Из хроники репрессий: 9 июля

1933. Июль, 9

Решением Особого совещания при Коллегии ОГПУ приговорены к различным срокам заключения 14 человек, жителей Томска, в основном, рабочих и служащих Томского завода «Металлист», обвиненных в контрреволюционной деятельности, участников якобы существовавшей на заводе подпольной организации «Томский рабочий комитет»:

1. Аличкин Василий Петрович (1885), русский, завод "Металлист", слесарь, приговор — 5 лет;
2. Блажиевский Иван Лукьянович (1872), поляк, столярная мастерская, заведующий, приговор — 3 года;
3. Блажиевский Станислав Иванович (1913), поляк, ликвидатор неграмотности, приговор — 3 года;
4. Герасимов Семен Васильевич (1887), русский, завод "Металлист", литейщик, приговор — 3 года;
5. Жуланов Григорий Сергеевич (1882), русский, сапожник, приговор — 1 год;
6. Жуланов Дмитрий Григорьевич (1913), русский, типография № 2, стереотипист, приговор — 5 лет;
7. Жуланов Семен Григорьевич (1911), русский, сапожник-кустарь, приговор — 5 лет;
8. Зайцев Илья Филиппович (1910), русский, освобожден;
9. Курехин Вениамин Рафаилович (1915), русский, приговор — 3 года;
10. Курехин Рафаил Алексеевич (1887), русский, приговор — 3 года;
11. Мальков Мефодий Андреевич (1912), русский, завод "Металлист", токарь мехцеха, приговор — 5 лет;
12. Осинин Петр Анисимович (1900), русский, завод "Металлист", рабочий мехцеха, приговор — 3 года;
13. Тайлашев Алексей Алексеевич (1880), селькуп, трудколония "Чекист", сторож, приговор — 3 года;
14. Шебелян Вениамин Алексеевич (1912), русский, завод "Металлист", токарь, приговор — 5 лет.

Все они были арестованы в один день — 12 марта 1933 года, все были реабилитированы в ноябре 1962 года.

[Боль людская. Т-1.С.330-331.]

1940. Июль, 9

По приговору народного суда 1 участка Вокзального района бухгалтер дрожзавода Н.Ф. Беленко приговорена к исправительно-трудовым работам на 6 месяцев согласно Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1940 за опоздание на работу 1 июля на 10 минут.

[ГАТО. Ф.Р-430. Оп.1. Д.752. Л.184.]

1945. Июль, 9

Петер Зигмундович Демант. Источник: Магаданская областная универсальная библиотека им. А.С. Пушкина

Арестован в поселке Астанино Пудинского района Томской области Петер Зигмундович Демант (1918-2006), австриец, уроженец Инсбрука, перед арестом рабочий Пудинского райкомбината.

Родился в городе Инсбруке, в Австрии, в семье кадрового военного. Детство и юность провел в городе Черновцы (Буковина), который до 1940 года входил в состав Румынии. Там он окончил гимназию, а затем продолжил образование в политехническом институте в Брно в Чехословакии и Ахенском технологическом институте в Германии.

В 1940 году Буковина вошла в состав Украины, и Демант в отличие от многих соотечественников после института решил вернуться на родину и стал гражданином СССР. До ареста он работал в Черновицком краеведческом музее. 13 июня 1941 Петер Демант был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Австрии и Германии и осужден на пять лет сибирских лагерей. После освобождения устроился работать в Пудинском районе Томской области.

9 июля 1945 вновь был арестован и 12 сентября 1946 Военным трибуналом Томского гарнизона осужден на 10 лет ИТЛ и 5 лет поражения в правах, но Военной Коллегией Верховного суда СССР срок заключения был снижен на 2 года. Наказание отбывал на Колыме.

После освобождения из лагеря «Днепровский» 31 августа 1953 Петер Зигмундович Демант остался работать по вольному найму, а когда в 1955 году лагерь и поселок ликвидировали, переехал в Ягодное. До самой пенсии он работал грузчиком.

Петер Зигмундович Демант был увлечённой натурой, занимался фотографией, радиоделом, туризмом. Его можно назвать основателем горного спортивного туризма в Магаданской области. Стремление к покорению горных вершин было заложено в нем с детства: отец Петера Зигмундовича — из тирольских горных стрелков — постоянно совершал серьезные восхождения и приучал к этому детей, занимаясь их физическим воспитанием. В 1957 Демант первым покорил одну из самых высоких гор в Магаданской области — пик Абориген. С тех пор маршрутом, проложенным первовосходителем, проходят не только колымские альпинисты, но и гости края. Несколько лет Петер Зигмундович был инструктором военно-спортивных лагерей в Ягоднинском районе, безвозмездно работал с детьми. Под его руководством они не раз становились победителями и призерами различным областных соревнований. По воспоминаниям его земляков-ягоднинцев, в те годы он был кумиром местной молодежи, отлично стрелял, играл на музыкальных инструментах, всегда проявлял интерес к окружающим его людям. В Ягодном у него была огромная библиотека. Надолго прикованный к больничной койке, вдобавок к десяти европейским языкам, которыми он владел, освоил еще японский и арабский.

Демант — автор нескольких книг. Его перу принадлежат романы «Зеркало тети Сары», «Золото Монтаны», автобиографическое повествование «Счастливые тридцатые годы», сборник рассказов «Сибирские миражи», автобиографическая повесть «Первая жизнь», записки старого грузчика «Мои три парохода» и многие другие. Но самое знаменитое его произведение — автобиографический роман «Зекамерон ХХ века» — описание всего виденного им за годы неволи. Роман был написан в 1969–1971 годы, но рукопись долгие годы приходилось прятать от бдительного ока КГБ. В годы перестройки фрагменты этого произведения под псевдонимом Вернон Кресс печатались в «Литературной России», альманахе «На Севере Дальнем».

Эпизоды из «Зекамерона ХХ века» были использованы в сценарии вышедшего на телеэкраны в 2007 многосерийного фильма «Завещание Ленина», снятого по «Колымским рассказам» Варлама Шаламова режиссером Николаем Досталем.

11 декабря 2006 года Петр Зигмундович Демант, после тяжелой продолжительной болезни умер в Москве.

Петр Зигмундович Демант с женой / Фото: mamm-mdf.ru

Иван Паникаров. Из «Книги судеб»:

С Петром Зигмундовичем Демантом мы встретились в Магадане в июне 1996 года, куда он в числе других мос­квичей, бывших узников Ко­лымы, приезжал на открытие памятника жертвам по­литических репрессий «Маска скорби». Заочно, по пись­мам, я был знаком с ним, по­этому и разговор у нас полу­чился теплый, дружеский и доверительный.

Устроившись поудобнее в кресле в гостиничном номе­ре, бывший колымчанин обратился ко мне:

— Ну, спрашивай, что тебя интересует. Так и быть, рас­скажу.

Мне известно, что моего собеседника в Ягодном мно­гие знают и помнят, но не столько по фамилии, сколь­ко как «австрийского шпио­на». С вопроса, почему имен­но «австрийский шпион», и началась наша беседа.

— Да, я австриец, — под­тверждает Петр Зигмундович, — и меня, в самом деле, многие годы, особенно офи­циальные власти, считали иностранным шпионом. Есть такая русская поговорка: «Дыма без огня не бывает», хотя в моей истории ни ог­ня, ни дыма не было. А шпи­онский ярлык на меня наве­сили вот почему.

Мой собеседник сделал небольшую паузу, как бы вспоминая, и продолжил: — Родился я действительно в Австрии, но детство и юность прошли в городе Черновцы, где служил мой отец, кадро­вый военный. Этот город до осени 1939 года входил в со­став Румынии. Когда терри­тория Северной Буковины была насильно присоединена к советской Украине, многие её жители ушли — кто в Румынию, кто в Венгрию, кто в Австрию, не желая быть советскими подданными. Я же решил не менять место жительства — ведь здесь про­шла большая часть моей жизни. Тогда я работал в краеведческом музее. Честно сказать, ни русского, ни ук­раинского языков не знал, кроме нескольких русских слов, которые в детстве слы­шал от отца...

— А что, ваш отец говорил по-русски?

— О да! Хотя и с сильным акцентом, но общался. Ему поневоле пришлось выучить его. Если хотите, я расскажу немного об отце.

— Конечно, это интересно.

Слева направа: Эрни Зита Демант, Зигмунд Демант и Петр Демант. 1930 год. Источник: Wikiwand

— Мой отец во время пер­вой мировой войны участво­вал в боевых действиях про­тив Антанты и попал в рус­ский плен. Более трех лет его содержали где-то в сибирс­ких тюрьмах, и за эти годы он трижды совершал побеги. Первый раз его поймали где-то в Забайкалье с чужими документами, в которых он значился русским. Но какой из него русак, если он с си­льным немецким акцентом разговаривал! Отправили в Читу вместе с пленными ту­рками. Но он сумел второй раз сбежать, ушел в Харбин. В этом городе хотел обрати­ться в шведское посольство, которое могло его через Аме­рику переправить в Австро-Венгрию. Но охрана посоль­ства не захотела его выслу­шать, арестовала и передала российским властям. Опять заключили в тюрьму... Сосе­ди по камере, пленные тур­ки, знали, что отец дважды совершал побег, и предложи­ли ему вновь решиться на этот шаг — уйти через Гоби в Монголию и далее — в Аф­ганистан. Но он избрал другой путь и снова в одиночку ушел в побег. Добрался до Иркутска, на дворе уже была зима. И тут помог ему один священник. Каким об­разом? Отец попал на какой-то религиозный праздник, который проходил на реке. По обычаю в прорубь броса­ли железный крест, и кто-то должен был его достать, ны­ряя в ледяную воду. Обыч­но для этой цели за опреде­ленную плату церковники нанимали цыган. В этот же раз ныряльщик то ли моро­за испугался, то ли хотел, чтобы больше заплатили ему, заартачился. А народ ведь ждёт, церемония задержива­ется. И тут какой-то мужик, прорвавшись сквозь толпу, молча раздевшись, ныряет в прорубь и достает крест. Это был мой отец.

После праздника доставили его к священнику. Тот начал интересоваться, что за чело­век, откуда и так далее. Отец, конечно, не стал ему расска­зывать свою историю, а на­звался мещанином Степано­вым, которого якобы ограби­ли разбойники. А священ­ник и говорит ему: «Вижу я, какой ты Степанов, гово­ришь-то не ахти как по-рус­ски. Ну да ладно, не бойся, не сдам тебя властям. Ты меня выручил, и я тебе по­могу. Говори, что нужно». Отец сказал, кто он на самом деле, куда путь держит. Пе­реправил его священнослу­житель в Пермь с караваном, следовавшим на ярмарку. А оттуда отец, ради Христа по­прошайничая, пошел на се­вер в сторону Финляндии. Добрался до неё и через Шве­цию попал на родину — в Ав­стро-Венгрию. Вот за эти-то три года скитаний по рос­сийской земле и научился русскому языку.

Петр Зигмундович умолк, вспоминая, на чем прервал­ся его рассказ о себе, и про­должил:

— Так вот, остался я, ино­странец, в Стране Советов жить, не подозревая, что мною уже заинтересовались соответствующие органы. По-прежнему работал в музее. И вот 13 июня 1941 года попал в лапы НКВД. Обвинили в том, что я якобы шпион. Ав­стриец по национальности, живу в СССР — почему не уехал, как другие, на роди­ну? А так как я учился за границей, в высших учебных заведениях Чехословакии и Германии, то пришили мне и ярлык агента разведок этих государств. И загремел я в сибирские лагеря на пять лет. Отбыл наказание, освободи­лся из лагеря вовремя и в 1946 году устроился работать на бумажную фабрику Пуинского райпромкомбината Томской области. Но трудил­ся недолго, снова арестова­ли...

12 сентября 1946 года состоялся суд, — продолжает свой рассказ о следующем этапе лагерной жизни Петр Зигмундович. — Теперь ме­ня судил Военный трибунал Томского гарнизона по ст.ст. 19 и 58 п.п. 1, 8, 10, 14.* Получил десять лет и пять «по рогам», то есть поражения в правах. Од­нако военная Коллегия Верховного суда СССР сочла до­статочной мерой наказания восемь лет исправительно-трудовых лагерей по статье 58-10. В 1959 году, уже пос­ле освобождения, дело было пересмотрено и поражение в правах отменено, хотя я пра­ктически и лагерный срок, и ссылку отбыл полностью.

Со станции Асино Томской области в числе многих за­ключенных меня повезли железной дорогой в Наход­ку. В конце ноября погрузи­ли на пароход «Советская Латвия», и через восемь-де­сять дней мы прибыли в Ма­гадан. А потом лагеря Дальстроя — «Новый пионер», «Спорное», «Днепровский» и другие. Из «Днепровского» я и освободился 31 августа 1953 года...

— А в каком году вас реа­билитировали, Петр Зигмундович? — поинтересовался я.

— Все эти годы и в лаге­ре, и после освобождения я считал, что ни в чем не виноват перед Советами, а тем более — перед народом, врагом которого, судя по пун­ктам статьи, меня сочли. Поэтому и не обращался ни в какие инстанции по поводу своей реабилитации. Никогда не писал ни жалоб, ни заяв­лений, ни просьб о помило­вании, как многие делали, будучи в заключении, и по­сле освобождения из лагеря. Советский суд я просто не признавал так же, как и его решения в отношении обеих моих судимостей. Более то­го, считал ниже своего дос­тоинства просить этот орган разобраться во всем том, что со мною произошло. Суди­мость с меня, конечно, была снята, но я не был оправдан. Лишь после развала Союза и по настоятельной просьбе спутницы жизни Ирины Пе­тровны, которая указала мне на большие льготы репресси­рованным, это было время пустых полок в магазинах, я для успокоения совести и удовлетворения требований супруги в ноябре 1991 года обратился в прокуратуру. И спустя три дня получил до­кумент о реабилитации...

После освобождения из ла­геря «Днепровский» Петр Зигмундович остался рабо­тать там по вольному найму. А когда в 1955 году лагерь и поселок ликвидировали, при­ехал жить в Ягодное. Уст­роился грузчиком в торговую контору УРСа и до 1978 года трудился там.

Но и после освобождения из заключения «австрийский шпион» находился под негласным надзором КГБ. Имея два высших образования, владея несколькими языками (немецким, английским, французским, испанским, итальянским, чешским, поль­ским и другими), он не мог найти работу по своим зна­ниям и способностям. Вер­нее, во всех организациях ему отказывали в трудоуст­ройстве. Так и проработал до пенсии грузчиком. По его примерным подсчетам, за 23 года своей трудовой деятельности в УРСе через его руки прошло 75 (!) тысяч тонн грузов — мешки с сахаром, мукой, солью, ящики со стеклом, гвоздями, посудой, пианино, мотоциклы и другие товары народного потребления. А зарплату тогда он получал всего 80 рублей в месяц.

— В начале 70-х годов ре­шил оставить физический труд, — рассказывает Петр Зигмундович. — Ведь пере­валило за пятьдесят... Дого­ворился с начальником ме­теостанции на Бохапче насчет работы — у меня второй класс радиста. Он согла­сился взять, но через неко­торое время отказал. А че­рез пару лет мы с ним вновь встретились, и он объяснил мне причину отказа. Оказы­вается, в местном отделении КГБ узнали, что я хочу уй­ти на метеостанцию, и по­звонили начальнику, дав указание не принимать меня на работу.

Петр Зигмундович точно знал, что числится в списках неблагонадежных людей в КГБ, хотя и не понимал, по­чему — ведь наказание от­был сполна.

Подводя итог своей лагер­ной одиссеи, П.З. Демант сказал:

— Это краткая моя биогра­фия, так сказать, «скелет». А «мясо» — увлечение музы­кой, фотографией, радиоде­лом, туризмом, альпинизмом, немного писательской деяте­льностью и так далее.

Некоторые издания книг Вернона Кресса

Петр Зигмундович Демант — автор не­скольких книг. Но самое знаменитое его произведение — «Зекамерон XX века», которое автор написал, живя еще в Ягод­ном, где идет речь о колым­ских лагерях и людях, отбы­вавших в них наказание.

— Эту книгу я начал писать в 70-х годах и чуть было в очередной раз не по­страдал из-за нее, — вспо­минает Петр Зигмундович. — Как-то, находясь на стацио­нарном лечении в больнице в Ягодном, я рассказал ребя­там по палате эпизод из ла­герной жизни, который про­изошел на прииске «Дне­провский». Все внимательно, с интересом слушали. А ко­гда я закончил рассказывать, один из знакомых задал мне вопрос: почему, мол, не на­пишешь обо всем, что случи­лось с тобой, книгу? Дейст­вительно, подумал я. И на другой день взялся за вос­произведение своих воспо­минаний на бумаге. Писал и прятал под подушку. Вый­дя из больницы, продолжал писать. К середине 70-х го­дов рукопись была готова, но предлагать ее какому-либо издательству для публика­ции я не собирался. Пони­мал, что не опубликуют, более того — обвинят в иска­жении действительности. О том, что я пишу о лагерях, каким-то образом прознали местные сотрудники комите­та госбезопасности, но в от­крытую меня не преследова­ли, понимая, что нужны до­казательства. Кое-кто из жителей Ягодного (меня в по­селке знали все от мала до велика), как позже мне ста­ло известно, пытался по указанию КГБ выяснить, дейст­вительно ли я пишу мемуа­ры. Как бы между прочим расспрашивали о пережитом, интересовались литературой, имеющейся в моей библиоте­ке, советовали взяться за перо. Я, конечно, смекнул, в чем дело, соглашался: мол, можно написать, да вряд ли кого-то заинтересуют мои воспоминания. Сначала ру­копись прятал дома, но по­том, боясь обыска, передал ее очень хорошей моей зна­комой Вере Гавриловне Амельченко, которая хранила ее несколько лет и после моего отъезда на «материк» при­слала мне. А когда в стране начали открыто говорить и писать о прошлом, я издал «Зекамерона»...

* Ста­тья 19 — «покушение на ка­кое-либо преступление, а ра­вно и приготовительные к преступлению действия, вы­ражающиеся в приискании или приспособлении орудий, средств и создании условий преступления...».

Статья 58 пункт 1 — «контрреволюци­онное действие, направлен­ное к свержению, подрыву или ослаблению власти рабо­че-крестьянских советов... или к подрыву или ослабле­нию внешней безопасности Союза ССР и основных по­литических и национальных завоеваний пролетарской революции...

пункт 8 — совер­шение террористических ак­тов, направленных против представителей Советской власти...

пункт 10 — пропа­ганда или агитация, содер­жащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Со­ветской власти...

пункт 14 — контрреволюционный сабо­таж...

Источники:

• Уголовный Кодекс РСФСР, редакция 1926 года.
• БД "Жертвы политического террора в СССР"; Архив НИПЦ "Мемориал", Москва;
• Томский мартиролог;
• Петер Зигмундович Демант (Вернон Кресс). 100 лет со дня рождения. Магаданская областная универсальная библиотека им. А.С. Пушкина;
• И.А. Паникаров. Из «Книги судеб».

Полную информацию о людях, названных в этой публикации, вы сможете посмотреть в их личных карточках Томского мартиролога.

Музей располагает электронной базой данных более чем на 200 тысяч человек, прошедших за годы советской власти на территории Томской области через горнило «чрезвычаек» и «троек», раскулачиваний и массовых депортаций народов.