Буквально за минуту до наступления ночи пошел первый снег. Уже самый настоящий - огромными редкими хлопьями, тихий, безветренный, весь подсвеченный далекой луной и пузатыми фонарями. Недавно, еще неделю назад, тоже был снег, но совсем не первый. Тот посыпался мелкими катышками, и было непонятно, это дождь немного затвердел или снег еще не решил падать как надо. А утром на следующий день он растаял, и на дорожках в саду стало грязно и скользко. Тогда Бегемот Финик и Кокша стояли на кухне и помешивали каждый свою кашу - Финик гречневую, а Кокша овсяную, с изюмом. Они молчали, глядя на тот непервый снег, и вздыхали, что осени конец, и скоро придется надевать на себя много шарфов, свитеров и ботинок.
Бегемот Финик передумал спать. Раз уж за окном такое началось, и к утру весь сад будет в снегу, а крыльцо и лесенку придется обметать большим веником - значит, все должно поменяться. Надо отпраздновать эту зиму как-нибудь по-особенному, чтобы она не слишком морозила жителей деревни во время прогулок и аккуратнее обращалась с птицами и уличными котами.
Финик приоткрыл дверь в комнату Кокши и тихонько прошептал: Ты спишь?...
Но Кокша не ответила. Не потому что она давно заснула и уже видела сны, а потому что ее в комнате не было. Финик приоткрыл дверь чуть пошире, и в световом конусе показалась постель, в которой одиноко скрючилось одеяло.
- Эй, Кокша, ты где? Голубая Кокша! Куда ты подевалась?
В глубине кухни послышалось шарканье и чмоканье. Финик обернулся на темный проход и увидел, как Кокша сидит на кухонном деревянном подоконнике и утыкается носом и ладошками в стекло. Смотрит снег.
- Кокша! А я хотел тебе сам сказать. Снег пошел! Настоящий!
- Вижу, вижу. Совсем настоящий - синий. Уже смородины не видно. И мое ведерко наполнилось.
- Там в нем что-то есть?
- Нет, только тяпочка. Но я ее утром заберу, оттает.
Бегемот Финик немного постоял в темноте, чтобы дать голубой Кокше еще немного понаблюдать за снегом. Но долго он так стоять не мог, потому что уже придумал, как они будут праздновать приход зимы.
- Слушай, давай напечем пирогов!
- Прямо сейчас? Давай! А каких? С чем?
- Рогатых пирогов!
- Рогатых? А это как - рогатых?
- Ты знаешь, когда я еще жил в Африке, я часто ел такие пироги. В деревне их пекли каждую субботу к часу солнца. Женщины просыпались затемно, выходили из хижин и собирали хворост. Через некоторое время из отверстий на крышах начинал тянуться дым, тонкой синей-синей струйкой, и в глубине хижин, между неплотно задернутыми занавесками, можно было разглядеть, как пляшет огонь в глиняных очагах. Женщины замешивали тесто прямо голыми руками, в таких больших бадьях, перекатывали его по бортикам. А потом выкладывали на пальмовые листья и лепили большой комок, похожий на солнце. После того, как солнце вырастало у них на столе, они растирали руки маслом и вытягивали из теста два больших месяцеподобных рога - как у буйволов. Они тянули и тянули, до тех пор, как рога переставали возвращаться внутрь солнца и оставались торчать на запад и на восток. Потом, это уже как решала каждая женщина, пирог посыпали солью, перцем, коричневым сахаром, травой или сушеными бананами - и отправляли в печь.
- А когда они его ели?
- Когда пирог выпекался, то по всей деревне летел запах, который выманивал из постелей детей, мужчин и стариков. Мы, бегемоты, уже давно к тому моменту подплывали поближе к берегу и ждали в мутной воде.
- И вас угощали рогатыми пирогами?
- Когда семьи встречали час солнца. Сразу после него дети выбегали на улицу с кусками рогатых пирогов и раздавали их собакам, птицам и нам, бегемотам. Мы просто высовывали голову из воды, открывали пасть пошире и ждали, когда теплый кусочек окажется у нас на языке…
Кокша закрыла глаза и втянула ноздрями воздух.
- Хочу, чтобы у нас скорее запахло рогатыми пирогами…
Финик решил ничего не отвечать, чтобы скорее начать печь пироги. Он побежал
в кладовку, принес оттуда мешочек с мукой, коробку с дрожжами, коробку с сахаром, пучок ванили и горшок с маслом. Кокша кое-как самостоятельно слезла с подоконника и тоже побежала в направлении кладовки, еще не зная, что именно нужно оттуда принести.
- Яйца! Молоко! Пять яблок! - Командовал Финик, уже натянув на голову красную поварскую косынку и повязав за спиной белый с синими васильками фартук.
Кокша не уставала. Она бегала из угла в угол и подавала Бегемоту Финику то венчик, то глубокую чашку, то кисточку для смазывания пирогов яичным желтком. Она очень хотела спросить, скоро ли можно будет есть рогатый пирог, но боялась, потому что теперь Финик выглядел очень серьезным и большим. Он всегда так выглядел, когда принимался за работу по дому. Особенно, когда готовил. Кокша любила помогать ему с готовкой - в это время ей удавалось перехватить чего-нибудь вкусненького, и еще после этого они каждый раз накрывали на стол, доставали красивые новогодние или пасхальные салфетки, зажигали керосиновую лампочку - а если гости, то и свечи! - и ели вместе, рассказывая друг другу старые истории, а потом долго-долго пили чай на подоконнике, или на веранде, если было лето. Вкуснее всего Финик готовил рыбный суп с морковкой, сахарные ушки и торт в виде полена, с клюквой.
Когда Бегемот Финик закончил мять тесто со всех возможных сторон, он укутал его в белое полотенце, вытер лапы, стянул косынку и сказал:
- Теперь подождем.
- Сколько ждать?
- Минут двадцать. Чтобы тесто подготовилось.
Кокша совсем не удовлетворилась таким ответом и хотела опять спросить, когда будут готовы рогатые пироги, но не стала. Вспомнила про красную косынку. Потом она хотела сказать, что пока можно разогреть печь, или смазать противень маслом, или приготовить большой нож и лопаточку...Но тоже промолчала. Вместо этого она снова начала карабкаться на подоконник, и Бегемот тихонько подсадил ее одной лапой.
Снег за окном теперь плясал во все возможные стороны. Снежинки бились о стекло и рамы кухонного окошка, и казалось, что открой одну ставню - и весь снег кинется, бросится в дом. Кокше ужасно хотелось так сделать, но она знала, что в доме готовится рогатый пирог, и снежная пляска ему уж точно не пойдет на пользу. - Ничего, - подумала она про себя, - вот завтра мы уже съедим все пироги, и я открою окно на чердаке. Там только лук и лыжи - можно впускать снег!
Бегемот Финик ушел в другую комнату и молча растянулся на кресле в темноте. На нем все еще был белый фартук с васильками, и из кухни казалось, что в кресле сидит огромный сугроб. А под сугробом спит медведь, потому что верхушка периодически вздрагивает и поднимается.
Финик закрыл глаза. В фиолетовой темноте у него под веками вертелось солнечно-желтое тесто, которое перекатывалось то под женскими смуглами руками, то под его собственными лапами. Где-то в уголке робко выглядывало оранжевое утреннее солнце. В глубине темноты Финику вдруг померещилась длинная плоская волна - она родилась далеко, за пределами островных вод, и прибежала сюда, уже сильно истощившись. Еще минута, и волна качнет прибрежные травы, ударит в маленький мостик, прыснет камнями и песком на белый пляж….
- Бегемот! Эй, Бегемот! Ты там что, уснул? Тесто лезет!
Финик открыл глаза, моргнул четыре раза в темноте и пошел в кухню. Тесто действительно раздуло оба бока и грозило переброситься через бортик большой чаши.
- Пора. - Сказал Финик. - Тащи противень - будем смазывать маслом.
Снова забегала, запрыгала у ног Бегемота счастливая Кокша. Через пять минут она смазала целый противень своими маленькими ладошками, после чего была отправлена к умывальнику как следует вымыться. А тем временем Бегемот уже накрывал веселым тестом румяные яблоки, скручивал ловкими быстрыми движениями края и потом аккуратно вытягивал из теста рога. Когда Кокша вернулась, вытирая всю себя вафельным полотенцем, Финик аккуратно ставил противень с рогатым пирогом в печь.
- Ууууууух ты! - Протянула Кокша. - Какой рогатый!
- С яблоками. Завтра сделаю еще с чем-нибудь.
Теперь наступил самый любимый момент Кокши. Даже любимее того, когда пили чай на веранде. Бегемот снял косынку и фартук, вытер стол, где готовил пирог, мокрой тряпочкой, принес два стула - побольше и поменьше - выключил свет, включил лампу, придвинул стулья к печке и пошел к себе в комнату за книгой.
- Сегодня норвежские! - Закричала ему вслед Кокша со своего стула.
Бегемот вернулся с большой широкой книгой в синем переплете. На обложке был нарисован огромный белый медведь, на котором ехало существо, похожее на эльфа, а вверху серебряными красками было написано “Норвежские народные сказки”.
Финик успел прочитать целых две с половиной, когда внутри печки зашипело, запыхало жаром и по всему дому разостлался сладкий, теплый, ужасно вкусный запах. Пирог вылез рогами вперед, и они были похожи на два полумесяца в августе, когда на небе все немного окрашивается в красный. В тот вечер они с Кокшей съели половину пирога, а вторую половину оставили на завтрак. Кокша жевала свой кусок и радовалась, что снег даже не собирался заканчиваться. Она вдруг услышала, как будто кто-то тихонько бьет в барабаны, и представила, как ранним утром на побережье африканского озера люди выходят после завтрака в лес и созывают всех на охоту. На бизона. Или на мартышек… Конечно, это Финик тихонько топал под столом своими лапами, и никаких барабанов не было. Но Кокша уже так ярко представила себе Африку, что ничего, кроме нее, ей уже сегодня не будет сниться во сне.