Лето
1626 года
Вирана Первая.
- Неужели в столице перевелись преступники? - в очередной раз переспросила я Доргоса, раздраженная излишне долгими рассуждениями по поводу поведения горожан. - Простой вопрос, не так ли?
- Моя районак, жители знают...
- Доргос, если ты еще раз скажешь мне про то, что знают горожане, ты у меня сам узнаешь. Скажем, "золотой цветок", - министр побледнел.
Думаю, больше проблем не возникнет. Без конца кланяясь, Доргос покинул тронный зал. Не успев закрыться, двери снова распахнулись, впуская внутрь моего сына. Я откровенно залюбовалась видом приближающегося юноши.
Джарлат уже достиг четырнадцати лет. Столько было и мне, когда я узнала, что жду первое дитя. Хотя с сыном нас не роднила общая кровь, каждый, прибывший ко двору неизменно находил в нас удивительное сходство. Волосы Джарлата отливали серебром, в глазах плескались ледяные воды Железного огня. Он уже перерос меня на голову, но все еще был по-мальчишечьи узок в плечах. Дочери дворян, словно осы у диковинного цветка, кружились вокруг моего сына. Но как и во мне, в Джарлате было слишком много Севера, чтобы его сердце запылало иной любовью, отличной от любви бринэйнна к своему народу. Правда среди этого народа были и те, кто осмеливались назвать мое дитя бастардом шлхи. Такие не жили долго. Я дочь Ледяного, и я сама изберу себе бринэйнна, как Север избрал меня на роль своей матери.
На лице Джарлата играла мягкая улыбка, когда, склонившись у подножия трона, он быстрым шагом поднялся ко мне.
- Матушка, - голос его был звонким и нежным, - что случилось с Доргосом? Он едва не сбил меня с ног.
- Пригрозила ему "золотым цветком".
- Серьезно? - усмехнулся сын. - Вы суровая женщина, моя любимая районак, раз придворные каждый раз верят вашей угрозе казни.
- Только суровые люди становится истинными правителями своих земель. Мягкость для короля так же непростительна, как и равнодушие. Народ стерпит все - пьянство, безумие, жестокость. Но не простит милосердия.
- Даже если оно проявлено к ним? - сын сел на малый трон и с интересом включился в разговор. Мой мальчик всегда был любознательным.
- Мягкость Джонатана Мудрого, правителя трех Объединенных земель, привела к тому, что земли вновь оказались поделены, и между его внуками завязалась вражда, которая лишь чудом не превратилась в войну. Вот к чему приводит мягкость. Он должен был создать приказ о передаче трона старшему сыну, а не думать, как сделать так, чтобы все остались довольны.
- Верно, глупо. Это наследие двух королев, благословение небес, и потерять его...
- Когда-нибудь ты будешь владеть большими землями. Да, нам пришлось на пять лет отложить войну, но очень скоро мы вступим в нее. Новая кровь, новые силы. Мы готовились все эти годы, и мы победим.
- Я нисколько не сомневаюсь в этом, матушка, я лишь говорю о том, что король владел наследием Золотого века, из-за которого погибли такие великие люди. Летеция, Джерейм, да та же Анна Монтт. Как же нам не повезло, что мы родились в другое время.
- Мой родной, - я не удержалась и провела рукой по его щеке. - Боюсь, у нас не было бы ни одного шанса на победу, живи король Джерейм. Даже после его смерти Святая Летеция, как ее называют на западе, проявляла чудеса жестокости, чтобы победить. Если бы не беременность, ослабившая ее, не думаю, что Анна Монтт когда-нибудь смогла бы ее пленить.
Сын замолчал. Лицо его, залитое лучами летнего солнца, было удивительно нежным и вдохновенным. Ледяной сам послал Джарлата мне навстречу в тот день, когда я потеряла последнего ребенка.
- То, что говорят про Агрона Дарнуоллского, это правда?
- Полагаю, что да, - когда разговор стал таким неприятным? Иарлэйт был для меня раной на душе.
- Жаль, что у него нет дочери, мы могли бы объединить Север и Запад без войны.
Я отвесила сыну оплеуху, охваченная яростью. Это измена. Измена в самом чистом виде. Ни о каком мире с Западом, а тем более лиаром я не хотела даже думать.
- Никогда, запомни, никогда мы не решим наш спор браком. Пусть в нем и течет великая кровь, он умрет. В этом мире нет большего врага Северу, чем Агрон Дарнуоллский. А мы уничтожаем своих врагов.
- Да, матушка, простите...
- Пошел вон! - меньше всего я сейчас хотела слышать его ложные слова извинения. Мне уже доносили ранее, что Джарлат высказывает недозволительные слова относительно самозванца, но раньше он не смел высказывать их при мне. Не в силах более терпеть весь этот цирк, я сама поднялась с трона и вышла через потайную дверь к узкому коридорчику, скрывающему меня от посторонних глаз. В замке было несколько тайных помещений и множество подземных ходов, уходящих во всех направлениях из Клентона.
Одно из таких помещение занимал мой личный кабинет, о существовании которого не знал даже Варросс. Гербовая комната. Коричневая птица на синем фоне - Юг, коричневый конь под алым деревом на золотом фоне - Срединные земли, родовой знак Севера - белый конь царя Мидира, желтый шиповник на зеленом фоне - новый герб Восточных земель. Но над столом у меня висели два, самые дорогие моему сердцу - герб Летеции Клейменной - золотая роза на красном фоне, и герб мятежной Анны Монтт.
Идеально круглый щит был затянут темно-пурпурным бархатом, удивительно редким и баснословно дорогим, на нем серебряной нитью была вышита сова с распахнутыми крыльями, держащая в лапах клинок, который заметно превосходил ее размером. Каждое перышко было проработано с поражающим усердием – казалось, ночная птица вот-вот ворвется в комнату и разрушит безмятежность моего уединенного убежища.
Я никогда прежде не понимала королеву Монтт. Но теперь... Теперь все изменилось. Мне была понятна ее ярость к золотым цветкам, Вилландертам. Как дорого бы я отдала за смерть Агрона. Немногие знают судьбу мятежной королевы после ее бегства.
Несколько веков назад, темной, беззвездной ночью небольшая крытая карета приблизилась к грязной, забытой богами и людьми пристани возле Кварла. Легкое, быстроходное судно под потрепанными от времени парусами приняло на борт особую гостью. В роскошном, белоснежном платье она напоминала скорее призрака, чем живого человека из плоти и крови. Тревожно оглядываясь, королева скрылась в капитанской каюте. За ней преданной тенью следовал Лорриан Берефейл – правая рука мятежной королевы.
Однако правила жизни порой слишком жестоки, и, выиграв войну, она вынуждена была выбирать – потерять жизнь, борясь с восставшими или бежать, спасаясь. Уставшая от бесконечных битв, она выбрала второе. Она надеялась найти покой на Вольных островах, но боги не были милосердны к женщине, погубившей тысячи людей ради своей собственной гордыни.
Обычно спокойное море обрушилось на путешественников со всей яростью, на которую была способна стихия. Безжалостные волны играли с кораблем, как хищник, забавляясь и упиваясь муками пойманной жертвы. Последним аккордом стало то, что судно, как бесполезная игрушка было выброшено на прибрежные скалы. Стоило штормовым валам утихнуть, привычно тихое море выбросило на берег остов корабля.
Мятежная королева спаслась лишь чудом, очередным в ее жизни. Странствуя вместе с Берефейлом, который наконец-то стал ее мужем перед людьми и богами, она бывала в таких местах, о которых простые смертные даже не слышали. Ее глаза увидели несметное количество чудес, которыми были богаты земли Объединенной империи. К этому моменту в белокурой наемнице уже сложно было узнать королеву. Руки ее огрубели, а в поведении добавилась какая-то обреченная жесткость и безрассудность. Ей больше нечего было терять, не за что волноваться, не за что воевать. Казалось, что, только потеряв свою прежнюю жизнь, она обрела себя настоящую.
Но от минувшего нельзя избавиться бесследно. Как бы ты ни старался, прошлое вечно идет по пятам и стоит за спиной, напоминая о себе.
Лиары слишком хорошо помнили, что натворила леди Монтт, какой грех взяла на душу. Даже кочевники, которые были нерушимым оплотом ее правления, не простили ей гибель детей Летеции Клейменной. Закон львов суров – наследники правителя неприкосновенны. Духи хранят их жизни до тех пор, пока они сами не смогут себя защитить, пока не прольют чужую кровь. Но прежде дети священны. Львята рождаются столь редко, что любой из них является настоящим сокровищем. Анна, наплевав на все предостережения, лишила жизни не только их мать, но и новорожденных наследниц, тем самым делая себя кровным врагом любого, в ком течет львиная кровь.
Так и закончилась ее жизнь, в смертоносных когтях разъяренных лиаров. Не в силах расстаться со своими клинками, она сама выдала себя. Не было в воинских рядах человека, который бы не знал, что Анна Монтт сражалась особыми маннскими кинжалами, каких больше не было во всех свободных землях. Они и стали той зацепкой, которая выдала ее тайну, так тщательно хранимую за тысячей замков.
Кочевники не стали разбираться, они просто разорвали женщину на куски, выплачивая долг крови Хельгару. Ни умение сражаться, ни ловкость, ни дар обольщения не спас ее от страшной участи. Тантира отвернулась от той, кого еще недавно хранила от всех бед, давая понять остальным, что невозможно бесконечно спасаться от ее Дочерей, которые на мягких крыльях уносят души живых из этого мира.
Я часто приходила сюда. Мне казалось, что я нахожусь в окружении величайших правителей прошлого, равные в величии которым уже никогда не родятся. Мне здесь было хорошо и спокойно. Здесь не было Освященных знанием, которые через королевскую кровь получили силу, способную растопить весь лед Севера. Как наивна я была, полагая, что дружба с Алинджберрой что-то значит для нее. Тогда, в Пернетте, много лет назад, я была дочерью короля, она - дворянкой, сосланной семьей прочь с глаз за дар магии. Холод города изгоев разжег огонь дружбы. Но до того дня, когда обретенная ею сила сделала нас равными. Я больше не была ее госпожой. Странные отношения, связывающие нас, растаяли как снег летом. И дай Ледяной, чтобы Освященные знанием остались преданы мне в тот день, когда Север вступит в бой.
А этот день уже близок. Армии ослаблены длительной войной. Восточные, Срединные, Западные земли потеряли своих лучших бойцов. В живых осталось так мало прославленных клинков. Теперь лишь Дарнуолл под предводительством проклятого лиара может представлять угрозу для Севера. Как же виноват Варросс! Если бы не прежние годы безукоризненной и верной службы, то я, непременно, исполнила данное Фелгару слово. Памятуя о былом, в последние годы никто из его сыновей не допустил ошибки. Конечно, время от времени я выходила из себя, поочередно угрожая им золотым цветком, но, говоря откровенно, ни разу не была близка к осуществлению этой угрозы.
Вот и сегодня я выбранила его за неспособность найти преступника для тренировок Джарлата с мечом. Когда начнется война, сын пойдет со мной в авангарде, и он должен быть готовым к тому, что его ожидает. Когда-то и я сама тренировалась на заключенных. Нет более искусного и опасного соперника, чем тот, для кого выиграть один бой, значит сохранить жизнь. Это Север. Здесь никто не позволит достать себя мечом лишь потому, что его противник бринэйнн. Если ты не воин, ты не король, хоть трижды войди в воды Ледяного огня.
Проведя с полчаса в кабинете, я решила подняться к дочери, моей маленькой гормлэйт Эйслин. О, это было поистине благословенное дитя. Моя кроха родилась в середине января в Пернетте, когда воздух настолько холоден, что жителям приходился заматывать лица до самых глаз нагретыми над огнем шарфами. И то, это помогает лишь в случае, если путь не займет больше пяти минут. В такую стужу лопаются стекла в окнах.
В одну из подобных ночей новорожденная Эйслин оказалась выброшенной на снег. Даже мне, дочери Ледяного, приходилось туго в такой холод, но малышка выжила. Ей было четыре года, когда Агрон Дарнуоллский залил снега кровью жителей Пернетте. И вновь она выжила. Это ли был не знак? Привезенная Алинджберрой в Клентон, Эйслин покорила мое сердце раз и навсегда, стоило мне увидеть маленькую девочку в тонком голубом платье, идущую босиком, по обледеневшему мраморному полу тронного зала. Я обрела дочь, а Север свою гормлэйт.
Теперь Эйслин достигла девяти лет и превратилась в настоящую красавицу. Волосы ее, спускающиеся ниже бедер, сияли серебром, черты лица были мягкими и утонченными. Совсем скоро, я вложу оружие в ее руки. Я научу мою девочку быть сильной. Пока есть короли, будут и те, кто захочет их уничтожить. Отец, каким бы грязным скотом он ни был, научил меня как себя защитить. И если что-то когда-нибудь случится с моей дочерью, я должна быть уверена, что она будет сражаться до конца, вырвет свою жизнь клыками и ногтями. Возможно, она навсегда останется гормлэйт и никогда не станет районак, но я научу ее, как ею быть. За свою жизнь я видела лишь одну коронованную правительницу - Джоан Ройглао, но знала множество северянок, которые без стианы были королевами. Моя Эйслин станет одной из них. Ледяной уже оставил на ней свой знак.
Бросив последний взгляд на герб мятежной королевы, я быстрым шагом направилась в комнату дочери. Совсем недавно она сочла необходимым покинуть мои покои, где мы жили бок о бок почти пять лет, и поселилась в отдельной комнате, имеющей выход на открытую галерею. Когда я увидела, что моя дочь спит не в кровати, а на небольшой софе прямо под открытым небом, сердце мое едва не остановилось. Конечно, Ледяной заботился о ней все эти годы, но все же все время в Клентоне она спала в одной постели со мной. Столь разительная перемена изумила и напугала меня, однако, несмотря на то, что дочь провела таким образом пять ночей, прежде чем я обнаружила ее, здоровье ее ничуть не ухудшилось. Наоборот, на щеках Эйслин розовел румянец, а аппетит заметно улучшился. Так что, передав ее в руки Ледяному, я позволила дочери продолжить начатое.
Обычно в это время Эйслин проводила в своей комнате, изучая историю королевских династий, но сейчас я не обнаружила ее на привычном месте. Проверив галерею, я поспешным шагом направилась в соседнюю комнату, где жила приглядывающая за Эйслин служанка.
- Где моя дочь? - я уже знала, что что-то случилась. Хотя мы с Джарлатом были ближе, мое сердце всегда было более чутким к дочери. Я всегда знала, что с ней что-то случилось еще до того, как ко мне в покои в очередной раз прибегал лекарь, сообщая, что гормлэйт растянула лодыжку, переела мяса, отчего мается с тошнотой и прочее и прочее. Вот и сейчас сердце беспокойно трепетало в груди.
- За мадемуазель Эйслин зашел князь и повел ее к вам, районак.
- Не мадемуазель. Гормлэйт, - привычно поправила я и сама себя прервала. - Какой князь?
- Князь Салливан Отли.
Кровь отхлынула от моего лица. Мне пришлось вцепиться пальцами в дверной косяк, чтобы устоять на ногах. Салливан. Верный министр отца. Он так и не принял меня. Он говорил о незаконности моих притязаний на трон, когда прежняя районак ждет дитя. Напрасны были мои увещевания. Старый пес оставался верен своему мертвому хозяину.
Мне пришлось сослать его в Пернетте. Почти двадцать пять лет я не слышала о Салливане Отли, но теперь он вернулся. Вернулся, чтобы похитить мою дочь.
- Стража, - не пришлось и ждать. - Немедленно разыщите Варросса и приведите ко мне. Скажите конюхам, чтобы приготовил лошадей, в том числе мою и коня бринэйнна. И еще... Возьмите эту женщину под охрану и завтра казните ее при всем народе за государственную измену.
- Моя районак...
- Никто не может принести вред моей семье. А сейчас моя дочь в лапах изверга, которому нужно лишь одно - мои страдания.
Айрис Лаверье.
Первый летний день в Дарнуолле выдался на редкость знойным. Идя по шумной центральной улице, я чувствовала, как ручейки пота стекаются по моей спине, как к ней пристает тонкая ткань камзола.
Прохожие провожали меня удивленными взглядами, впрочем, среди них были и те, кто приветствовал меня улыбкой и взмахом руки. Рыжеволосая девушка, в мужском костюме из бежевого льна, да к тому же с двумя мечами за спиной, вызывала всеобщий интерес, впрочем, давно ставший привычным. Босыми ногами, позвякивая золотыми браслетами на щиколотках, я быстрым шагом пробиралась сквозь толпу. Знойный ветер растрепал мои волосы по плечам, и я, не останавливаясь, собрала их в хвост, привычно касаясь кончиками пальцев клейма на шее. Лишь бы не опоздать. Я и так немало провинилась перед жрицами.
- Айрис, мать твою, где тебя носит? – стоило мне шагнуть на тренировочный двор, завопила Гейра. За пять лет эта невысокая, темноволосая женщина со строгим взглядом и тяжелой рукой, стала мне если не матерью, то подругой точно. Только благодаря ее стараниям, мои боевые навыки стали совершеннее. Мои клинки разили точнее, а стрелы почти всегда попадали в цель. – А ну быстро переодевайся и марш тренироваться!
- Да куда спешить? – недоуменно спросила я, направляясь в оружейную, где хранились кожаные доспехи для тренировок.
- Поговори мне еще, - пробормотала южанка. Она еще девочкой пришла сюда, но в отличие от меня, на ее шее было лишь одно клеймо. Она ни разу не участвовала в настоящей битве. – Совсем разленилась, проклятие нашего храма.
- Я не разленилась, - упрямо возразила я.
- Еще как разленилась, - парировала Гейра, успокаиваясь. – Иллара сегодня устраивает тренировочные бои. И ты, как одна из самых опытных, будешь участвовать.
- Опять что ли? – я обреченно закатила глаза. Ненавижу сражаться с новенькими. Мне жалко их, они с такими перепуганными глазами держат оружие.
- Не опять, а снова, Айрис! – наставница снова повысила голос. Хватит языком молоть! Быстро на улицу.
- Айри, - звонкий голос моей наставницы заставил меня на секунду отвлечься от тренировки. – Тебя ждут в храме. Иллара настояла, чтобы ты отправилась туда немедленно.
Неужели я снова умудрилась влипнуть в неприятности? Я задумчиво убрала клинки в ножны за спиной, и удивленно кивнув Гейре, зашагала в сторону храма, ставшего мне домом.
Шагнув в приятную прохладу храма, я ненадолго закрыла глаза, чтобы они привыкли к вечному полумраку. После яркого и беспощадного солнечного света мне было ничего не видно тут, в глубине первого зала.
Через некрупные, закрытые синими витражами окна, лился холодный, мистический свет. Огонь от оконных проемов не мог разогнать сгустившийся здесь холод. Пол, казалось, был сделан из настоящего, отполированного, как зеркало, льда, под безупречной гладью которого находилась идеальная мозаика, которая складывалась в причудливые узоры и линии. В отличие от пола, на который можно было смотреть часами, каменные своды храма терялись в вечном сумраке. Именно это говорило о том, что этот храм угоден Двуликой. Вдоль стен тянулась череда искусно высеченных из темного мрамора статуй, которые изображали великих жриц Тантиры. Каждая из этих женщин совершила столько великих дел, что обычному человеку не хватит времени перечислять все эти подвиги. Лица их были настолько красивыми, что было сложно поверить, в то, что они из камня, а не из плоти и крови. На стенах потрескивали факелы, и причудливые блики танцевали на каменных статуях всех великих Дочерей смерти. За все эти годы я так и не смогла избавиться от ощущения, что пустые каменные глаза неотрывно следят за мной.
- Славы вам, сестры, - прошептала я, как того требовал обряд. – Летите на мягких крыльях.
Проходя мимо божественных изваяний, я привычно остановилась возле статуи Летеции Клейменной, последней Дочери смерти. Печально улыбнувшись, я нежно прикоснулась к мраморным складкам платья великой королевы, которая стала для меня кумиром. Тонкое золотое кольцо привычно блестело на моем среднем пальце, напоминая мне о том, кого я оставила на Севере. Хотелось бы мне быть такой, как она и никогда не сдаваться.
Мои шаги звонким эхом отражались от каменных стен. Тут было так тихо и спокойно, что мне казалось, будто и в самом Небесном чертоге не будет так хорошо. У дальней стены, перед самым большим витражом, стояла статуя самой Смерти. Очень реалистично, в мельчайших деталях была изображена маленькая, хрупкая девочка, с неестественно худыми руками и жестким, пронзительным взглядом. Казалось, что она вот-вот сойдет с постамента и начнет говорить властным, хорошо поставленным голосом. Тонкие пальцы сжимали длинный меч, который касался кончиком пола. Богиня словно бы опиралась на него. Казалось, что она вот-вот сойдет с постамента и поведет своих Дочерей в бой.
- Айрис, подойди ко мне, - голос жрицы отозвался от стен эхом, заставляя меня испуганно вздрогнуть. Никогда не привыкну к этой акустике.
- Да, Иллара?
- Сегодня в храм приедет великий муж. Он в скором времени возглавит войско, идущее в Гарт, чтобы освободить столицу от ложных правителей.
Последние годы я мало интересовалась происходящим на фронте. Впрочем, я вообще мало чем интересовалась. Мой мир сжался до стен храма, и лишь редкие походы в город за покупками для сестер привносили какое-то разнообразие в мою медленно текущую жизнь. Но не говорить же об этом вслух.
- Чем я должна помочь?
- Невзирая на то, что ты занимаешь нижнюю ступень среди жриц, Тантира отметила тебя гораздо больше, чем любую из нас, ты проведешь обряд. Сможешь?
- Конечно! - Тантира, да она сомневается? Есть ли большая мечта? Кроме, пожалуй, чем умереть с мечом в руке.
- Тогда поторопись. Он будет буквально через несколько минут.
О, Тантира! Сорвавшись с места, я бросилась во двор. Гейра, видно слышавшая наш разговор, поспешно сунула мне в руки алый плащ жрицы, и я набросила его на себя, тщательно скрывая лицо под широким капюшоном. Встав в тени колонн, я принялась ждать.
Впрочем, ожидание мое было недолгим. Почти сразу же, до моего уха донесся топот копыт, и во двор влетел белоснежный конь, следом за которым, намного медленнее, появился второй с всадницей.
Я практически не заметила ее, с непониманием глядя на белоснежного коня. Тантира, я могла бы поклясться, что это Светлый. Всадник спрыгнул с его спины и скинул с головы белоснежный капюшон плаща.
Дыхание мое сбилось. Непонимающим взглядом я следила за тем, как Агрон помогает своей спутнице спешится, говорит ей, по-видимому, что-то приятное, потому как она в следующее мгновение заливается нежным, звонким смехом. Рука его мягко легла на живот женщины, и только тут я заметила, что он значительно округлен. Тантира, что происходит? Неужели ты наградила меня безумием?
Мои сестры окружили женщину, и она удалилась с ними, в то время когда мужчина медленно приближался ко мне. И чем он ближе подходил, тем больше я убеждалась в своем безумии. Агрон мертв. Иного быть не может. Он принадлежит Тантире. И мы не встретимся в этой жизни.
- Славы тебе сестра, - до боли знакомый шепот коснулся моего уха.
- Славься и ты, - мой голос дрожал. Я с трудом смогла проглотить ком, застрявший в горле. Повернувшись к нему спиной, я прикрыла глаза и сделала пару глубоких вдохов, прежде чем направиться внутрь храма.
Мне не приходилось говорить, он знал что делать. Подойдя к бассейну освященной воды, он скинул с себя плащ и рубашку. Я не сдержала слез.
Вся спина Агрона была испещрена клеймами. Никогда прежде я не видела столько. Но страшнее их были шрамы. На его коже не было ни одного просвета. Этот человек не умирал - его убивали.
Я не могла больше сдерживаться. Слезы катились из моих глаз, а руки дрожали. Я пыталась сдержать рыдания, но не могла. Я опустила глаза в пол, не в силах больше смотреть на это. Тантира, за что ты так?
Шрамы были просто ужасны. Некоторые из них были еще алыми, другие широкие, как мой мизинец, пересекали всю его грудь. Так не ранят, так потрошат.
Он подошел беззвучно. Агрон сорвал с меня капюшон и, взяв за подбородок, заставил посмотреть в его глаза.
- Айри?
Все. Большего мне не требовалось. Силы окончательно покинули меня и, не чувствуя ног, я рухнула на холодный мрамор пола, сотрясаясь от рыданий.
Агрон молчал. Он присел на пол рядом со мной, не делая ни малейших попыток заговорить или дотронуться до меня.
- Как? - спросила я, когда, наконец, смогла справиться с истерикой. Голос мой был непривычно хриплым. Я не могла смотреть на него. Больше не могла. Он хмыкнул, но не произнес ни слова. - Ты погиб. Ты не мог выжить.
- Того Агрона больше и нет. Он умер в Пернетте.
- И кто ты теперь? Иарлэйт?
- Больше нет ни иарлэйтов, ни стианы. Больше нет Севера. Все прошлое лишь сон. Все забыто, - голос его звучал удивительно ровно. Таким он был в первые дни после взятия Клентона.
- Ты не будешь королем всех земель?
- Нет. Я буду наследником королевской крови, полководцем своей армии, мужем жене и отцом сыну. Я не буду умирать за трон. Я умру за свою родину и семью. Большего мне и нечего желать.
- Ты стал другим, - я не понимала ровным счетом ничего, что происходило.
- Да, Айрис, мы все стали другими. Север погасил в нас огонь, а смерть научила жизни. Мы никогда не будем прежними. Мы молоды, но, боги, какими же стариками мы стали. Мое сердце хочет одного - покоя.
- И его ты ищешь в войне?
- Я ищу его в окончании войны. Я погас. И бой больше не разжигает огня в моем сердце.
- А жена? - дрожащим голосом все же сумела произнести я.
- Элейти? У каждого мужчины должен быть наследник. Тем более у меня. Надеюсь, я увижу его. Благословишь, сестра?
Я молча стянула с пальца кольцо и вложила в его руку. Грустная улыбка на мгновение осветила лицо короля, но тут же погасла. Он поднялся с пола и медленным шагом направился к выходу.
- Агрон, - он обернулся. - В покое нет жизни.
- А мы не живем, Айрис. Мы уже пять лет как мертвы, - он бросил на меня последний взгляд и вышел. Стены храма вновь наполнились тишиной.
Вирана Первая.
Мы выехали через час. Все это время я не могла найти себе места от беспокойства. Джарлат был бледен. Узнав о похищении сестры, он не сказал ни слова. С холодной отрешенностью он закрепил ножны меча под седлом. У моего сына не было ни малейших сомнений - возвращение Эйслин будет стоить крови.
Варросс провел этот час возле меня. Его рука успокаивающе касалась моего плеча, а я не находила в себе ни сил, ни мужества, чтобы отстраниться. Это неловкое касание удивительным образом успокаивало меня, давало сил держать лицо.
А что если Салливан действует по приказу Агрона? Где мне искать дочь? Конечно, зная Отли можно предположить, что он вернется в Пернетте, туда, где провел последние годы, и где так много ненавидящих меня лиаров. Но совершенно другое дело, если, все же, он действует не по своей воле. Где тогда искать Эйслин? И захотят ли Освященные знанием помочь мне? После того, как одна из них не выдала мне Агрона Дарнуоллского? Я не знала. Я могла лишь одно - гнать и гнать коня во всю его мощь, сокращая расстояние до проклятого города, который так давно должен был стать мне могилой. Ледяной, не позволь вместо меня умереть моей дочери. Сохрани ее.
Материнство сделало меня слабой. Прежде не было ничего, что могло бы сбить меня с толку, зародить беспокойство в душе. Но теперь моя дочь была с Салливаном Отли.
Салливан... До сих пор я слышу голос отца, с любовью, которую он никогда не питал ко мне, произносящим это имя. Салливан был его правой рукой. Он был идеалом сына, которого никогда не было у Энниса.
Когда мне исполнилось двенадцать, отец, голосом не терпящим возражений, заявил, что я обручена с Саливаном. У отца не было наследников, трон должен был перейти ко мне, но даже на секунду отец не допускал такой возможности. Салливан - вот кто станет образцовым правителем. Мне уготована роль марионетки.
Не успела новость о нашем обручении распространиться по всей стране, как отец, Салливан, а вместе с ними и все министры делегацией направились в мою спальню. Я готовилась ко сну, когда двери отворились, и в комнату вошли порядком захмелевшие мужчины.
Отец уже тогда был слаб здоровьем и понимал, что может умереть прежде, чем я, достигнув шестнадцати лет, стану женой Отли. Ему нужны были гарантии, что трон перейдет к Салливану, а потому, не будучи заключенным, наш брак должен был быть консумированным. Отказавшись от брака с Салливаном, я бы оказалась навсегда опозоренной и не сумела бы взойти на престол.
Лицо отца осталось абсолютно бесстрастным, когда, подойдя ко мне, Салливан хозяйским движением стянул с меня ночную рубашку, оставляя абсолютно обнаженной на глазах у представителей дворянских фамилий, районак которой мне предстояло стать. Тогда Салливану Отли было двадцать восемь лет. Он казался мне невероятно привлекательным из-за густых рыжих волос, какие только бывают у южан. В ту ночь он навсегда разжег в моем сердце ненависть к министрам отца и южанам. Любой обладающий рыжими волосами вновь и вновь напоминал мне о событиях той ночи.
Разгоряченный корнем маннской чакоры, Салливан снова и снова доказывал Эннису как именно он будет обладать Севером. Я пыталась вырываться, слезы текли по моим щекам, но сердце отца не дрогнуло. Вместо этого он кивнул Салливану, который от души отвесил мне пощечину.
- Нас не склонить. Нас не уничтожить, - одними губами прошептал он, вероятно в очередной раз разочаровываясь во мне. Салливан схватил меня за волосы, заставляя смотреть в лица мужчин, откровенно возбужденных всем происходящих. Мое унижение, моя боль приносили им удовлетворение. И я не забыла им этого.
Они отпустили меня лишь на рассвете. Тело мое было покрыто кровоподтеками и пропитано потом Отли. У меня не осталось ни сил, ни мыслей. Я была пуста. Жизнь, вера в Верховного - они оставили меня. Отец запретил страже выпускать меня из комнаты или пропускать посетителей. Ко мне мог заходить лишь Салливан, что он и делал чаще, чем ночь сменяла день. Я понимала, почему отец так жесток - меня было необходимо сломить, подавить любые зачатки воли. Им почти это удалось. Слащавые взгляды дворян, жалостливые улыбки светских дам - я больше не могла поднять голову, не могла отвечать на взгляды.
Среди них был лишь один человек, для кого я оставалась той же Вираной, что и годы назад - Риваллон Маннский. Он был со всеми в ту ночь. Я видела его взгляд - полный презрения к отцу и Отли. Когда я вернулась ко двору, а отец, увлеченный любовью к новой районак, удалился из столицы, он в одиночку противостоял Салливану, вином и шлхми отводя его от моей спальни.
Вскоре моя признательность переросла в нечто большее. Я боялась этого чувства, боялась обратной стороны любви, но Риваллон был со мною нежен и ласков, что вызывало во мне такую бурю чувств, что я часто не могла сдержать слез.
Мы наивно полагали, что отец простит нас за то, что нарушили его планы, но Эннис не умел прощать. Риваллона и ребенка сожгли, а меня отправили на смерть в Пернетте, набросив на плечи серебряный плащ - символ позора.
Мне удалось выжить. Нас не склонить. Нас не уничтожить. Я вернулась дочерью Ледяного. Вернулась будущей районак. С помощью Фелгара камеры тюрьмы были переполнены моими верными соратниками из Пернетте. Никто и не догадывался, что их командир и тюремщик одно лицо. Не успело тело отца остыть, камеры были распахнуты. Я сидела в пустом тронном зале, слушая звон стали, не стихающий ни на мгновение. Призрачная стража уже принадлежала мне, но даже королевская гвардия не означала победу. Я сидела на троне зная, что когда двери зала распахнутся, я стану либо районак, либо обреченной на смерть. Но Ледяной не подвел меня. Салливан Отли был пленен, и его недавние приспешники пали ниц у моих ног.
Я была глупа, когда сочла, что сослать Салливана в Пернетте будет лучшим решением. Если бы мне тогда хватило твердости начать свое правление с казни... Теперь Эйслин находится в самом холодном городе Севера в плену насильника, окруженная со всех сторон лиарами, которые жаждут моей смерти. Я не сомневаюсь, что в Пернетте остались еще мои преданные друзья, но ни их, ни трехсот человек моего сопровождения не будет достаточно, чтобы вызволить дочь из плена.
Это ловушка. Это гениальная ловушка, вот только чья? Салливана? Агрона? Южан? Как же я сглупила, лишив жизни Джоан. Клан Ройглао всегда был велик, я не уничтожила его, а лишь разозлила. Остается лишь надеяться, что Юг, как и всегда, останется в стороне. Если Салливан передаст Эйслин в руки лиаров, то ее немедленно убьют. Может Север и суров, но каганат не знает ничего кроме жестокости. Лучше уж Роза Запада.
- Матушка, там какие-то люди, - что? Я подняла взгляд в указанном направлении и вздохнула с облегчением.
- Это разбойники Варросса, - какое счастье. После ошибки с Агроном я почти на год удалила Варросса от двора. Я знала, он не мог сделать это намеренно, а потому и не казнила. Когда Агрон объявился в Пернетте, Варросс начал на него охоту, однако ему помешали Освященные знанием. Варросс вернулся в столицу.
За год он сильно осунулся, хотя и не утратил внешней привлекательности. Порой я ловила себя на мысли, что, поддавшись я много лет назад чувствам, которые вспыхнули в Пернетте в моей душе, я сейчас была бы его женой. Я знала, что эти чувства не безответны, но я родилась гормлэйт, а не простым ребенком. Мой удел править. Мой удел быть донали. Но для начала я должна вернуть свою дочь.
©Энди Багира, Иррьяна, 2012 г.
