Никто не плохой – мы просто ничего о себе не знаем.
Я вхожу в лифт. Вместе со мной входит семья. Папа - невысокого роста, лысый, коренастый, успешный, с часами. Мама. И красавица дочка, лет пяти. Я киваю родителям и, отдельно, с улыбкой, ей. Она мило-кокетливо отворачивается. О ней сразу добавлю чуть вперёд: позже, когда она сидела напротив, в ресторане, застывая стеклянным взглядом, то там, то там, то прямо в меня и мне показалось... И я даже ей улыбнулся, но она была глубоко.
Мы в лифте. Девочка произносит:
⁃ Лифт это домик.
Никто не реагирует на это заявление. Она снова повторяет, обращаясь к родителям, привлекая их внимание, более громким посылом:
⁃ Лифт это домик.
И снова: папа нажимает кнопку закрытия дверей, мама, в этот момент, о чем-то спрашивает папу и, за общим движением, «домик» снова игнорируется. Девочка, чуть сконфуженно, взглянув в мою сторону, повторяет снова уже направленно:
⁃ Папа, лифт это домик!
Но отец как будто задумался о чем-то, застыл взглядом на меняющейся цифре этажей.
⁃ Папа! Лифт это домик!
Отец вывалился из своих житейских виртуалий и наконец ответил дежурно-многозначительно:
⁃ Я понима-аю.
А девочка стрельнула незаметным взрослым взглядом в отца и покорно провалилась... В себя.
Она предлагала, запрашивала проверку связи, искала точного логического контакта. Для него это проявление абсолютно открытой ЕМУ души, дающей ЕМУ на проверку свою формирующуюся систему миропонимания/мироощущения:
Ау, папа, ты здесь? Здесь посторонний, я хочу проверить связь. Да, чуть кокетничая… Я же не глупую мысль сейчас сказала? Понятно? Тебе понятно, что я кокетничаю? Ну объясни мне это, расскажи, что глубина моей мысли не перекрывает кокетство. Связь-то проверить, всё равно нужно. Мне надо, мне «трудно», я учусь. Мне необходимо понимать, что ты сейчас со мной, слышишь меня и оцениваешь и даёшь свои советы. Ты же ведь мой самый надежный партнёр? Ты маме, в момент какого-нибудь пробоя, звонишь и там ей чего-нибудь наговоришь строго, и, если она тебе «Ну это понятно» ответит, тебе точно не понравится. Ты в свой угол мира обращаешься, где покой твой, где поймут именно то, что тебе нужно, а не «нупонятно».
Я не считал возможным вступать в их диалог. Когда, позже, мы, несколько раз, проходили мимо друг друга в ресторане, собирая свои обеды со шведского стола, мне так хотелось подойти к отцу и, как-то по-свойски, сообщить ему, что она, его дочь, искала с ним контакта. И… Не нашла. И все это лишь от того, что его мыслям «некогда» включиться в детские игры. Я, вы, многие, знаем об этом. Просто не включаешься.
Мне всего лишь хотелось подсказать ему правильные ответы, любые правильные ответы, которые не для неё даже, а для него, они НАУЧАТ его включаться, это ведь так просто – услышать «Лифт это домик» и ответить:
⁃ Я в домике.
Или:
⁃ Та-ак, нужно здесь сделать ремонт.
Можно и с легкой иронией:
⁃ А где мы поставим диван?
Или серьезнее:
⁃ Хорошо. И в любой момент к тебе могу заходить гости? А если ты захочешь уединиться?
⁃ Я могу запереться?
⁃ В лифте?
⁃ Да. Я нажму «стоп».
⁃ Может быть. Но тогда он перестанет возить других людей, которым тоже нужно ехать. Получается этот лифт не подходит как дом, он общий, и, кстати, посмотри, здесь нет кнопки «Стоп»
Она завораживающе на секунду задумается и торжественно объявит:
⁃ Тогда, пусть будут гости!
Двери открываются и входят гости:
- Здравствуйте
- Здравствуйте
Занавес
Но, я так и не сказал отцу ничего, ну, как-то это может быть истолковано превратно или вообще "чего лезешь, своих воспитывай".
И не нужно удивляться, если однажды, лет через двадцать, когда папе будет за шестьдесят и он будет нуждаться в её дочернем внимании не так, как теперь, она, возможно, на его крик беззвучный, крик о чем-то самом важном, отвлечется на секунду, от своей, оправданной большим потоком входящей информации, деятельности, и скажет мягким, успокаивающим голосом санитарки: «Я это понимаю».
Ты сам, бро, сейчас отказался…