СНЫ
ПРОЛОГ
Миллионы лет бежим мы по тонким струнам бытия, играя странную мелодию жизни. Бежим, кто вприпрыжку, а кто – то, - срывающимся в минор аллюром. Эта мелодия жизни рвётся из нас трубными изливами и, отражаясь от сверкающих зеркальных грёз, возвращается, многократно усиленным органным гудением, но мы не слышим эту мелодию. Мы бежим за чужими нотами, перескакивая такты и октавы, перепрыгивая друг – друга, толкая и сбивая с ног. В конце – концов, безнадёжно устав и потеряв всякую надежду, мы плетёмся уже не глядя и не понимаем, что струны молчат. Струны не играют мелодию, они свисают над пропастью или рвутся, сбрасывая заблудившиеся души в их собственный ад.
Вот один, расталкивая других, разбежался и рухнул вниз. Теперь он болтается на обрывках своей мечты и тратит последние силы, цепляясь неуклюжими пальцами за струны чужой души, пытается приспособиться к ней, но мелодия не звучит. Он режет пальцы в кровь, перехватывается, задирает ноги, чтобы обеспечить себе новую жизнь, но всё безнадёжно, свою мелодию он не слышит, а другие, тем более, не для него. К нижним ему не нужно, а тем - кто выше, - не нужен он. Так болтается он остаток своих дней, в глубоком и беспокойном сне, пока однажды не начнёт последний полёт в свою пропасть. Он засыпает. Сон всё больше поглощает его и уже нет мечты и желания, а только серая беспросветная мгла. Туман окутывает его всё больше, наконец, он смиряется и становится одним из многих…
Сны у всех разные, но все, находясь в плену придуманных грёз, одинаково топчутся, как слепые котята, перешагивают висящих, наступают на их последнюю надежду, - изрезанные и посиневшие пальцы. Они топчутся, оступаются и беспрестанно извиняются, но их извинения звучат сухо и безразлично, как заученная на подкорке инструкция....
Вот уже и на его пальцах, кто – то стоит. Он озирается в тёмном незнакомом месте и, поскольку не видит ничего, просит простить, не представляя за – что. Эти извинения болезненным и ноющим звоном уходят из посиневших от чьих-то сапог или туфель, кончиков пальцев, по рукам, через набухшие плечи вглубь. Выплёскиваясь наружу из его внутренностей и многократно усиливаясь, бесполезные слова тысячами игл страха вонзаются в каждую его клетку. Вспышкой отчаянья, пучками искр безразличия озаряются его затухающие глаза и, в надежде что-нибудь исправить, он делает свой последний рывок, но к этому моменту он уже окончательно забылся и забыт.
И уже новый безумец примеривает придуманный кем – то путь, и, поняв вдруг, на второй трети дороги, что это тупик, – клянёт всех и вся.
Так идём мы один за другим в погоне за не сбыточной, призрачной надеждой на что-то далёкое, безумно притягательное и не настоящее, но такое прекрасное, в своей недостижимости. Правда нам невдомёк, что все мы бежим по струнам, идущим из ниоткуда в никуда. Всякий по-своему и все не по своей…
©