Прихожу в себя опять на соломе в своём углу. Нос щекочет запах варёного мяса, влажный пар стелется по маленькой тёмной хижине. Медленно поднимаю тяжелые веки, взгляд тут же упирается в оборотня, присевшего у разведённого костра. Волк чует меня и моментально поднимает янтарные глаза, прожигая ими насквозь, а затем снова переключается на палку в руках, которую неторопливо строгает выданным мне складным ножом.
Делать вид, что по-прежнему без сознания, бесполезно, неуверенно приподнимаюсь и сажусь, опираясь лопатками на земляную стену. Плотнее заматываюсь в шкуры, грубо сшитые между собой, чтобы прикрыть наготу. Рассматриваю мужчину, не решаясь заговорить первой.
В логове совсем темно, наверно, на улице уже ночь. Лишь жёлтые блики огня подсвечивают фигуру волка. Отблески пламени танцуют на мужском лице, делая резкие черты ещё более агрессивными, облизывают загорелую кожу, поблёскивающую потом, путаются в жёстких чёрных волосах на груди и животе…
Поджимаю ноги к себе, обхватываю колени руками и с удивлением замечаю, что плечо снова перевязано и уже не так сильно болит, а жар сменили лёгкая испарина и небольшая слабость. Невольно облизываю сухие губы, прежде чем выдавить из себя.
– Спасибо, что перевязали…
– Бесполезная самка! – фыркает мужчина, кидая на меня насмешливый взгляд, и снова всё своё внимание отдаёт деревяшке – Только и делаешь, что падаешь в обморок…
– Это не моя вина! – шиплю в ответ, пытаясь подавить вспышку гнева на его обидные слова.
Ругаться с ним – последнее, что мне сейчас нужно, но… Чёрт возьми!
– Не пырнула бы Ральфа, просто, поимел бы и всё, не рвал бы! – бормочет волк себе под нос, так и не удостаивая меня взглядом.
Стискиваю зубы в попытке промолчать… Но не могу!
– Для меня это не «просто» – выдыхаю шёпотом.
Но, конечно, волк слышит. Наконец, поднимает на меня свои янтарные глаза, светящиеся в отблесках огня.
– Что? И меня пыр-р-рнёшь? – иронично выгибает бровь.
Невольно вжимаюсь в стену и отвожу взгляд. Чувствую, как кровь приливает к щекам и начинает пульсировать в висках.
– Убьёте меня?
– Я – нет! – отрезает волк и откладывает заточенную палку.
Слежу за тем, как он поднимается с пола. В каждом движении чувствуется его звериная сущность, это пугает и завораживает одновременно. Мощное тело двигается быстро, но плавно и легко. Ритмы меняются, гипнотизируя. Тугие мышцы перекатываются под смуглой влажной кожей, выдавая силу хозяина.
Мужчина проходит к сундуку и достаёт оттуда пару глубоких мисок и ложки. Потом выуживает мой рюкзак, находит «запас еды» и кидает в мою сторону.
– Сухари достань! – бросает мне через плечо, пока наливает в миски похлёбку.
Послушно роюсь в скудных припасах, чувствуя, как нос влечёт запах мясного бульона, а во рту текут слюни. Только сейчас понимаю, как сильно проголодалась.
Мужчина ставит миску передо мной на пол и сам садится рядом.
– Ешь! – коротко приказывает, подсыпая обоим сухари.
– Спасибо! – шепчу, не поднимая глаз.
Суп оказывается не солёным, но очень наваристым и густым. Помимо больших, наскоро порубленных кусков мяса, в нём плавают лук, морковка и картошка, добавлена какая-то пряная зелень. В желудке становится приятно горячо, от его заботы и чувства сытости страх немного отступает, смелею настолько, что продолжаю расспросы.
– Что тогда со мной будет? – спрашиваю, заранее зная ответ.
Из «Чёртовой дюжины» уж много лет никто не выживает, но мне важно выяснить, когда и как, именно, это произойдёт. Неизвестность пугает больше неминуемой гибели…
Волк не отвечает, ест. Смотрю, как быстро орудует ложкой, отставляет миску, справившись со своей порцией за каких-то несколько секунд, и растягивается на соломе рядом со мной.
В логове мгновенно что-то меняется, как будто воздух становится гуще. И дыхание волка тоже изменилось, стало глубже и тяжелей. Волк шумно выдыхает сквозь зубы, и его рука нежно касается моего голого бедра под шкурой. Замираю, чувствуя, как часто колотится где-то в горле сердце. Он тихо и довольно рычит, поглаживая моё бедро, немного отпускает. Похоже, даёт мне время доесть…
Меня колотит, дрожащей рукой подношу ложку ко рту.
– Что со мной будет? – повторяю срывающимся голосом.
– Ты знаешь! – урчит волк. Его рука перемещается на мою поясницу, когти царапают ямочки около крестца.
– Хочу знать как! – кусаю губы, продолжая допрос.
Неважно, что думаю и чувствую, тело меня предаёт и уже привыкает к нему, помнит, ждёт, вожделеет, подчиняется. Прикрываю глаза, ощущая нарастающий тянущий жар между ног и пустоту в лоне. Это унизительно!
– Откуда мне знать, Р-р-рина? – рычит волк раздражённо и подтягивает к себе, обхватив меня за талию – Ты знаешь правила. Вы бесполезны или приговорены. Смерть. Ничего уже не сделать, но я не убью, это могу обещать. Стая или дикие, хворь или яд. Всегда что-то происходит. Даже, если мне удастся спрятать тебя, и ты продержишься лунный цикл, на двадцать девятый день организаторы детонируют ошейник и взорвут тебя, а стаю накажут. Разве ты не знаешь?
Покорно ложусь рядом с ним на солому, устремляя взгляд в потолок. Волк урчит, принюхиваясь, зарывается носом в мои спутанные волосы, кладёт тяжёлую руку мне на живот.
– А если доберусь до костра? – шепчу одними губами.
От его близости тело бьёт дрожь, сознание мутнеет, хочется скинуть его руку, оттолкнуть лицо, но в то же время позорно возбуждаюсь, и он уже чует влагу у меня между ног. Его рука опускается на мой лобок, сжимает, отчего с моих губ срывается тихий сдавленный стон.
– Тебе не дадут! – бормочет рассеянно мне в ухо.
– Почему? Кто?
– Волки. Если из стаи сбежит, хотя бы одна самка, нам потом три года женщин не видать, точно так же, если спрятать тебя здесь. В тайге больше пятисот волков, из них около сотни ещё не одичали вконец. И все они будут искать тебя, Р-р-рина. Смир-р-рись!