фрагмент из пятой главы романа-версии "Виноградная лоза" о семье Кира Великого (Куруша)
I
Куруш раньше слышал об Анчане, это где-то в горах. Теперь он сидит с шахом Анчана и его женой за одним столом! Живёт в их дворце! Потому что он сын шаха Анчана!
Дворец не такой сияющий как у Иштувегу, точнее совсем не сияющий, потому что стены, колонны и крыши не покрыты листами золота и серебра. Но, тем не менее, очень красивый, построен из кедра и кипариса. Стены и колонны покрыты интересной резьбой, которую нравится рассматривать Курошу, и он пытается понять, что за истории там изображены.
Люди во дворце Камбуджии одеваются совсем иначе, чем те, которых видел Куруш в блистающем дворце Иштувегу. Здесь не носят длинных одежд с драпировками и широкими рукавами, а ходят в кожаных штанах и куртках. И у него теперь штанишки и курточка, как и у других мужчин из дублёной кожи.
Шах Анчана, как и многие другие владельцы земли и рабов подвластны дедушке Куруша! Удивительно и смешно! Невероятное стало реальностью, и понимание внезапного величия обыкновенного пастушонка только стало понемногу доходить до сознания мальчика. На удивление Куруш не возгордился, а лишь с увлечением познавал новый для него мир и очень сожалел, что не может поделиться всем, что узнал и увидел со своими приёмными родителями. Мальчик очень скучал по Митрадату и Спако, а временами, когда никто не видел, даже плакал. Много раз просил маму Мандану и папу Камбуджию, чтобы позволили приехать пастуху и его жене навестить его. Они обещали. Обрадованный мальчик с живостью рассказывал вновь обретённым родителям о приёмных. Говорил, как Митрадат учил его пригляды за коровами и волами, как обхитрить волка, если тот станет приближаться к стаду, как ремонтировать крышу и починить стену, как соорудить загоны и загородки и много ещё чего. А Спако! Как она любила его кормить, как ей нравилось дарить обновки мужу и сыну. Женщина трудилась весь день, то у очага, то у ткацкого станка, то шила, то делала заготовки, чтобы всегда было, что поесть. Всегда в заботах и делах. Куруш просыпался, а она уже на ногах. Куруш ложился, а она ещё на ногах. Митрадат часто уходил со стадом на дальние пастбища и вместе с ним иногда и Куруш, бывало, особенно зимой он оставался со Спако.
Мандана и Камбуджия видели, что мальчик тоскует, но выполнить его мечту было не в их власти, поэтому однажды сказали, что его приёмные родители уехали, а куда неизвестно. Куруш удивился, зачем им уезжать и разве позволил Иштувегу своим рабам покинуть хозяина? Взрослые промолчали, опустив глаза. Много раз Куруш напоминал и спрашивал, можно ли разыскать Митрадата и Спако, но получал уклончивый ответ, которого не понимал или каким-то ловким способом вместо ответа разворачивался разговор совсем о другом, увлекающий мальчика, и он забывал о своих вопросах, хотя бы на некоторое время.
С появлением, Куруша, якобы ошибочно занесённого в список умерших, Мандана уверилась в непростой судьбе сына и, что боги ему благоволят. Отец увидел странный сон, потом о чём-то грядущем напомнил другой, не менее странный. Потом усилия, предпринятые шахом к умерщвлению ребёнка не удались. И тайно устранённый сын, вновь вернулся к ним! Это ли не чудо, сотворённое Ахура Маздой! Она и Камбуджия несказанно благодарны семье, приютившей их сына и, к огромному их сожалению, у них нет никакой возможности этих добрых людей отблагодарить, а как хочется и надо бы это сделать. И нет возможности облегчить и уж тем более спасти от наказания, которое неминуемо падёт. Этот горький груз она с мужем вынуждена пронести долгие годы. Ах, если бы знать, где тот домик пастуха, то примчались и пали в ноги, засыпали подарками. Хотя, лазутчики донесли бы, что дочь шаха слишком щедра и любезна с рабами отца, которого не предупредила о своих посещениях. Иштувегу всё равно наказал бы, может быть, увеличил бы дань с парсов, а с рабами тоже расправился бы как-нибудь.
Так как столько чудесных странностей сопровождает сына с тех пор, когда он только ещё находился в её чреве, то, почему бы немного не изменить кое-что. И Мандана предложила мужу вот что:
- Если нашему сыну суждена великая судьба, как пророчествуют сны моего отца, значит его имя и деяния, а также кто он и откуда останутся известны для последующих поколений, и, быть может не только парсов. Станут интересоваться и рассказывать, как он рос, кто воспитывал, кто родители и почему он стал тем, кем стал. И, по-моему, то, что он вырос среди стад коров и в семье пастуха не прибавит ему солидности.
- И, что же ты предлагаешь? Скрыть правду и утверждать, что Куруш воспитан во дворце шаха? Ты призываешь меня ко лжи? Ведь ты знаешь, что для парса один из главных пороков – это ложь. И детей с младенчества приучают говорить правду!
- Любимый муж мой, я не успела высказать мысль. Не сердись. Я не призываю тебя жить во лжи, я и сама против этого. Предлагаю всего лишь кое-что изменить, а кое-что недоговаривать. Удачно то, что имя приёмной матери Спако совпадает с тем как в Манде называют собаку - спако. Слово одно, а смысла два. Если люди узнают, что наш сын чудесным образом спася, потому что его уберегла от смерти собака, вскормившая своим молоком вместе с щенятами и обогревающая малютку прохладными ночами, то решат, что он ребёнок необычный и ему покровительствуют боги. Всем известно, что собака – любимое животное Ахура Мазды.
- Кто в это поверит? Разве найдётся, кто-нибудь, кто не знает, что дети среди зверей, если и выживают, то несмотря на человеческий облик приобретают повадки зверя.
- Так то обычные дети, а наш избранный богами! Кому ещё снилось, что его внук – это виноградная лоза, разросшаяся по всей Азии?
- Мандана, ты, конечно, хитрюга, но всё же знай меру.
- Я не настаиваю, но, думаю, что Курушу всё это не повредит, а наоборот, уже при жизни выделит из смертных.
* * *
Новая местность для Куруша таила множество всякого разного. Когда ещё ехали, Куруш обратил внимание, что караван постепенно поднимается выше и выше и воздух становиться свежее, нет такой изнуряющей и неотвязной жары. Куруш вырос на природе, мальчик каждый день проводил с со стадами коров и волов или с отарами овец, исходил все окрестности, знал деревья и травы, цветы и кустарники. Но здесь, кроме знакомых ему миртов и кипарисов, смоковниц и финиковых пальм, апельсиновых и лимонных деревьев, гранатов и чинар росли неизвестные доселе ветвистые тополя с серебристыми стволами, ивы с длинными и гибкими ветвями, опускающимися до земли, акации, густая крона которых была усеяна белыми гроздьями пахучих и нежных белых цветов, зрели ещё совсем маленькие зеленоватые и пока очень кислые плоды на яблонях, грушах и сливах, а ниже на пышных кустах только предстояло затвердеть пока почти мягким и ещё зелёным орехам; почти на земле среди травы краснели уже сладкие ягоды земляники. Куруш мог с ветки срывать любой, потом, когда созреет и лакомиться ягодами, и никто за это его не наказывал. Непривычно и здорово!
Иногда ехал в колеснице или верхом на красивых и сытых лошадях вместе с шахом и его небольшой свитой на прогулки, осматривал состояние созревающих полей. Камбуджия знакомил вновь обретённого сына с владениями их рода. Куруш и раньше любил наблюдать, как ветерок пригибает колосья, тут тоже под порывами пшеница и ячмень качались, будто волны большого озера. Жители приветствовали процессию. Согнутые спины расправлялись, на миг они застывали среди созревающих бобов или у поля с просом и тут же сгибались в почтительном поклоне до земли. Лишь горные склоны и луга, где на пастбищах щипали траву отары и стада скота, Камбуджия не показывал Курушу дабы тем самым их вид не напомнил ему прежнюю жизнь, и он не спросил о тех, кто его вырастил.
Сын пастуха раньше имел самодельный лук из сломанной ветки, вместо тетивы, стянутый веревочкой из пеньки. Ныне сын правителя должен обучаться воинскому искусству. Мальчики из зажиточных семей и семей военачальников постигали ремесло воина с пяти до двадцати лет, а Курушу уже шёл одиннадцатый, поэтому надо навёрстывать упущенные не по его вине годы. Нельзя сыну правителя быть менее ловким и умелым, чем те, кто в будущем должны ему подчиняться. Кроме воинского мастерства мальчиков приучали всегда и везде при любых обстоятельствах говорить правду. Куруша этому и учить не надо. Врать и изворачиваться не любил, ловчить никогда не стремился. Несмотря на запоздалое усвоение воинской премудрости, казалось, что у Куруша получалось быстро догнать своих сверстников. Наставления выполнял с большой готовностью и удовольствием, когда же не получалось, то упорно продолжал заниматься.
Мандана всё ещё не могла наглядеться на обретённого сына и просила мужа, отпустить его пораньше с учений.
- Милый мой повелитель и супруг, время, отведённое для общения с матерью истекло, но ты знаешь, не моя вина, что не воспользовалась им, а мне так хочется, чтобы Куруш побыл со мной рядом.
И добросердечный Камбуджия, обожающий жену, позволял сыну уходить на женскую половину дворца к матери. Она рассказывала ему истории, ещё в детстве услышанные от Замуаши, или потом от других сказителей. Они живо обсуждали то, о чём говорилось в преданиях и частенько Куруш высказывал мнение, как бы он поступил на месте героев рассказов. Иногда Мандана давала советы, как вести хозяйство более рачительно, ведь придёт время, и он станет хозяином не только дворца, но и земли и жителей – многих родов и даже племён, поэтому должен понимать, как лучше поступать, чтобы жилось как можно большим людям хорошо. Бывало они гуляли по саду и Мандана рассказывала о растениях, мимо которых они шли. Куруш узнал, что почти каждое из растений не только красиво или питает людей, животных и птиц, но и лечит. Он об этом раньше слышал, даже видел, как Спако собирала травы и сушила, потом заваривала и поила их с Митрадатом. Но здесь было много других растений, о которых Спако и не слыхивала. Мандана говорила, что эти знания могут пригодиться, если в дальнем походе нападёт хворь, а знахаря не будет, то он сможет сам себя полечить и, может быть, помочь другим.
Раньше много раз Куруш видел, как Иштувегу вместе со Спитамом и другими родственниками и сановниками скачет мимо. Спешат на охоту. Иногда у мальчика возникало желание: вот бы с ними помчаться, выхватить настоящий лук и, прицелившись, ловко подстрелить убегающую добычу и… вдоволь поесть мяса, накормить досыта мать и отца. Но, увы, мечты долго оставались мечтами, хотя Куруш и решил, что, когда вырастит, заработает себе на коня, потом уйдёт с ним в густую чащу, подальше от владений шаха и добудет много-много дичи, чтобы не только родителям досталось, но и угостить соседей. Ныне Куруш уже неоднократно сопровождал Камбуджию с родственниками и знатными парсами, когда те ехали на охоту.
Куруш как-то спросил у Камбуджии: «Зачем охотитесь, ведь у вас вдосталь еды?»
- Охотятся не только, чтобы добыть пропитание, - объяснял мальчику шах Анчана. - В битве противник не будет стоять и ждать, когда ты в него прицелишься, и твоя стрела его пронзит. Противник постоянно движется: вперёд или назад, вправо или влево, по кругу или зигзагами. Для воина главное уметь попадать в движущуюся цель и, чтобы отрабатывать навык или не утратить его в этом очень хорошо помогает охота. И ты с нами охотишься, для тебя охота - учёба, кроме того, что ты делаешь в долине и в оврагах под приглядом лучшего лучника. Предстоит тебе ещё много познать и как оборонять, и как нападать, и, что при этом использовать. Так что охота − хороший помощник перед предстоящими битвами. Учись выслеживать зверя, наблюдай за его повадками, думай, как его одолеть, если он сильней тебя или изловить, если ловчей. Люди те же звери, только хитрей. Приноравливайся к разному зверю, смотри как они нападают, как спасаются и прикидывай как перехитрить. Но соблюдай меру, чтобы ненароком не перехитрить себя и остаться в проигрыше.
Куруш вспомнил, как в очередной раз мимо них с Митрадатом, когда они пасли овец, промчались всадники, спешащие в чащу, чтобы выследить тигра. Мальчик спросил у отца, хотел бы и он вот так поехать и гнаться за опасным, сильным и ловким зверем? Митрадат некоторое время помолчал, глядя в след всадникам, глубоко вздохнул и тихо, как-то обречённо произнёс: «Не наше это дело, сынок». И Курушу хотелось, чтобы Митрадат увидел его на лошади и с луком среди знатных всадников. Мальчик был уверен, что приёмному отцу понравилось бы, что его мечта, пока ещё одна, уже исполнилась.
Куруш скучал не только по Митрадату и Спако, но по Дарбар, соседке, с которой играл с малолетства. Их домишки стояли в селении на окраине, друг к другу ближе, чем другие. Дарбар, самая младшая в семье ещё, когда не умела ходить заползала на огород к соседям и Курош, старше её на год, ковылял по рыхлой земле, усаживался рядом, и они играли. Потом, когда подрос, стал больше играть с мальчишками, а когда такой возможности не было, Куруш и Дарбар убегали в ближний лесок и играли вдоль ручья, пуская разной величины щепочки, следили и спорили, как и куда их унесёт.
Родители в тайне от детей сговорились через несколько лет их поженить, но жизнь для Куруша и его родителей внезапно переменилась. Мальчик вознёсся на недоступную для соседей высоту, а Спако пришлось им оплакивать. Потом в мертвеце перед чёрной крепостной стеной едва узнали Митрадата и ночью, чуть живы от страха перед возможным наказанием, и, стараясь, чтобы стражники не заметили возню под стеной, забрали уже разлагающееся тело и похоронили.
Дарбар частенько приходит к ручью. Вот и сейчас она сидит на бережку и смотрит на журчащую воду, вспоминает, как весело им было с Курушем играть здесь и молит Ахура Мазду, чтобы её друг избежал бед, чтобы был здоров и по-прежнему находчив и весел. Иногда пускает щепочки, представляет, что рядом её друг и защитник. Забываясь, бежит, бежит вдоль ручья, как бывало, потом оглядывается, вздыхает и направляется к дому.
II
Дарбар опять у ручья, опять смотрит, как бежит вода. Ой, превратиться бы в ручей и разлиться по земле в поисках Куруша. Глупо, она смеётся сама над собой, но ей не смешно. Ей очень хочется повидать друга детства, так хочется, что едва сдерживает себя, чтобы не броситься на его поиски. Хотя бы разок взглянуть, хотя бы издали увидеть его. Уже девятый год, как его увели. Слух доходил, что всё это время Куруш живёт в Анчане, но изредка, исполняя поручения отца и деда, приезжает во дворец правителя. Если б знать, когда приедет, помчалась бы изо всех сил, припала бы к земле-кормилице, прижалась бы к серому стволу смоковницы, чтобы не заметили слуги шаха. Да если и заметят, мало ли рабов шаха поблизости, обращать что ли внимание на всех.
Дарбар умылась прохладной водой из ручья. Встала. Надо возвращаться домой. Девушка скользнула взглядом по ветвям деревьев и …замерла. Сквозь широкие лапчатые листья чинары увидела …сере-зеленоватые глаза! Глаза неизвестного человека смотрели на неё…
- Не бойся юная дева, - молодой задорный мужской голос прозвучал из-за ветвей. Шелест, хруст. И к ручью вышли три всадника. - Не бойся нас, мы скоро уедем, вот решили воды испить.
Судя по одежде из дублёной кожи и по её покрою: штанов и курток с узкими рукавами то были парсы. Удивило, что они на лошадях, парсы ведь обычно встречаются пешие. «А, верно эти служат при Дворце и по примеру знатных арийцев тоже обучились верховой езде», - сделала вывод девушка.
- Мне идти надо, господин, - проговорила девушка, а сама не двигалась с места, как заворожённая смотрела на всадника, что с ней заговорил. Он ей напоминал…
- Здесь давно не был, а лицо твоё, будто знакомо. Как тебя зовут?
- Дарбар, господин, - девушка низко поклонилась, и подумала, что заслужила наказание за то, что раньше не выказала почтение знатным всадникам. У каждого с пояса свисал акинак, за плечами выглядывали стрелы из колчана и дугой торчал лук, на холёных лошадях поблёскивала серебряная сбруя, да виднелись сёдла искусной работы, что говорило − всадники принадлежат к военному сословию.
- Дарбар?! – и уже радостнее воскликнул. - Уж не по соседству живут Митрадат и Спако?!
- Жили, госпо… - Дарбар пошатнулась и замерла. - Ку-ру-уш!.. Неужель ты?!
- Да, моя бывшая маленькая соседка, Дарбар! Как рад, что встретил тебя!
- А я?! Сколько лет мечтала повидать! - и девушка забыла о почтении и неравенстве, что их разделяет, бросилась вперёд, прильнула к коню Куруша.
- Сейчас посажу на коня, и отведёшь меня к Митрадату и Спако! Как они? – и протянул руки, чтобы помочь девушке забраться на коня. А та слегка отступила, не зная, как поведёт себя юноша, узнав о смерти тех, кого жаждал повидать.
- А, разве не знаешь? – и личико девушки мгновенно стало грустным. Предчувствуя недобрые вести, юноша с тревогой спросил.
- Что?!
- Они умерли. Давно. В тот год, когда тебя увели.
Куруш спешился, сел в задумчивости на траву, жестом пригласил девушку, та уселась почти напротив и поведала всё, что знала о смерти Спако и Митрадата.
Лицо Куруша, словно закаменело. Он молчал и так сидел долго. Все эти годы он верил и надеялся, что они живы, но приехать не мог, и вот, когда возможность появилась, оказалось… Теперь он в последний день года в праздник фраваши[1] будет просить Ахура Мазду о милости не только к душам усопших его предков, которые правили на многих землях и повелевали племенами, но и к пастуху Митрадату, который никогда и ни у кого ничего не отнял и не присвоил, а также к Спако, она всегда хлопотала, чтобы её муж и сын были сыты и одеты. Они всегда были за работой: мать стряпала, ткала, шила, а отец, когда не пас скот что-нибудь мастерил, засевал их надел, заботился о сохранении и сборе урожая.
Спутники Куруша спешились и присели на землю поодаль, прислушиваясь к окружающим звукам, временами бросали оценивающие взгляды на юную собеседницу их господина.
Дарбар тоже была удручена, она жалела добрых соседей. Девушка то опускала глаза, то поднимала на Куруша, с удовольствием рассматривала. Ей всё не верилось, что мечта её так внезапно исполнилась, и она мысленно благодарила Анахиту и Ахура Мазду. Дарбар ощутила противоречивые чувства: ликование от того, что рядом с ней тот, к кому она стремилась столько долгих лет и печаль, что огорчила своего друга детства. Уж она знает, как тяжело жить, когда горе и утрата заполняют душу.
Куруш взял руки Дарбар и стал их гладить.
- Я так хотел их повидать, - сквозь слёзы выдавил он. У него появилась потребность в откровенности с этой девушкой, которая казалась ему родной, единственной кого он встретил из той давней ещё детской его жизни. Дарбар связывала его с ушедшим детством, так не похожим на отроческую жизнь, ту, что началась после того как попал к деду, да и на нынешнюю тоже. – Я много раз просил позволить приехать ко мне Митрадату и Спако, я так их ждал! Мне отвечали, что их не могут найти, что они уехали. Я удивлялся, но верил и ждал. Мне много чего хотелось им рассказать и показать, поделиться тем малым, а для них было бы значительным. Я постепенно копил то немногое, что имел и, наконец, решил, что достаточно, чтобы изменить их положение, выкупить у Иштувегу… И вот!.. Мир вокруг меня, будто съёжился, нет, напротив частично опустел, потому что Митрадата и Спако нет среди живых. Столько лет!.. Дарбар, так плохо мне никогда не было. И, знаешь, что странно?
- Что… Куруш? - Дарбар еле сдержалась, чтобы не воскликнуть «любимый».
- Странно то, Дарбар, милая моя соседка, - от этих слов Дарбар даже покраснела, но Куруш не заметил, - что мне не только плохо, но и хорошо. Возможно, это недостойно, но я так чувствую. Плохо, что моих приёмных родителей уж нет в живых и они не смогут жить лучше и сытнее среди нас. Буду молить Ахура Мазду, чтобы за порогом земной жизни даровал им жизнь беспечальную и благостную. Плохо, что моя мечта повидать их в ближайшее время не осуществиться, если только и я перейду порог земной жизни. Плохо от того, что моё возвышение обернулось для них бедой. – Куруш вздохнул.
- А отче же хорошо, если всё так плохо? – недоумевала Дарбар.
- От того, моя бывшая соседушка, что встретил тебя. Что так запросто без строгих правил, принятых во дворце моего деда могу говорить с тем, с кем хочу. Хорошо от того, что нас связывает общее детство и понимание к нам приходит без объяснений. Хорошо от того, что просто смотрю на тебя, - девушка снова смутилась и опустила глаза. – Ну, брось, мы же не чужие, подними свои прекрасные глазки. Вот я опять вижу в них отражение неба и листвы.
Куруш вздохнул, потом спросил:
- Дарбар, ты и твои родители по-прежнему рабы Иштувегу?
- Да.
- Муж есть?
- Нет ещё. Но эта участь может настигнуть меня ещё до конца года.
- Участь? – Куруш усмехнулся. - Не хочешь замуж.
- Нет. Пока.
- А, как дома? Сёстры? Родители?
- Сёстры замужем. Мать умерла прошлой осенью. Отец говорит, когда и я уйду жить к мужу, домишко наш совсем станет пустой.
Куруш, слушая, кивал и о чём-то думал. Если бы не весть о смерти приёмных родителей, как был бы он доволен!.. Наконец-то удалось вырваться, чтобы навестить родные места… Зато теперь знает правду. Или часть правды? Раньше-то было полное неведение… Дарбар! Как она хороша, неудивительно, что есть желающие на ней жениться. И сам бы с удовольствием, но теперь нельзя. Его жена должна быть из знатного рода… Как ему не хочется покидать Дарбар. Родная, милая соседка, далекая все эти годы оказалась ещё более притягательной, чем ранее.
Орлёнок и Тигрёнок - спутники Куруша, который дал прозвища им давно за зоркость и быстроту одного, ловкость и силу другого. Они многолетние и верные соратники не только сопровождают наследника Анчана, но и охраняют, поэтому продолжают всматриваться сквозь листву и прислушиваться к лесным шорохам, чтобы не допустить поблизости нечаянного неприятеля.
Куруш и Дарбар проговорили долго и не наговорились.
Девушке давно пора возвращаться, да и Курушу тоже. Куруш снял с пальцев своих рук два перстня.
- Одно тебе на приданное, а второе отдай отцу в благодарность за уважение к Митрадату и Спако. Я всегда помнил о тебе и твоей семье. Представиться возможность, приеду, навещу вас, а, когда и сам не знаю.
Молодые люди вскочили на лошадей. Куруш обернулся, Дарбар смотрела на него, кольца зажала в обеих кулачках. Куруш улыбнулся, помахал ей и, повернув коня, стегнул. Всадники скрылись за ветвями. Дарбар, словно ошеломлённая всем, что произошло, стояла ещё какое-то время, потом, будто опомнилась, помчалась домой.
III
Курош ехал молча, молчали и его спутники. Юноша всё ещё потрясён вестью о смерти родителей. Да, он считал их родителями, но никому не говорил о своём мнении. Спако и Митрадат вырастили его, и он прожил с ними большую часть своей жизни. Про себя юноша называл их вторыми родителями, а первыми тех, от кого появился на свет. Но сколько он прожил бы среди этого света, если бы не Спако и Митрадат?! Поэтому юноша чтил и помнил их как самых любимых и родных. Все эти годы постоянно думал, как им без него, был уверен, что горюют и мечтают повидаться. Но мысль, что их уже может не быть, никогда не приходила. А оказалось, восемь лет назад умерли!.. Отчего?.. Ясно: от того, что его увели от них. Если бы за ним тогда не пришли, и он продолжал пасти овец, бегать к ручью по воду, месить глину, чтобы заделать трещины в стенах, и, вообще жить той, прежней жизнью до того, как … Они бы и сейчас жили бы втроём, и Спако ткала и шила бы им одежду, а отец что-нибудь мастерил. Быть может, Дарбар уже была бы его женой. И даже они с ней сами стали бы родителями… Ныне же всё иначе…
Впервые за последние годы Куруша не радовало его высокое положение. И, если бы можно было выбирать и предугадать последствия, ни за что не уехал бы в Анчан, и всё остались бы живы. Однако, как же Мандана и Камбуджия? Как они довольны, что обрели его! Курушу их тоже не хотелось огорчать. Он вздохнул, не зная, как лучше. Потом спохватился, ведь ничего изменить нельзя и время повернуть обратно тоже… Ну, почему же боги так распорядились?! Почему Ахура Мазда допустил смерть двоих безобидных людей, которые никому в своей жизни не сделали ничего плохого? Почему допустил, чтобы наследник шаха воспитывался среди пастухов? Зачем снова возвысил его над смертными? Нет, не уразуметь ему Промысел богов. Но, если он не понимает смысла совершённого, ещё не значит, что всё происходящее бессмысленно. Люди кто? Орудия в руках богов! А орудия разве могут понять цель действий, которые совершают? Конечно, люди имеют разум, но разум, подающийся влиянию богов и бесов. Кто знает истинную причину поступков: сам человек решил или сделал по внушению бесплотных сил? Опять же только боги!
Мысленно Куруш просил прошения у Ахура Мазды, если его размышления были кощунственны или противны богу.
Куруш приказал своим спутникам, чтобы они никому, даже родне не рассказывали о встрече с Дарбар и тем, более о том, что она говорила. Это стало их первым секретом, положившим начало, точнее стало зародышем военного совета среди верных соратников Куруша.
В грустных размышлениях о прошлом, среди воспоминаний о Митрадате и Спако возникал образ Дарбар, единственной близкой ему души, что соединяла его с тем давним периодом его жизни. У юноши даже возникло ощущение сожаления о тех годах и, как это свойственно не удовлетворённым настоящим идеализация прошлого. Ему казалось, что именно тогда он был свободен. Свободен в своих действиях и поступках. Конечно, это было совсем не так, ведь дети не особо замечают своей зависимости в силу собственной непосредственности и незнания многого. Теперь же Куруш знал и правила поведения, и почему надо держать в повиновении подвластный народ, и как следует вести себя с теми, кому вынужден подчиняться. Подчиняться, вот что противно его натуре. Но, отец Камбуджия говорит, что так устроен мир. Куруш пытался возражать, что его дедушка Иштувегу неподвластен никому. Камбуджия соглашался, но утверждал: «всегда на силу находится сила, так случается рано или поздно» и напоминал, чтобы юноша лучше изучал историю их рода. «Когда знаешь то, что происходило до нас, легче понять то, что происходит при нас и даже иногда можно уразуметь хотя бы немного, что произойдёт, когда нас уже не будет здесь» - говаривал он сыну. Ещё он добавлял: «самый сильный правитель не бывает полностью свободен, он зависит от тех, кто его окружает, от множества разных обстоятельств, которые создают боги, чтобы человек не возвышался до их уровня. Показывают, что даже могущественный может быть слабым, ибо он только человек».
IV
Дарбар не шла и не бежала, она летела домой, мчалась и не сбавляла скорости, петляла, обегая буреломы, пеньки, кочки. Радости не было предела. Друг детства и защитник не забыл её, не возгордился высоким положением, помнил всё это время маленькую соседку! Не осмеял, не обругал, не снасильничал! Нет. Они говорили, как прежде, как равные!
Дома отца не застала, он ушёл на пастбище со стадом. Пританцовывая, полюбовалась на кольца, выбирая, какое из них взять себе. Ей нравились оба, потом решила, что, то, которое побольше оставит отцу. Поискала куда бы их спрятать и запихнула в разные места, когда придёт отец, то покажет, где лежат.
Вспомнила, надо же доить козу. После принялась растирать пшеницу, чтобы испечь лепёшки.
Проверила, созрел ли сыр, отрезала ломоть. Поставила варить бобы. Откусывая сыром кусочки сыра, замесила тесто и пекла лепёшки. Потом съела свежеиспечённую лепёшку, запивая молоком. Когда сварились бобы, отложила большую часть в глиняную кубышку, которую поместила в перемётную суму. Положила туда сыр и лепёшки, а также кувшин с молоком, запечатанный ещё горячей лепёшкой и направилась на пастбище к отцу.
Давненько не видал дочери такой весёлой, хотя она и раньше не унывала, а сегодня прямо-таки светилась.
Дарбар потихоньку, чтобы ненароком, кто другой, невидимый ею из-за ветвей и кустов не расслышал, сказала отцу, что повстречала Куруша. Мужчина едва сдержал возглас удивления, но на лице отразилось крайнее изумление и любопытство. Девушка рассказала о том, что тот возмужал и здоров, а также по-прежнему добр к бывшим соседям, что порадовало пастуха, он даже прослезился, вспоминая Спако и Митрадата, сумевших заложить в мальчике человеколюбие. Когда же услыхал о подарках, то встревожился. Сколько вокруг лихих и завистливых людей. И взял обещание с дочери, что никому, даже сёстрам не расскажет о подарках и о том, что Куруш вёл с ней беседу.
- Вспомни бедного Митрадата. За что замучили? С богатыми лучше не связываться. А если уж вышло, то хвастать об этом не стоит… Спрятала и ладно и не поминай о том. Никому! – грубая натруженная рука отца погладила голову дочери, сбив покрывало. Солнечные лучи упёрлись в русые волосы, сверкнули. Девушка задумалась, потом сказала.
- Очень хотелось рассказать сёстрам… Теперь не буду. Отец, ты прав. Хвастовство часто притягивает горе.
[1] Фраваши – праздник для душ усопших
Полностью роман можно почитать на ЛитРес