Когда писательницу Вирджинию Вулф попросили прочитать лекцию на тему "Женщины и литература", она подошла к этому вопросу, как к исследованию. В итоге появился не только материал для двух лекций, но и эссе , которое позже было издано отдельной книгой.
"Своя комната" - это рассуждения писательницы о женщинах и литературе, в котором она поднимает очень важные темы. Например, почему исторически сложилось так, что женщины и мужчины находятся не в равных условиях. Почему сестра Шекспира, обладая теми же талантами и стремлениями, не могла бы добиться успеха на литературном поприще. Почему о женщинах чаще всего пишут мужчины, которые совершенно не понимают, о чём говорят. Почему эти мужчины злятся на женщин , хотя у них в руках, по сути, находится весь мир? Почему женщине, для того, чтобы стать писательницей, нужны деньги и своя комната?
Всё это написано в 1928 году в Англии, когда уже существовало как минимум два женских колледжа, женщины некоторое время назад получили право распоряжаться своими деньгами и право голосовать на выборах.
Единственный вывод, к которому я пришла, касался частного вопроса: «Если женщина собралась стать писательницей, ей необходимы деньги и своя комната».
Эссе начинается с того, что героиня, размышляя о роли женщины в литературе, гуляет и обедает в мужском колледже Оксбридже, а ужинает в женском Фернхеме. И обращает внимание на то, как разнятся условия в этих двух колледжах. Мужчины наслаждаются жизнью, а женщины выживают, едва сводя концы с концами.
Обед в Оксбридже и ужин в Фернхеме породили шквал вопросов. Почему в мужском колледже подавали вино, а женском воду? Почему один пол процветает, а другой влачит нищенское существование? Как влияет на творчество бедность? Какие условия необходимы для создания произведений искусства?..
Потом она идёт в библиотеку и начинает искать литературные источники по интересующей её теме. Находит сотни книг, написанных мужчинами и жалкую горстку книг, написанных женщинами. Все имена на слуху: Джейн Остин, сестры Бронте и т.д.
Логично, когда вопросы пола и его природы изучают доктора и биологи. Но вот что удивительно и труднообъяснимо – о женщинах пишут очерки и романы всяческие всезнайки и бумагомаратели, мужчины со степенью магистра искусств и мужчины без оной, которые выделяются лишь тем, что они не женщины. Некоторые книги, судя по заглавиям, были поверхностны и несерьезны, но большинство – основательны и поучительны.
При этом женщины книги о мужчинах не пишут.
Я открыла каталог на букве «М», дабы найти книги про мужской пол. Странное явление, как выяснилось, присущее исключительно мужчинам: женщины не пишут книги о мужчинах! Тут я вздохнула с облегчением.
Мужчины, когда пишут о женщинах, говорят о том, чего не знают.
Ну почему каждый умный мужчина пишет о женщинах по-своему? Возьмем, к примеру, Поупа: «Большинство женщин совершенно бесхарактерны» . А вот Лабрюйер: «Женщины – сама крайность. Они либо лучше, либо хуже мужчин». Два явно противоречивых мнения, хотя авторы, умнейшие люди, были современниками. Способны ли женщины к обучению? Наполеон считал, что нет. Доктор Джонсон считал иначе. Есть ли у женщин душа? Некоторые дикари считают, что нет. Другие, наоборот, уверены в божественном происхождении женщин и поклоняются им. Одни мудрецы утверждают, будто женщины глупее мужчин. Иные – что более сознательны. Гете выражал им почтение, Муссолини их презирает. Мужчины без конца говорят о женщинах, но каждый по-своему.
А ещё, мужчины на женщин злятся. Но почему?
Я успокоилась и стала думать: почему мужчины, которые писали о женщинах, на них злились? За что? В прочтенных за утро книгах ясно чувствовался накал страстей. У каждого автора он проявлялся по-своему: у одних в иронии, у других в тоне повествования, у третьих в любопытстве, у четвертых в осуждении. Однако почти всегда подспудно присутствовало еще коечто – злость. Злость, загнанная глубоко внутрь и смешанная с другими чувствами. Судя по тому, как странно она выражалась, то была ловко завуалированная злость, а не открытый гнев.
Почему?
За целое утро работы я поняла лишь одно: авторов книг о женщинах обуревала злость. «Почему?» – назойливо вертелся в голове вопрос.
Героиня идёт в кафе и читает газету, из которой понимает, что вокруг царит мужской мир.
Даже пришельцу с другой планеты стало бы ясно из этой газетенки, что в Англии царит патриархат. Господство мужчин ощущалось везде и всюду. У мужчин имелись власть, деньги, влияние.
Кроме надвигающегося на Лондон тумана, во власти мужчин решительно все. И тем не менее они злятся. Я поняла это сегодня утром.
"Почему мужчины злятся на женщин?" - вот вопрос, на который героиня Вирджинии находит ответ после посещения библиотеки.
Жизнь и для мужчин, и для женщин – постоянная, чертовски трудная борьба. И она требует недюжинной силы и отваги. А больше всего нам, жертвам иллюзий, нужна уверенность в себе. Без нее мы беспомощны, словно младенцы в колыбели. Как побыстрее выработать в себе это неосязаемое, но такое ценное, качество? Решить, что другие ниже тебя. И взращивать чувство врожденного превосходства над другими, к примеру, за счет богатства, титула, красивого профиля или портрета дедушки кисти Ромни – список поводов для самолюбования можно продолжать до бесконечности. Следовательно, для патриарха, который хочет самоутвердиться и властвовать, предельно важно считать, что огромное количество людей, практически половина человечества, – существа низшего порядка, неполноценные. Судя по всему, это основной источник его силы.
И ещё.
Долгие столетия женщина служила волшебным зеркалом, в котором мужчина казался себе гигантом. Без этого волшебства земля наверняка и по сей день оставалась бы дикими джунглями.
Вот почему Наполеон и Муссолини настаивали на низшем происхождении женщины – если ее не принижать, то действие увеличивающего зеркала прекратится. Это отчасти объясняет, почему мужчины порой не могут обойтись без женщин. И как сильно они страдают от женской критики. Мужчине ни в коем случае нельзя говорить, что его книга плоха или картина написана дурно. Из уст женщины эти замечания гораздо обиднее и вызывают не в пример больше гнева, чем если бы то же самое высказал мужчина. Ведь когда женщина начинает говорить мужчине правду, его отражение в волшебном зеркале съеживается.
Потом героиня радуется тому, что у неё есть собственный доход, и она ни от кого не зависит.
«Надо же, как меняет настроение надежный доход», – подумала я, опуская серебряную монету в кошелек и вспоминая тяготы минувших дней. Никакая сила в мире не отнимет у меня пятисот фунтов в год. Они мои навсегда. Так же, как еда, одежда и дом. Завещанные тетушкой деньги избавили меня не только от тяжелого труда, но и от горечи и ненависти. Мне незачем ненавидеть мужчин. Они не в силах меня обидеть. Отныне моя жизнь от них не зависит. Так незаметно для себя я изменила отношение к другому полу.
...Полученное от тетушки наследство открыло мне целый мир, отодвинув заслоняющую собой все царственную фигуру мужчины, которой я, по мнению Мильтона, обязана восхищаться.
У неё есть своя комната, чтобы писать, и деньги, чтобы быть независимой, поэтому она может себе позволить быть писательницей. Но большинство женщин на протяжении долгого времени были этого лишены.
Трудности житейского характера были колоссальны, но гораздо хуже оказывались трудности нематериальные. Если к Китсу, Флоберу и другим гениям мир относился с холодным равнодушием, то к женщинам-писательницам и поэтессам – с откровенной враждебностью. «Пиши, коли хочешь. Мне нет до этого дела», – говорил мир мужчине. Зато при виде писательницы гоготал ей в лицо: «Ты пишешь?! На кой черт?»
Даже в девятнадцатом веке женщины творческих профессий не вызывали одобрения. Их унижали, одергивали, всячески отговаривали от выбранного занятия. Постоянная необходимость обороняться от наскоков наверняка вызывала у бедняжек массу переживаний и отнимала силы. И снова мы сталкиваемся с очень любопытным мужским комплексом, который сильно повлиял на возникновение женского движения. Глубоко укоренившееся желание не столько объявить ЕЕ ниже, сколько СЕБЯ выше, заставляет мужчину не подпускать женщину ни к искусству, ни к политике, даже если он ничем не рискует, а просительница исполнена смирения и преданности.
Впрочем, не стоит доказывать очевидный, хоть и печальный, факт: творческие натуры очень болезненно относятся к чужому мнению о себе. Литература усеяна следами крушения тех, кто чрезмерно прислушивался к окружающим.
Стоит открыть книгу, и вот он, гнев, только теперь он говорит устами герцогини: « Женщины живут, как летучие мыши или совы, рожают по-скотски и умирают подобно ничтожным червям". Маргарита Ньюкасл
Если женщина бралась за перо, работать ей приходилось в общей комнате. Как негодовала Флоренс Найтингейл, « у женщин не имелось и получаса… личного времени » – их постоянно прерывали. В столь непростых условиях писать прозу или романы было не в пример легче, чем стихи или пьесы. Не нужно сильно сосредоточиваться. Джейн Остен всю жизнь так и работала. «Остается загадкой, как она умудрялась создавать свои произведения , – пишет в воспоминаниях племянник писательницы, – ведь отдельного кабинета не было, и работа велась в общей гостиной, где постоянно шумели и отвлекали. Кроме того, приходилось тщательно следить, чтобы о писательстве не узнала прислуга, гости и прочие посторонние лица» . Джейн Остен прятала рукописи или прикрывала промокательной бумагой.
В 1828 году только самые стойкие женщины выдерживали бесконечные унижения, попреки и обещания наград. Лишь самые непокорные могли сказать себе: «Литературу мужчинам не купить! Она доступна всем. Я не позволю вам, педелям, прогнать меня с газона! Запирайте ваши библиотеки, если хотите, но нет ни затворов, ни замков, на которые можно запереть свободу моей мысли!»
И мысли про комнаты, которые теперь не заперты.
...зайдите в любую, с любой улицы, и в лицо вам ударит сильнейший шквал женской энергии. А как же иначе? Миллионы лет женщины сидели взаперти, и теперь даже стены пропитаны их творческой силой, которая настолько превысила возможности кирпичей и раствора, что ее срочно надо выпустить на бумагу с помощью карандаша и пера.
Времена Шекспира миновали, и Вирджиния Вулф даёт напутствие женщинам, которые хотят заниматься литературой.
Возможно, мои слова покажутся жестокими и огорчат вас, но суровая правда жизни опровергает теорию, будто поэтический гений одинаково расцветает и в богатстве, и в бедности.
Свобода мысли зависит от свободы материальной. Поэзия невозможна без полета мысли, но женщины всегда были бедны, причем не только последние два столетия, а с самого начала времен. Для женщин свобода мысли оказывалась даже менее достижима, чем для потомков афинских рабов. Следовательно, женщины не имели ни малейшего шанса писать стихи. Вот почему я придаю столь большое значение наличию денег и своей комнаты.
Поэтому прошу вас, пишите любые книги, и не важно – хоть о возвышенном, хоть о простом. Надеюсь, так или иначе вы заработаете себе на путешествие и отдых, чтобы не торопясь размышлять о прошлом и настоящем мира, мечтать над книгой, бродить по улицам и выуживать из реки ценные мысли.
Вы очень порадуете меня – и тысячи таких же, как я, читателей – если решитесь писать о путешествиях и приключениях, посвятите себя научным исследованиям, истории и биографии, критике и философии. В любом случае вы очень обогатите литературу – ведь книги влияют друг на друга, и художественная проза только выиграет от близкого соседства с поэзией и философией.
Писателю, в отличие от других людей, дано ощущать реальность более полно. И его задача – находить, собирать ее частицы и передавать остальным.
Мои призывы заработать деньги и обзавестись своей комнатой означают, что я прошу вас жить с ощущением реальности. Это наверняка будет потрясающе интересная жизнь, даже если впечатления о ней не удастся передать как следует.
Вместо этого я скажу вам коротко и очень просто – гораздо важнее быть самим собой, чем кем-то еще. Я бы сказала: «Не старайтесь произвести впечатление», – если бы знала, как сформулировать это более возвышенно. Думайте о сути вещей.
И в заключение такие слова.
Я рассказывала вам о сестре Шекспира. Но не спешите рыться в жизнеописаниях поэта. Она умерла рано, не написав и пары строк, и похоронена у остановки омнибусов, рядом с гостиницей «Слон и замок». Так вот, я верю, что поэтесса, не успевшая написать и пары строк и похороненная на развилке дорог, до сих пор жива. Жива в вас и во мне, и в других женщинах, которых сегодня здесь нет, потому что они моют посуду и укладывают детей спать. Но она жива! Великие поэты не умирают, они бессмертны и лишь ждут своего часа, чтобы предстать среди нас во плоти. И теперь в вашей воле подарить сестре Шекспира этот шанс. Я верю: если мы проживем еще сто лет – я сейчас говорю о настоящей, общечеловеческой жизни, а не об отдельных жизнях, которые каждый проводит по-своему – и обзаведемся заработком в пятьсот фунтов в год и своей комнатой; научимся свободно и смело писать то, что действительно думаем; вырвемся из гостиной и, наконец, увидим не только отношения людей друг с другом, но и с реальностью, а еще небо, деревья и весь мир таким, каков он есть на самом деле; сумеем не испугаться призрака Мильтона и пойдем дальше, ибо никто не должен мешать нам смотреть вперед; признаем факт (а это непреложный факт), что рядом нет сильного плеча, на которое можно опереться, и мы идем в одиночку и связаны со всей реальностью, а не только с миром взаимоотношений мужчин и женщин – тогда пробьет час, и сестра Шекспира, которая перенесла в прошлом столько страданий, вновь обретет плоть. И вобрав в себя жизни безымянных предшественниц, как когда-то сделал ее брат, возродится. Но нельзя надеяться, что она снова придет в этот мир без приготовлений и усилий с нашей стороны, захочет здесь жить и начнет писать стихи. Я убеждена: она придет, если мы постараемся как следует, и наши старания, даже не приносящие денег и славы, стоят того.
Наши старания стоят того, да.