Старинные часы с кукушкой пробили шесть раз. Андрей Антонович, князь Глинский, любил эти часы и не выставлял на продажу… Очень уж они напоминали ему о России! А прошлое занимало в его жизни главное место, и вовсе не оттого, что он был сентиментален. Минувшее представляло для него чисто деловой интерес. Торговец воспоминаниями — так он называл сам себя и находил этот здоровый цинизм весьма ценным качеством, которого недостаёт большинству его соотечественников, особенно здесь, вдали от родины. Старик грустно усмехнулся своим мыслям. Восемьдесят лет, конечно, не тот возраст, когда можно с лёгкостью вести дела в антикварной лавке, но что поделаешь? На сыновей надежды никакой, на внуков тем более… И как только он, с его практической смекалкой, ухитрился вырастить этаких вертопрахов? При мысли о них и о том, как быстро они промотают с таким трудом сколоченное состояние, случись с ним что-нибудь, настроение старика стремительно начало портиться.
— Чаю нужно выпить, вот что, — сказал он сам себе и принялся за приготовление напитка.
Робкие шаги на крыльце… Противный звук послышался, едва он успел устроиться в кресле, держа в руках любимый стакан с подстаканником. Принимать покупателей, пусть даже припозднившихся, сидя в кресле с чаем? Нет, так не годится… Он поставил стакан на полку под письменным столом. Шаги стихли. Передумали заходить? Ну что ж, их дело… Андрей Антонович снова взял в руки стакан. Копошение на лестнице немедленно возобновилось. «Нужно снова убрать…» — подумал он и представил, как от этого действия несмелый посетитель попятится назад, словно на кинопленке, которую кто-то решил перемотать к началу. Эта картина малость развеселила старика. «Ладно уж, пускай заходит…» Старик поставил стакан на стол перед собой. Раздалось привычное позвякивание дверного колокольчика. От этого посетителя он не ждал ничего особенного, но всё оказалось ещё хуже, чем он думал: сгорбленная старуха в нелепой шляпе с вуалеткой. Лица почти не видно… и всё же по каким-то неуловимым приметам он сразу узнал в ней соотечественницу в прошлом одного с ним круга.
— Чем могу служить, сударыня? — спросил он, не сумев скрыть скептические нотки в голосе, а про себя подумав: «Наверное, принесла что-нибудь на продажу, но такие, как она, давно продали всё ценное, остались одни воспоминания в чистом, нематериальном, так сказать, виде».
— Купите у меня музыкальную шкатулку, — произнесла старуха смутно знакомым, настораживающим голосом. Андрей Антонович попытался подобрать вежливые слова для отказа.
— Сударыня, у меня их уже две дюжины…
— Эта особенная, — сказала посетительница и извлекла из потрёпанной сумки своё сокровище. Красное дерево, перламутровые амуры по бокам и царапина на крышке. Определённо он уже видел эту шкатулку раньше… Давно. Очень давно… Глинский на несколько секунд потерял дар речи, но быстро взял себя в руки.
— Сколько вы за неё хотите? — спросил он.
— Сто франков, — ответила старуха. Будь это другая шкатулка, он бы и разговаривать не стал…
— Хорошо, — сказал он и быстро отсчитал названную сумму.
— Воспоминания… — произнесла старуха, коснувшись края своей чёрной вуали.
— Сударыня, магазин закрывается, — довольно невежливо оборвал он её, посетительница медленно побрела к выходу, обернулась на мгновение и скрылась за дверью. «Наверное, зря прогнал», — подумал Глинский: нужно было сначала спросить, где она это взяла… Но слишком уж ему не терпелось кое-что прояснить! Он открыл крышку. Шкатулка хрипло заиграла «К Элизе». А вот и потайной замок… Нет, не может быть! В крошечном ящичке лежал листок пожелтевшей бумаги. Он взял его в руки и прочёл следующее: «В память о ночи, когда была раскрыта тайна музыкальной шкатулки. Июль 1910 года». Почерк Юлии… Судьба за неё наказала, бросил, хоть и любил... Ему потом говорили, что она умерла… Давно… Давно! А старуха? Ведь это она! Та самая, что он встретил на дороге у леса, и голос… Не хватает воздуха. Что это? Опять сердце… Телефон и лекарства слишком далеко… Лист бумаги выпал из руки князя Глинского и медленно опустился на пол.
***
Поручик Глинский пустил коня в галоп, мысленно посылая проклятья: «Чёрт бы побрал эту Лили с её шампанским и живыми картинами!» Засиделся допоздна, опоздал на поезд, а утром нужно прибыть в полк. Хорошо, что хоть приятель одолжил этого резвого скакуна. Он бы легко срезал путь по старой сельской дороге, но началась гроза, будь она неладна… Уже стемнело, и лишь вспышки молний озаряют дорогу и мрачноватый лес по левую руку. Дождь льёт как из ведра. И, конечно, не дело так спешить, можно загнать лошадь, но очень уж ему хочется поскорее выбраться отсюда. Поручик вновь пришпорил коня, но тут случилось нечто непредвиденное. Голубоватая вспышка вновь озарила дорогу, и на мгновение он увидел стоящую у него на пути старуху с бледным жутковатым лицом… Он потянул на себя поводья. Конь взвился на дыбы. Глинский, чего с ним никогда не бывало, вылетел из седла и упал, едва успев подставить плечо, чтобы не свернуть шею.
— Что вы тут шляетесь по ночам! Никак на свиданье к жениху опаздываете? Вот уж не думал, что приму свою погибель от сумасшедшей старухи! — выкрикнул он, с трудом сдерживаясь, чтобы не сказать слов, ещё более приличествующих случаю. Виновница его падения подошла чуть ближе.
— Сам не опоздай к своей невесте! А погибель твоя в музыкальной шкатулке да в совести твоей! — произнесла она, многозначительно подняв указательный палец. Язвительные замечания в адрес деревенской прорицательницы застряли где-то в горле, и Глинскому стало не до смеха. Этот голос не мог принадлежать обычному человеку. Тихий и вкрадчивый, он проникал в самую глубину души, обволакивая сознание липкой паутиной. «Проснуться!» — повинуясь желанию прогнать наваждение этим нехитрым способом, Глинский крепко зажмурился, а когда открыл глаза, старухи уже не было рядом. Перекрестившись здоровой рукой и плюнув через левое плечо на всякий случай, поручик встал на ноги, взял коня под уздцы и побрёл дальше. К счастью, вскоре он увидел отходящую от основной дороги вправо подъездную аллею. За густой листвой старых деревьев были видны приветливые огни дома, очертания которого терялись в темноте. На уверенный стук Глинского откликнулся заспанный привратник.
— Слушай, братец, беда со мной приключилась! — слегка взволнованно заговорил поручик, обрадованный тем, что видит человека из плоти и крови.
— Конь сбросил, грозы испугался. Дальше не могу ехать, рука болит… — привратник в потрёпанной ливрее поморгал глазами, соображал он, судя по всему, туговато.
— Так ведь, ваше благородие, по ночам в грозу да верхом…
— Будет тебе меня учить-то! Хозяева дома? Не спят? Может быть, не откажут в приюте?
— Дома, как же! Барышня не спят ещё, всё романы читают, и папенька её, Пётр Васильевич, тоже что-то припозднились в кабинете у себя… За мной пожалуйте.
Глинский вслед за привратником вошёл в старинный, прекрасной архитектуры, но несколько запущенного вида дом. На зов привратника явилась толстая служанка и зажгла свечи, осветившие гостиную, обставленную просто, но со вкусом. Вскоре вышли и сами хозяева: высокий пожилой господин с недовольным лицом и старомодными бакенбардами и юная девушка, не красавица, но с живым и симпатичным лицом, озорными искорками в глазах. Поручик отрекомендовался и объяснил ситуацию. Хозяин дома протянул ему руку:
— Генерал Острецов, а это дочь моя, Юлия. — Девушка смело встретила его взгляд и сделала торопливый книксен. «Нет, она всё же хорошенькая…» — Ну, ну, не заглядывайтесь, — насмешливо сказал генерал. — Деревня Малые Комары да болото около леса, вот, почитай, и всё приданое…
— Папенька, ну что вы такое говорите! — возмутилась Юлия. — И так всех гостей распугали… Не все, к вашему сведению, охотятся за приданым, есть ещё и благородные рыцари!
— Вот и к нам одного занесла нелёгкая! — Ворчание генерала Глинский не принял всерьёз. Что-то безошибочно подсказывало ему, что человек он добрый. Но Юлии, наверное, нелегко живётся здесь, в глуши, со старым ворчуном-папашей. Поручик сочувственно посмотрел на неё. Она вздохнула и улыбнулась.
— Как же это вас угораздило, поручик? — не унимался тем временем её отец. — Где это вы «засиделись допоздна»? Что за дисциплина? Я бы живо выбил из вас дурь! В старые времена…
— Полно, папенька, — вступилась за него Юлия. — Разве вы не видите, что человеку помощь нужна? У него, может быть, рука сломана…
— А ну-ка, дайте мне вашу руку, — сказал генерал, и что-то в его голосе Глинскому не понравилось, но возражать он не решился.
Генерал крепко сжал его руку и с силой, неожиданной для столь немолодого человека, дёрнул. Поручик вскрикнул от жуткой боли и придержался за ломберный столик, чтобы не упасть, но всё же почувствовал, что сустав встал на место.
— Как есть вывих, — сказал генерал, не выказывая никаких эмоций.
— Спасибо, — простонал Глинский, схватившись за больную руку и сев на диван.
— Папенька, ну что вы делаете! — Юлия даже топнула ногой от возмущения. — Вам дай волю, вы и вовсе без руки оставите человека!
— Спасибо в карман не положишь! — философски заметил генерал Острецов своим ворчливым голосом. — А ты, Юлька, давай-ка позаботься о своём рыцаре печального образа. Скажи Дуняше, пусть подготовит для него комнату с гобеленами. Поручик, приведите себя в порядок, и мы ожидаем вас к ужину.
— Так точно, — ответил Глинский слабым голосом и поплёлся вслед за толстой Дуняшей в указанную комнату.
***
После ужина, подкрепившись жареной куропаткой и хорошим вином, Глинский почувствовал себя вполне сносно. Боль в руке поутихла, а генерал заметно подобрел и обещал лично телеграфировать в его часть завтра утром, а после выделить ему коляску с кучером. Глинский от души поблагодарил его, но украдкой кинул взгляд на Юлию. Не иначе как это она уговорила отца быть добрым к незваному гостю. Всё складывалось премило, и, несмотря на подкатывавшие волны сонливости, Глинского потянуло на приключения.
— Вы ведь не откажетесь показать мне ваш дом, Юлия Петровна? — спросил он, дождавшись девушку за дверью.
— Я с радостью, — ответила она. — Дом у нас старинный, полный тайн. Папенька спать ушёл и не помешает, так что идёмте.
— Полный тайн, значит? — весело спросил поручик. — У вас, наверное, и привидения имеются? — Юлия, словно не уловив насмешки в его голосе, задумалась.
— Сама я не видела, но, пожалуй что, есть! Правда, самое известное появляется не в доме, а на дороге. Говорят, одну местную колдунью там когда-то убило молнией. Теперь она появляется во время грозы. Облик она принимает любой и может предсказать человеку его будущее, если он наберётся храбрости задать ей вопрос. Дуняша ходила на святки о женихе гадать, и привиделась ей там чёрная овца, так в прошлом месяце Игнатий-пастух к ней посватался…
— Как велика точность предсказания! — засмеялся Глинский, скрывая, что ему стало не по себе. Здесь, в тепле и уюте, кошмарная старуха уже почти забылась, и вдруг вот тебе… — Как скверно, однако… — пробормотал он себе под нос. Юлии, пожалуй, не стоит об этом рассказывать — зачем пугать девушку?
— Что скверно? — спросила она.
— Да все эти предсказания, гадания… — сказал Глинский нарочито небрежным тоном. — Мне вот как-то раз предсказали, что я от музыкальной шкатулки приму смерть, а я посмеялся только! А сами-то вы в весь этот вздор разве верите?
— Не знаю… — как-то несмело ответила она. — Знаете, а мне на день ангела папенька такую шкатулку подарил! Подождите здесь! — весело сказала Юлия, прерывая повисшее молчание.
Она вошла в какую-то комнату и вернулась со шкатулкой в руках.
— Я такая неуклюжая! Уже успела её уронить. Царапина на крышке осталась, — девушка открыла шкатулку, и та хрипло заиграла Бетховена.
— Юлия Петровна! — Поручик хлопнул себя по лбу. — Я понял, чем мне угрожает эта шкатулка!
— И чем же?
— Так хрипит, что я того и гляди помру! — Оба рассмеялись.
— Здесь есть тайник, — сказала Юлия. — Нужно положить туда записку на память! А то вы ведь завтра уедете, и я вас больше не увижу, а так я найду записку и вспомню, как нам было весело.
— Увидите! Я буду часто приезжать…
— Это вы сейчас так говорите, но папенька всех распугает…
— Ну, хорошо, давайте, пишите, — поручик вырвал лист из своего блокнота, Юлия склонилась над столом и написала: «В память о ночи, когда была раскрыта тайна музыкальной шкатулки. Июль 1910 года».
***
Юлия Петровна вышла из антикварного магазина и тихо побрела домой. По странному стечению обстоятельств, её небольшая квартира располагалась на той же улице, что и магазин Глинских, но она не знала об этом много лет. Пожилая женщина грустно усмехнулась своим мыслям, села на скамью и стала смотреть на гуляющих по летней аллее прохожих. Счастливые, молодые… Давно ли и они были такими? Юлия Петровна, много лет проведя в одиночестве, давно не стыдилась разговаривать сама с собой. «Всего-то каких-нибудь шестьдесят лет», — ответил ей ехидный внутренний собеседник. Трудно поверить, что этот старик, выпроводивший её сегодня из своего магазина, и есть тот блестящий молодой поручик. Юлия Петровна вспомнила ночь, когда они познакомились. Несколько лет спустя он унаследовал титул и состояние и приехал просить у папеньки её руки. Тот, поворчав сколько положено, согласился, а о ней самой и говорить не приходится… Он тогда признался, что видел старуху на дороге, но в чём здесь судьба и в чём предсказание, они так и не додумались, сколько ни старались. Юлия Петровна подозревала, что старухой рядилась деревенская сумасшедшая Палаша, за которой водился такой грех, но ему об этом не сказала. Ведь настоящая старуха куда как романтичнее! Война и события, последовавшие за ней, разрушили все их планы. Она ждала его! Она так его ждала… но он не приехал. Она считала его погибшим, а он, оказывается, попросту сбежал, спасая собственную жизнь… Выходка со шкатулкой была, конечно, глупой и театральной. Она так ждала, что он оторвёт взгляд от шкатулки, посмотрит на неё и спросит: «Юлия, это ты?» — а она откинет вуалетку с лица и скажет: «Да, я». Но он её не узнал. А вот шкатулку он, кажется, вспомнил… или вспомнит, когда найдёт записку. Может быть, тогда в нём проснётся… Не любовь, так хоть совесть! Взгляд Юлии Петровны вдруг стал тревожным. Он ведь верил в это дурацкое предсказание, и когда увидел шкатулку, то так побледнел… А ведь князь человек немолодой! Старуха… так ведь это она сама! Колдунья приняла тогда облик её нынешней так же, как ранее облик Дуняшиной чёрной овцы! Вот всё и сошлось! Юлия Петровна поднялась со скамьи и пошла обратно в лавку. Быстро, насколько это позволял её почтенный возраст. Она ведь любила его все эти годы и сейчас… Пусть он снова её прогонит, только бы всё обошлось!
Она вернулась к магазину и постучала в дверь. Молчание.
— Андрей, это я, Юлия, твоя невеста! — сказала она, постучав в дверь сильнее, но ответа вновь не последовало. — Судьба, значит… — произнесла она со смирением, которому её научили годы скитаний. Прислонившись к двери спиной, она подняла голову. Ясная погода исчезла, в небе сгущалась гроза.
Автор: Мария Андреевских