Она уникальна. Она - легенда. Она переворачивает сознание. Это не заметки на полях, не предвосхищение, это реальные отзывы о Мирославе Алексеевне Марченко - преподавателе специального фортепиано в Центральной музыкальной школе - Академии исполнительского искусства, выдающемся пианисте и человеке мира. Общаясь с ней, понимаешь, насколько ей подходит имя Мира.
Она давала уроки пианистам - юным дарованиям Калининградской области в рамках оркестровой творческой школы «Балтийская палитра» в 2023 году. Это был спецкурс, направленный на повышение мастерства профессионального сообщества, транслируемый за пределы западного региона. Это было полное погружение в звук и образ. По мнению Миры, мир соткан из них.
Интервью продолжает цикл «Педагоги и наставники художественного образования». Маргарита Маслобойникова (это я, Дзен), автор проекта, просветитель художественного образования Калининградской области, проинтервьюировала Миру Марченко с высоты птичьего полета - на колесе обозрения. Ведь с высоты лучше видна безграничность горизонта.
ПЕРЕВОРАЧИВАЮЩАЯ СОЗНАНИЕ МИРА
У вас была интенсивная работа с калининградским педагогическим сообществом, с детьми. Вы посмотрели самых разных детей. Как оцениваете уровень калининградской школы?
Я довольна тем, что работала с детьми разного уровня. Все были хорошо замотивированы на эти уроки. Ребята симпатичные, эмоционально открытые, готовые ко всему, в том числе к критике. Я ставлю высокую планку вне зависимости от того, кого перед собой вижу. Я не снижала её ни для детей высокой подготовки, ни для детей с обычным уровнем. Особенно интересно с ребятами вторыми. Со мной сложно, но они карабкаются. Работая с такими детьми, я всегда думаю, как их заразить и удержать. Я понимаю, что на правильном пути, что всё удалось, когда, приезжая в тот же город снова, встречаюсь с теми же ребятами.
У вас получилось зарядить и детей, и родителей. Один из отзывов: «Мира Алексеевна перевернула сознание». Ваш педагогический метод, переворачивающий сознание, на чём он основан?
Переворот сознания заключается в самом простом. Музыка… Это такое огромное море, океан, планета! Музыку невозможно постичь до конца, но можно прикасаться к ней бесконечно. Мне приходится слишком много слышать о том, как надо, как должно быть.
Следуя тому, как надо, теряешь музыку, перестаешь её слышать.
Меня это пугает. Поэтому я рушу стереотипы.
Каким образом?
До детей я пытаюсь достучаться совершенно другими методами. Например, стараюсь открыть красоту того, что они играют, объясняю, что нужно сделать для того, чтобы быть естественным, как найти какие-то точки, где они могут быть свободны. Рассказываю, как важно почувствовать себя творцом, а не просто исполнителем чьего-то легендарного образа. Моя задача – заставить человека углубиться в изучение того, что он играет, показав многовариантность того, что может происходить, что всё это имеет право на жизнь.
Если всех учить одинаково, это не про искусство.
Вы приходите в концертный зал не за тем, чтобы слышать, как правильно. Вы приходите за эмоциями. Дети перестали замечать, что у них на берегу: как бьется волна, как поёт птица. Я разговариваю с ними языком природы. Чем технологичней становится мир, тем дальше мы уходим от естества, от простоты, от звука, от того, что нас трогает. Мне важно, какое у человека воображение, как он слышит музыку изнутри. Если он глух в этом, то и его труд будет ремесленным.
Как вы делаете образы, понятные ребенку? Та категория, у которой особого жизненного опыта не случилось.
Заставляю их придумывать образы, даже когда мы просто разговариваем. Я прошу учеников, например, изобразить мне грустного или веселого воробья, лягушку, которая объелась, грозу. Значения не имеет, что мне в тот момент от него нужно, Я хочу, чтобы он научился понимать, что звуки служат для того, чтобы ими разговаривать.
Фигуристу нужна техника, чтобы все обалдели от того, какое у него скольжение. Балерине она нужна, чтобы вы не слышали касание пуантами пола, в этом её мастерство, она трудится над этим годами. У пианистов то же самое.
Чем больше мы оттачиваем технику, тем меньше мы стремимся к грубой или быстрой игре. Нам хочется показать красоту соединения звуков.
ЗАЦЕПИТЬСЯ ЗА НОТЫ
Чувство композиции или техника исполнения: что главнее?
Я не могу отделить одно от другого, не понимаю, как это, когда человек музыкальный, но не техничный. Если человек технически сложно движется, то он где-то зажат музыкально.
Ребенку важно понять: нажатие клавиш – это механическое, в него нужно вкладывать еще и ощущение. В противном случае, клавиша будет нажата одинаково у всех.
Рояль – это молоточек. Его звук короткий, один удар, и звук погас. Дети могут колотить или бряцать по клавишам, но это не музыка. Когда вы учите именно извлекать звук, это не про глубину нажатия или положение руки. Я не из тех педагогов, которые ставят руки. Не умею делать, принципиально не хочу этим заниматься. Могу подправить, обратив внимание, как лучше извлечь тот или иной звук.
Если мне человек сыграл рационально сочинение, я это чувствую. У него будет баланс, всё будет хорошо звучать, но я второй раз на него не пойду.
Я пойду на того, кто с кем я могу прожить целую историю.
Ведь целая концепция может быть выстроена под впечатлением от одной лишь ноты.
Одна нота в самом деле может зацепить?
Может. Вы слушаете какую-то песню, вам понравилась в куплете фраза, мотив, интонация, вы на нее западаете, продолжаете слушать эту песню, потом она начинает жить у вас в голове, вы начинаете любить всю песню, но запала у вас не песня, а какая-то минута в ней. Так и в музыке, если вы находите человеку точку, от которой он оттолкнется, тогда всё заработает по-другому. У вас будет и точность, и то, что вы несете от себя. Звук первичен, с чего и зарождалась музыка, со звука. А звук – это эмоция, она же от чего-то вызывается. От того, что вы чувствуете, как вы прикасаетесь к своему инструменту.
К музыке каждый приходит по-разному, как вы пришли к ней?
У моей мамы был абсолютный слух, она обожала музыку, постоянно пела. Её никто не учил. Более того, моя бабушка играла на валторне, освоив её самостоятельно. Дед тоже самоучка, играл на народных инструментах. Я с детства слушала, как мама что-то подбирала на пианино. Интересно, что инструмент – первое, что появилось в квартире, когда мои родители поженились и переехали в новое жилье. Меня всегда очаровывало пианино, эти клавиши. Я до сих пор помню впечатления от музыкального зала, увиденные там картинки, маленькие ноты, флажки, человечки, закладочки, подточенные карандаши. Всё это производило на меня совершенно гипнотическое впечатление. Я начала заниматься в 4,5 года, освоила минимум, потом отец (он у меня был шахтер) скупил мне все ноты, которые можно было тогда достать в букинистическом магазине. Поэтому я постоянно что-то изучала, подбирала, если не получалось – откладывала в сторону.
Вообще, у меня всегда всё крутилось вокруг музыки.
ПОНЯТЬ, КАК ВСЁ УСТРОЕНО
Ваше образное мышление, эту профессиональную и, я убеждена, жизненную философию, понимание искусства кто формировал?
Понимание того, как надо общаться с детьми, скорее, передалось от моих педагогов. Мы много разговаривали о литературе, искусстве, о живописи, они рассказывали, что нужно посмотреть, что посетить, почитать.
Так вышло, что мой первый школьный преподаватель практически ничего не показывал мне на инструменте, даже никогда не аккомпанировал. Но это не стало причиной ля того, чтобы остановиться в музыкальном развитии. Я поступила в Центральную музыкальную школу при Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского, мы были профессиональные дети, очень дружные. При мне учились великие люди, в частности, Михаил Плетнёв, Иво Погорелич. Мы все слушали, как они занимаются.
Вот я пыталась понять, что они учат, как они учат, почему я играю так, а они делают это по-другому.
Наставник в консерватории часто вспоминал Эмиля Гилельса – величайшего советского пианиста и педагога. И, слушая моё исполнение, размышлял над тем, как бы он оценил меня. Этого было достаточно, чтобы я поняла, что как пианист равна нулю. Эта ситуация держала меня в состоянии непрерывного поиска. Мне было важно понять, как все устроено.
Меня часто хвалили, но я хотела, чтобы меня заслуженно похвалили.
Чтобы я понимала, что педагог доволен не потому, что я пришла, всё выучила и хорошо сыграла. Когда я выходила из зала в осознании, что от моего исполнения люди плачут, я понимала, что сегодня была правильная игра.
Вы со своими учениками – друзья?
Конечно! Я никогда не разговариваю с ними с позиции учитель-ученик. Я с ними дружу, но могу быть строгой. Чем больше я люблю, тем больше я дружу, но в этой дружбе я могу позволить себе суровость, требовательность, жесткость, но только ради того, чтобы донести до человека, что он может больше.
Каждый может сделать больше, потому что здесь соединяется много факторов: и психология, и образ, и воображение, и звук, что угодно.
Моя профессия такая многогранная, я не могу из неё выпасть, здесь нужно всё время играть и такую, и сякую музыку, и камерную, и сольную, и с оркестром, где важно чувствовать себя в партнерстве.
ЗВУКИ МОРЯ
Вопрос может быть странный, но не могу его не задать. Вы в Калининградской области впервые, живете на берегу моря. Вы когда засыпаете, какие образы всплывают в вашей голове, о чем думаете?
Я слушаю море.
Как звучит море?
Оно звучит по-разному. Иногда шепчет, иногда кричит, иногда затихает.
Звучание моря можно передавать бесконечно, это как великая музыка, как Бах.
Море не может поставить точку, этот звук уносит в какую-то благодать, ты в эти моменты думаешь о том, что слушать море – счастье.
Балтийское море обладает каким-то особым звучанием? У него есть свой голос?
Да. В нем есть и чистота, и прозрачность холода, который от него идет, и в то же время энергетика, которую оно посылает, похожа на непрекращающееся движение. Я лежала под звучание моря и улетала куда-то в этом состоянии. Такой беззаботности и душевного покоя давно не испытывала.
