Давайте разберемся.
Прежде всего, начнем с того, что несомненно. В 1966-67 годах Али находился в своей лучшей форме, и он прогрессировал. В общем-то, он напоминал паровоз, который разогнался и несся под гору в будущее на всех парах. Хватило бы этого, чтобы нанести поражение чемпиону Олимпийских Игр 1964 года Джо Фрезеру и чемпиону Олимпийских Игр 1968 года Джорджу Формену (я здесь забегаю вперед)?
Несомненно. Более того, Али сделал бы это с относительной легкостью. Так что здесь мы чиновникам от бокса очень «обязаны». Благодаря им мы лишились возможности это все увидеть в таком виде, как это было «задумано». Лично мне от этого больно. Очень больно. Если бы я писал этот свой опус году в 1970, я бы только об этом и говорил. То есть, если Али – это вершина бокса, то ее заснеженных высот мы так и не увидели. Нас лишили такой возможности. Был бы этакий «супер Джо Луис». Даже сейчас, когда говорю, мне обидно.
С другой стороны, в годы отставки Мухаммед Али созрел как личность. Мы это еще увидим. Я помню, как в 80-х годах я говорил с нашим известным в прошлом боксером Глебом Толстиковым (чемпион СССР 1954 года). Он встречался с Али во время его отставки, где-то в районе 1969-70 года, и он сказал: «Мухаммед был человек, который умел мгновенно обращать все в свою пользу. Прежде всего, это касалось его отставки. Я его увидел, когда он был в каком-то зале. Огромный и мощный, он надвинулся на нас, как какая-то туча, и спросил, откуда мы. Мы сказали – из СССР. Мы договорить не успели, а он уже вопил: «Вот, люди из СССР, и они меня знают! Они поддерживают меня как мусульманина!» Он что-то еще долго говорил, и я видел, как люди все больше и больше ему верили. Вся Россия, может быть, сама того не зная, была на его стороне!»
Этого бы тоже не было без решения чиновников от бокса, лишивших его лицензии на три с половиной года. А это, если так можно сказать, больше, чем быть просто «супер Джо Луисом». Или нет? Или да? В общем, здесь каждый все решает по-своему. Но Америка все давно решила: она могла бы забыть великого боксера, забыла и Джо Луиса, но великого Мухаммеда Али – никогда.
Между тем война во Вьетнаме теряла популярность с каждым годом. Афроамериканцы в своей борьбе за полное равноправие отвоевывали один рубеж за другим. Али с его луженой глоткой постепенно стал глашатаем самого бурного периода в истории послевоенной Америки. Перестав быть чемпионом мира только на бумаге, он остался им в глазах большинства и еще больше укрепил свои позиции второго человека после президента. В известном смысле он стал куда популярнее Ричарда Никсона, пожалуй, последнего твердолобого традиционалиста, сидевшего в Белом Доме.
Несмотря на всю разность масштабов этих событий в истории Америки, ситуация с Али в конце 60-х в чем-то напоминала положение с сухим законом в конце 20-х, о котором я уже упоминал. Тогда очень многие тоже понимали, что этот непопулярный закон, на котором пышным цветом расцвела американская мафия, до того не поднимавшаяся выше мелкого рэкета, а теперь ставшая силой государственного масштаба, был трагической ошибкой. Но у двух президентов-республиканцев, сменивших друг друга в Белом Доме за время его действия, не хватало смелости это признать. Понадобился грандиозный экономический кризис и приход к власти демократа Франклина Рузвельта, чтобы отменить сухой закон.
В ситуации с Али таких грандиозных преобразований не понадобилось. Осенью 1970 года ему без лишнего шума довольно изворотливым способом позволили вернуться на ринг. Это было косвенным признанием собственной ошибки, так как за три с половиной года, проведенных вдали от бокса, Мухаммед Али не только не изменил своих позиций в отношении войны во Вьетнаме, а заодно и прав афроамериканцев, но и стал еще большим радикалом, чем был. Вполне возможно, что не последнюю роль в этом решении сыграло желание просто утихомирить Али, дав ему возможность заниматься своим прямым делом и понадеявшись, что он хотя бы слегка притихнет. Оказалось, что вне ринга он представлял куда большую опасность для американских традиционалистов, чем на нем. Он стал силой, которую нельзя было не замечать и с которой нельзя было не считаться.
Победа пришла, когда сам Али ее уже не очень ждал. 1 февраля 1970 года он заявил о том, что покидает ринг и готов лично вручить чемпионский пояс победителю боя известных тяжеловесов Джимми Эллис – Джо Фрезер. Казалось, что история с отлучением Али от бокса, наконец, закончилась победой его противников. Однако 11 сентября того же года на пресс-конференции в Нью-Йорке было объявлено, что Мухаммед Али подписал контракт на бой с сильным белым тяжеловесом Джерри Кворри, который должен был состояться в Атланте, штат Джорджия. Сообщение это застало всех врасплох. Никто не мог понять, так простили Али или нет. Лицензию Али, вроде бы, никто не возвращал, но в штате Джорджия не было Боксерской комиссии, как в большинстве других штатов, и официально там просто некому было запрещать Али драться на ринге с кем бы то ни было.
Разумеется, это было обычное крючкотворство. Губернатор Джорджии без всякой боксерской комиссии мог легко запретить Али проводить бои на рингах штата, но он этого не сделал, так как ему либо прямо сказали, либо намекнули, что Мухаммеду надо дать возможность вернуться на ринг. Власти просто нашли способ сделать это, сохранив лицо. Однако многие, как, например, главный боксерский журнал Америки The Ring, предпочли сделать вид, что не поняли, что произошло. Его автор Дэн Дэниэл писал тогда: «Если Кассиус Клей виновен, он должен сидеть в тюрьме. Если у него были уважительные причины, по которым он имел право отказаться от службы в армии, ему надо предоставить свободу и дать возможность заниматься его профессией, то есть драться на ринге». По-моему, это такие пляски после смерти, когда инициатива, то есть, лишение Али лицензии, уже мертва, но нельзя сделать вид, что она всегда такой была. Тем более, что мертва – не мертва, но нас-то она лишила удовольствия видеть чемпиона мира в течение трех с половиной лет.
Из одного того, что Али назвали его старым именем, ясно, что The Ring никак не одобрял его возвращение на ринг. И действительно лейтмотивом статьи был ни разу не сформулированный, но читаемый в каждом слове, вопрос – почему этот парень не сидит в тюрьме? Ну, правда: почему? Али уже собирался снова выходить на ринг, а его враги все никак не могли закончить давно проигранную битву.
Бой с Джерри Кворри состоялся 26 октября 1970 в Атланте. Кворри, сильно уступавший Али в размерах, не говоря уж о технике, оказал мужественное сопротивление. Однако в третьем раунде Джерри получил страшное рассечение, и бой пришлось остановить.
Этот поединок оставил открытым вопрос, сможет ли Али после такого долгого бездействия снова стать самим собой. Все вспоминали, какими огромными потерями обернулся перерыв, вызванный войной, для Джо Луиса. Был еще и психологический фактор: Али полностью посвятил себя боксу с 12 лет и жизни за пределами ринга практически не знал. Теперь же, после трех с лишним лет безделья, наполненных отнюдь не только борьбой за права негров, но и приятнейшим времяпровождением в кругу многочисленных женщин и дружескими посиделками, то, что когда-то было буднями, стало адом: тренироваться с такой отдачей, как раньше, он больше уже никогда не смог.
Кроме того, в технике он тоже много потерял. Руки остались почти такими же быстрыми, как и были, но вот ноги крепко потеряли в скорости. Теперь его уже трудно было назвать «танцмейстером», как делали чуть ли не все комментаторы его боев раньше. Иногда он как бы забывал об этом, и срывался в танец, но быстро останавливался. В целом, он стал медлительнее и начал пропускать довольно много ударов в ближнем бою, чего за ним раньше не водилось.
После трех с половиной лет простоя Али рвался в бой, и следующую встречу он провел менее чем через полтора месяца, 7 декабря 1970 года, что было, мягко говоря, неразумно. Тем более, что соперник у него был очень сильный и уважаемый – аргентинец Оскар Бонавена, и проходила она в тогдашней столице мирового бокса Мэдисон Сквер Гардене.
Незадолго до боя на одной из последних пресс-конференций произошла неожиданность. Бонавена, едва знавший английский, сумел победить в словесной перепалке самого Мухаммеда Али, которого еще несколько лет назад называли не иначе как Большой Рот. «Ты почему не пошел в армию? Цыпленок!» - сказал Оскар (последнее слово в английском является синонимом слова «трус»). «Цыпленок», - не унимался Бонавена, - «Цып-цып-цып-цып-цып!» «Давай-давай, говори-говори», - ответил Али, но было видно, что он крайне уязвлен.
Сразу, как только начался бой, стало видно, что скорость ног Али действительно частично потерял: впечатление сложившееся во время боя с Кворри не было обманчивым. Хуже всего было то, что он сам с этим еще не освоился и пытался работать по-прежнему. В общем и целом Али вел бой, но с очень небольшим преимуществом. Время от времени невысокий и настырный Бонавена продирался сквозь его удары и иногда доставал своими.
Самым увлекательным получился 9 раунд. Сначала оба по разу поскользнулись и упали. Затем Али сумел потрясти Бонавену хорошей серией и бросился на добивание. Какое-то время казалось, что ему это удастся, но тут аргентинец провел левый хук, который потряс Али с ног до головы. Теперь уже Бонавена попытался его добить, но у него ничего не вышло.
В заключительном пятнадцатом раунде Оскар выглядел очень измотанным. В какой-то момент он, согнувшись в три погибели, умудрился даже схватить Али за колено, но потом перешел к безумным атакам. Он пытался достать Мухаммеда длиннейшими боковыми ударами, от которых тот без труда уходил. Снова и снова, как он это делал на протяжении всего боя, Бонавена пытался прорваться сквозь удары Али, но было видно, что силы его на исходе. Мухаммед неожиданно провел левый хук, который вообще-то был любимым ударом Бонавены. Аргентинец слегка поплыл. Вскоре Али повторил свой удар слева, и на этот раз Оскар упал на пол. Когда он встал, Али набросился на него, дав, наконец, волю душившей его ярости, и затяжной серией снова отправил в нокдаун. Бонавена снова встал, и снова Али, как почуявший кровь хищник, бросился на него. Он провел длинную серию, завершившуюся левым хуком, и рефери остановил встречу.
Али счел, что теперь он готов вернуть себе чемпионский титул. Впрочем, он с полным на то основанием продолжал считать себя единственным настоящим чемпионом мира: ведь он никому не проигрывал свой титул. Человека же, которому звание чемпиона мира принадлежало официально, Джо Фрезера, Али считал самозванцем, и очень многие готовы были с ним в этом согласиться. Вместе с тем против нового Али у него были какие-то шансы.
Бой Али-Фрезер назревал с фатальной неизбежностью. Но Али не привык полагаться на судьбу, и однажды он устроил целое шествие к дому Фрезера и всю дорогу скандировал требования к Джо, чтобы он вышел на поединок с ним. Его слова были подхвачены множеством разгоряченных глоток любителей бокса. Но Фрезер и не собирался уклоняться от боя с Али. Он вышел ему навстречу и подтвердил свое желание увидеться с ним на ринге. Много позже стало известно, что боксеры вообще спланировали это представление совместно.
Механизм был запущен. Боя стали требовать все, и он состоялся в Мэдисон Сквер Гардене 8 марта 1971 года.
(продолжение следует)
Александр Беленький
