Изгнание злого духа.
После полудня 19 декабря 1733 года обоз Академического отряда Второй Камчатской экспедиции прибыл из Сайгатки в деревню Дуброва. Останавливаться в этом поселении Герхард Миллер не планировал, но лошади, утомлённые дальней дорогой, едва переставляли копыта. Управитель обоза отправился к местному старосте просить новых лошадей, а учёные, рисовальщики, геодезисты разбрелись по деревне, коротая время в разговорах с её жителями. Толмачей на всех не хватало, и разговоры не клеились, местные старались выказать иноземным гостям русское гостеприимство: угощали стряпнёй и поили горячим травяным чаем. Морозец крепчал, пощипывал лица, пробирался в рукава шуб, и кружка дымящегося ароматного напитка пришлась очень вовремя.
Первый рассказ из этой серии читайте ЗДЕСЬ
— Не знаю, как и поступить, друг мой Йоганн, — обратился Миллер к Гмелину. — Местные не одобряют наш дальнейший маршрут через Елово и деревню Паки. Дороги, говорят, там совсем плохие, а порой и нет их вовсе. Советуют идти через Частые.
— В чём плохое? — спросил Йоганн. — Длиннее путь?
— Отнюдь, Йоганн, длина та же, но там встречаются озлобленные башкирцы. Вы же осведомлены, что они недовольны присвоением русскими их земель?
— Герхард, любезный, башкирцы могут быть в любом месте, — ответил Гмелин. — Но мы с вами их земли не забирали и нам до сего нет дела.
— Несомненно, но я должен упредить всех о предстоящей опасности.
Через пару часов управитель привёл трёх гривастых лошадей.
— Всё. Боле ныне нет, — сказал он заплетающимся языком. — Сколь не поил я старосту — всё зазря. Завтра будут остальные.
Миллер с Гмелиным переглянулись.
— Нет у нас времени ждать, — сказал Герхард. — Выедем раньше других. Нам опосля Осы ещё в Кунгуре надобно задержаться. В первых санях поедем мы с вами, Йоганн, за нами рисовальщик Беркхан и толмач Яхонтов, в третьих — пара охранников.
— Как поедем? — спросил Гмелин.
— Решусь всё же через Елово, как и задумывали. Пойдёмте, друг мой, отобедаем перед дорогой.
Миллер зыркнул на управителя и грозно сказал:
— О пьянстве вашем непременно будет сообщено командору.
— Милостивый государь, — с тоской проговорил управитель, — простите…
— Запрягай! — отмахнулся Миллер. — Выходим через час.
После обеда трое саней, запряжённых справными лошадьми, выехали из Дубровы в сторону села Елово.
Санный путь лежал возле долгого, безмолвного леса. Величавые дубы, раскинувшие скрюченные, замёрзшие ветки, сменились мохнатыми елями, заснеженные лапы которых замерли между стволами редких белобоких берёз, словно обнимая их.
Кучер затянул унывную песню, двое других тут же подхватили её. Пели они надрывно, протяжно, будто изливали душу плывущим по небу облакам.
Лес закончился, и дорога потянулась по волнистому заснеженному полю, потерявшему края в бесконечной дали.
Услышав приближающийся шум, возница оборвал песню и с силой натянул поводья. От рывка лошадь вздёрнула голову, оскалилась и пронзительно заржала. К обозу, вздымая снег, мчались всадники. Как чёрная туча, подгоняемая ветром, они летели вперёд, подбадривая лошадей угрожающим криком.
— Кто это? — встревоженно спросил Миллер.
— Башкирцы! — закричал кучер и спрыгнул с саней.
В то же мгновение стрела с острым медным наконечником впилась в деревянный хомут лошади и расколола его глубокой извилистой трещиной. Герхард зажмурился и закрыл голову руками. Йоганн сполз с сиденья. Вторая стрела просвистела и воткнулась в спинку над его головой.
— Всё! — прошептал Йоганн и схватил Миллера за локоть.
Герхард промолчал и лишь посильнее прижал руки к голове. Возница судорожно крестился, уставившись в небо глазами, полными отчаяния.
Двенадцать всадников окружили обоз и жестами показали встать с саней. Люди подчинились.
Гмелин стоял, опустив голову. Колени его дрожали, ледяной пот стекал по лбу и спине.
— Герхард, посмотрите, сколько у них оружия: и луки, и сабли, и ружья, — прошептал он.
Миллер приобнял его за плечи.
— Держитесь, друг мой Йоганн, всё образумится. У меня самого от этого живот сводит.
Миллер оглядел всадников. В спускающейся темноте ему показалось, что все они на одно лицо, словно братья: тёмные густые волосы, торчащие из-под шапок, прикрывали высокие лбы. Аккуратно подстриженные бороды и широкие скулы. Чёрные раскосые глаза, отражавшие блики спелой луны, блестели звериной яростью.
— Чьих будете? — спросил всадник.
Он был одет побогаче остальных: войлочный малахай, подбитый мехом лисы, полностью прикрывал плечи и спину. Подол и манжеты тулупа из выворота овчины украшал вышитый сложный орнамент красного цвета. Всадник сдавливал бока лошади стременами, та мотала заиндевелой мордой, фыркала и вставала на дыбы.
— Чьих будете? — переспросил мужчина.
Миллер кивнул толмачу. Яхонтов сделал шаг вперёд и начал переводить.
— Ладно говоришь! — выслушав переводчика, сказал всадник. — В лагерь пойдём, тархан решать будет, что с вами делать.
— Мне страшно, Герхард! — шепнул Гмелин, когда все расселись по саням.
— Надеюсь, всё обойдётся, — стуча зубами, ответил Миллер. — Хотели бы убить — убили бы сразу.
Стоянка башкир находилась в пяти верстах от дороги. Обоз в сопровождении всадников прибыл туда уже затемно, но лагерь был хорошо освещён пылающим трескучим костром. Его багряное пламя, лаская дрова, стремилось ввысь рваными бушующими языками. Люди сидели у огня и тихо переговаривались. Поодаль стояло с десяток высоких, широких юрт, обтянутых шерстью и кожей.
— Посмотрите на лица этих людей, — сказал Миллер. — Видно, что сильная печаль обеспокоила их.
— Соглашусь с вами, Герхард, — сказал Гмелин. — Но это, скорее всего, не помешает им извести нас.
— Полно вам, друг мой Йоганн! Несмотря на постигший меня страх, имеется у меня надежда на их благорассудие.
— Сомнительно, очень сомнительно, — качнул головой Гмелин.
Всадники спешились, выволокли пленников из саней и поставили их в ряд.
Из юрты вышел высокий мужчина в длинной лисьей шубе, подпоясанной широким суконным поясом с металлическими бляхами, в руке он держал кожаный хлыст. При его появлении все притихли.
Мужчина внимательно осмотрел прибывших и, указав на кучеров и охрану хлыстом, сказал:
— Этих накормить, напоить и уложить спать. Пусть до утра живут.
— Слушаюсь, тархан! — отчеканил старший всадник. — А с остальными что делать?
— А эти пойдут со мной, — ответил тархан.
Он приподнял меховой полог, прикрывающий вход в юрту, и пропустил пленников вперёд.
Герхард вошёл первым и огляделся.
В центре юрты находился очаг, рядом — деревянные нары, покрытые войлочными паласами. На сундуках с массивными медными замками лежали ковры и шкуры медведя. И на нарах, и на сундуках раскиданы расшитые красными узорами подушки. На стенах сабли, луки в кожаных футлярах и стрелы в расписных колчанах. У входа на медных подносах, упёршись стволами в стену, стояли три ружья, инкрустированные серебром. Юрту на две части разделяла закреплённая к потолку занавесь из толстой материи, украшенной золочёной нитью. Тихие всхлипывания, доносившиеся из-за занавеси, насторожили Миллера. Он хотел заглянуть за неё, но тархан перехватил его руку и взглядом указал на нары.
— Ужинать будем, — произнёс тархан, усаживаясь на нарах. — Вы мои гости.
— Гости? — вскрикнул Гмелин. — Да ваши люди днесь чуть не поубивали нас! Зачем они стреляли по нам?
— Воины мои знатно стреляют и всегда попадают, коли надобно, — усмехнулся тархан. — Мы, башкиры, воевать не хотим. Вы без ружей — значит с миром, а раз с миром — знамо гости.
— Так вы нас отпустите? — удивился Миллер.
— А зачем вы мне? Угощу, на ночлег определю, а посветлу продолжите стезю свою. По ночи на дороге опасно, лихого люда много.
Гости облегчённо вздохнули. Рисовальщик Беркхан, всё это время не выпускающий папку с бумагами из рук, спросил:
— Вы позволите, благоуважаемый тархан, запечатлеть ваше жилище на листе? Для памяти.
— Изобразишь, — согласился тархан. — Опосля ужина.
В юрту занесли блюда с едой и напитками, и гости, уверовав в свою безопасность, принялись поедать лепёшки, кулламу, ароматную конскую колбасу и пышущий жаром бешбармак. По вкусу пришёлся и кисломолочный айран, поданный в глиняных кувшинах с узкими горлами.
Учёные рассказывали тархану о Петербурге, об экспедиции и о своих планах.
Насытившись, Миллер спросил:
— Нам показалось, тархан, что люди твои обеспокоены и лица их опечалены. Случилось ли что?
— Пришла беда в мою семью, — помрачнел тархан. — Третьего дня вселился в мою дочь Муниру злой дух. Ни знахарь, ни вещун ничего не могут поделать. Сколько трав целебных без толку извели, а она икает и икает. Может, порчу кто навёл?
Гмелин подавился куском мяса и закашлялся.
— Какой злой дух? — спросил он, утирая слёзы. — Я, как доктор медицины, властно заявляю: икота — это хворь!
— Я в науки не верую, — зло сказал тархан. — А коль ты лекарь, так лечи её. Или снадобье дай какое.
Миллер укоризненно взглянул на друга, опустил глаза и покрутил головой.
Беркхан и Яхонтов переглянулись, они тоже поняли, что разговор заходит в опасный тупик. Но Йоганна, привыкшего биться за победу науки над предрассудками, остановить уже было невозможно.
— Я могу осмотреть её! — с уверенностью заявил он.
Тархан молча поднялся с места и подошёл к занавеси. Чуть приоткрыл её и сказал:
— Мунира, солнце, иди ко мне. Тут лекарь иноземный, лечить тебя будет.
Девушка вышла в гостевую.
— Выйдите все! — разошёлся Йоганн, и, увидев гневный взгляд тархана, тихо добавил: — Так надо!
— Ох, смотри у меня, лекарь! — прорычал тархан.
Когда все вышли, Гмелин усадил Муниру на нары и встал у неё за спиной. Пот крупными каплями выступил на его лбу. Что делать дальше, Йоганн не знал.
«О Всевышний, что я всуе наделал! — подумал он. — Что теперь будет?!»
Йоганн посмотрел на спину Муниры. Девушка, ссутулив плечи, опустила голову и икала. Йоганн сел на нары: колени опять затряслись. Он оторвал кусок от лепёшки и начал медленно жевать. В горле пересохло, и лепёшка встала колом. Йоганн тихо, чтобы Мунира не услышала, взял кувшин и сделал большой глоток айрана прямо из горлышка. Поставив кувшин, Гмелин огляделся и увидел ружья.
«Вот только и остаётся, что пульнуть себе в живот. Интересно, а они заряжены?»
Йоганн подошёл ближе и едва коснулся ствола. Тяжёлое ружьё соскользнуло со стены и с ужасным грохотом рухнуло на медный поднос. От резкого звука Мунира ойкнула и подскочила с места.
В юрту вбежал тархан, за ним Миллер, рисовальщик и толмач.
Увидев испуганные глаза дочери, тархан сорвал со стены саблю и пошёл на Гмелина. Миллер стремительно шагнул вперёд, перекрывая разъярённому тархану путь.
— Атай! — крикнула Мунира. — Злой дух ушёл. Атай!
Тархан оглянулся, отбросил саблю на нары, подошёл к дочери и крепко обнял.
Мунира уткнулась носом отцу в грудь и сквозь слёзы не переставая повторяла:
— Атай, злой дух ушёл! Он ушёл!
Тархан отпустил дочь и подошёл к Гмелину.
— Проси, что хочешь, лекарь!
Йоганн, вытер пот, тяжело выдохнул и ответил:
— Мне бы айрана испить да отдохнуть. Ночь уже.
Тархан вышел из юрты и закричал:
— Иноземный лекарь изгнал духа из Маниры!
В ответ раздались радостные вопли.
— Как вы это сделали, друг мой Йоганн? — удивился Миллер.
— Не знаю, Герхард! Думаю, что злой дух просто испугался.
— Тогда считайте, что это новое научное открытие! — рассмеялся Миллер.
Ранним утром, пока в лагере все ещё спали, в юрту к учёным зашёл башкирский вещун. Растолкав Гмелина и Яхонтова, он сказал:
— Одевайтесь и выходите. Я вас жду.
Когда утренний гость вышел, Йоганн огляделся и, потягиваясь, зевнул:
— Чего ему надобно поутру?
— Бес его знает, басурманина, — ответил толмач. — Но отказываться не дело. Напустит икоту, замучаемся потом!
— Не смешите, — улыбнулся Йоганн и принялся одеваться.
Морозное утро наливалось светом. Из-за горизонта выползало дремлющее солнце. Оно нехотя расправляло блёклые лучи, прорезая тёмное небо ровными розоватыми полосами.
Гмелин с толмачом плелись за башкиром по свежему снегу. Через пару вёрст они остановились на краю перевала.
— Тархан поведал, что ты в духов не веруешь. Верно? — спросил вещун.
— Не верую, — подтвердил Гмелин.
— Тогда смотри туда!
Йоганн сделал шаг вперёд и замер с открытым ртом. Внизу простиралась долина, окружённая с трёх сторон заснеженными перевалами. Но в самой долине снега почти не было. Тонкие прозрачные ручейки разрисовали её сверкающими извилистыми дорожками. Кусты неухоженных можжевельников словно превратились в деревья и вытянулись к небу гигантскими двадцатиметровыми пирамидами. Заиндевелые ветви вековой липы, как множество рук, устремились вверх растопыренными корявыми пальцами.
— Господи! — прошептал Йоганн. — Ранее я такого ещё не видывал!
— Чтобы обхватить такую липу, человек пять надобно, — сказал Яхонтов.
— Вы взгляните на берёзовую рощу, милейший! — воскликнул Гмелин. — Ни одного прямого дерева! Это уж очень необычно, я вам скажу. Берёза начинает расти, но природная сила будто разрывает ствол, и из него произрастают другие берёзы. Заметьте, не от корня, а от ствола. Невиданное чудо! А как здесь дышится, вы заметили? Воздух этот явно целебный!
— Как не заметить? — ответил толмач. — Я переполнен силой, аки и не было дальней дороги и ночи бессонной.
— А вот и духи появились, — сказал молчавший до этого вещун.
Над долиной парили светящиеся шары. Они проплыли между берёз, обогнули липу и исчезли в можжевеловой роще.
— Я должен туда спуститься, — заявил Гмелин.
— Нельзя сейчас, — ответил башкир. — Только по зелёной траве. В снега тут злые духи.
— Да какие злые духи?! — воскликнул Йоганн, но, наткнувшись на недобрый взгляд из-под хмурых бровей, задумался. — Хотя, ежели на это научного объяснения у меня не имеется, значит духи.
Вещун поклонился долине и молча пошёл в лагерь. Гмелин с Яхонтовым последовали за ним.
— Не следует молвить об увиденном другим, — сказал Йоганн. — Сочтут, что рассудок наш помутнел. И в дневниках об этом не укажу, но при первой оказии возвращусь сюда непременно. Дорога нехитрая: две версты от Елово.
— Вы правы, милостивый государь, — сказал толмач. — Молчать об оном надобно.
Гостей провожали всем лагерем. Женщины загрузили в сани тюки с провизией.
— Еды вам надолго хватит, — обнадёжил тархан. — А ты, лекарь, помни, я должник твой. Может, сопроводить вас?
— Нет-нет, мы сами! — ответил Гмелин. — Скоро тут ещё наш обоз пойдёт, вы уж на них не нападайте!
— Я говорил тебе, лекарь, — сказал тархан, — мы первые не нападаем. Башкирам бойня не нужна! К нам с миром — и мы с добром.
— Выходим! — крикнул Миллер, и все расселись по саням.
В сопровождении всадников обоз выехал на заснеженную дорогу.
Небольшой отряд учёных Второй Камчатской экспедиции, продолжая путь на Осу, двинулся в сторону деревни Пакли.
Рассказ "Изгнание злого духа" из книги "Дорогами земли русской"
Все рассказы из книги читайте ЗДЕСЬ