Биовласть и биополитика.
Проблема биополитической организации власти на сегодняшний день является крайне актуальной, выступая объектом многочисленных исследований. Данной проблематикой в разное время занимались политологи, входящие в Ассоциацию политики и наук о живом (Л. Колдуэлл, А. Сомит, С. Петерсон, П. Корнинг, Дж. Шуберт), А. Влавианос-Арванитис, П.Д. Тищенко, украинский исследователь В.Ф. Чешко и многие другие. Однако ключевой фигурой для всех последующих исследований является М. Фуко, который первым дал философское обоснование биополитики как осуществления биовласти в обществе. В самом широком смысле под «биовластью» понимают некую растворенную в культурном и символическом пространстве обусловленность тех или иных действий индивида. Другими словами, биовласть как особый тип власти уже несводима к бинарной схеме «субъект – объект», что, впрочем, ничуть не умаляет ее реального значения и влияния. Наряду с биовластью возникает и специфический «инструментарий» по использованию ее потенциала в политических целях. Речь идет о биополитике, имеющей двойственное основание – «политический актив» биологии и влияние «политического» на «биологическое». Соответственно, в научный дискурс биополитика также входит в двух измерениях – биологической интерпретации политики и политической интерпретации биологии, в конечном счете, становясь некой результирующей этих двух аспектов. Отечественный исследователь В. Чешко предлагает следующее определение биовласти: «…Явная или неявная способность социума и его властных структур нормировать и регулировать биологические отправления отдельных индивидуумов». А российский ученый П. Тищенко характеризует биовласть несколько по-другому: «Биовласть детерминирует индивидуальное самочувствие и самосознание людей, пронизывает их микро- и макросоциальные связи, суля здоровье и предлагая защиту от патогенных влияний; присутствует в форме аморфного гетерогенного «матрикса» практик, дающего научно обоснованные технические средства истолкования человеческих проблем и их разрешения». Достаточно точно связь между понятиями «биовласти» и «биополитики» раскрыл другой российский исследователь А. Олескин: «Биовласть порождает биополитику – совокупность социально-политических наук о живом, в плане как политической теории, так и практической политики, или, в более узком понимании, – применение подходов, теорий и методов биологических наук в политологии» .
В понимании французского философа-постструктуралиста Мишеля Фуко биополитика – это «воздействие политической системы на биологические характеристики человека, основанное на биовласти». Право на жизнь и на смерть всегда являлось одной из привилегий власти суверена. С давних времен право на жизнь определялось лишь в соотношении с правом на убийство («правом меча»). Фуко отмечает, что основной принцип подобных практик следующий: суверен позволяет жить либо заставляет умереть. Однако в середине XVIII века происходит ключевое изменение этого принципа: теперь власть подразумевает способность заставить жить или позволить умереть . С этого периода начинается эпоха власти, ориентированной в первую очередь на жизнь и усиление рода, на максимизацию полезности человеческого тела. Во второй половине XVIII века зарождается вторая технология биовласти, дополняющая существующую: помимо индивидуального человека-тела интерес биовласти распространяется и на массовость человека-рода. Благодаря этому на смену «дрессуре» индивидуального тела приходят технологии, позволяющие изучить проблемы воспроизводства, рождаемости, заболеваемости населения, миграции, условий жизни, воздействия географической и климатической среды на общество. Любопытные следствия подобных трансформаций проявились и в научной сфере: наблюдается интенсивное развитие наук, в фокусе внимания которых находится народонаселение (социология, демография, отдельные отрасли медицины, статистика) .
Следует отметить, что технологии биовласти и за последнее столетие претерпели ряд изменений, позволяющих говорить о нескольких стадиях эволюции биовласти. Первый этап – этап модификации фенотипической конституции на основе прямого или косвенного принуждения. Второй – этап репродуктивных технологий, характеризующийся вмешательством в подбор родительских пар, практикой стерилизации и другими мерами «этатизации биологического». Третий – этап технологий управляемой эволюции . Среди основных специфических особенностей биовласти XXI века, авторитетные исследователи В. Чешко и В. Глазко выделяют следующие: ослабление прямого воздействия на биологические функции индивида (через нормативно-правовые акты); рост косвенного влияния (через общественное мнение, СМИ, рекламу); коммерциализация биовласти. В XXI веке важнейшее значение приобретает биомедицинская составляющая биополитики – как отмечает П. Тищенко, «контроль над рождением становится все более жестким, прежде всего за счет революционного совершенствования техник женской контрацепции, аборта и стремительного развития индустрии новых репродуктивных технологий» . Таким образом, в эпоху новых технологий биовласть принимает видоизмененную форму, тотальную и всеохватывающую, проникая в индивида и становясь неотъемлемой частью его существования, вынуждая «нового субъекта» отыскивать основания своего бытия в новом контексте высоких технологий.