Интервью с участником СВО о жизни на передовой, боевом везении и детских письмах на фронт
Военный человек — называют таких, как мой собеседник. Сам же он говорит, что это его работа — служить Отечеству. Несмотря на сравнительно молодой возраст, Марат уже десятый год в Вооружённых Силах. Мы встретились в центре Симферополя, и я сразу его узнала (хотя знакомы были лишь заочно). Полевая форма, рюкзак через плечо, характерный внимательный взгляд, от которого не спрячешься. Фамилию опускаю по известным причинам. Скажу лишь: бойцу с позывным «Азимут» — 26, и он — наш земляк.
— Трудно встраиваться в мирную среду? — спросила первое, о чём подумала. Слишком уж диссонировала расслабляющая обстановка кафе, куда мы зашли, с военной экипировкой героя моего интервью.
— Уже адаптировался. Я здесь несколько дней по служебным делам. Поначалу оглядывался, прислушивался, искал коптеры. Не сразу, но постепенно отошло. В зоне боевых действий привыкаешь быстрее.
— Когда люди живут своими повседневными интересами, развлекаются, отдыхают, на контрасте с фронтовыми условиями это выглядит нелепо?
— Да нормально всё. Так и должно быть. Досадно другое, когда встречаешь тех, у кого в сознании всё перевёрнуто. Смотрят на тебя, как на нечто загадочное, непонятное, будто из параллельной реальности. Слышат о спецоперации по телевизору, читают в Интернете, но это для них где-то там... Не хотят нарушать свои привычные уклад и комфорт. Кто-то лишился недвижимости из-за военных действий на Украине, кто-то — лёгкой кормушки. Всё это читается в глазах. Не понимают и не хотят понимать, что Россия на стороне добра.
— Ты давно в зоне спецоперации?
— С ноября прошлого года. Перевёлся в крымскую часть после окончания контракта в Таджикистане. А вообще служу с семнадцати лет. Окончил военное учебное заведение в Пензе. Предполагал, если попаду в Крым, буду воевать.
— Сам этого хотел?
— Именно так. Я — штатный военнослужащий, имею полное представление о происходящих действиях. Свеженьким, разумеется, сложнее, кто только-только подписал контракт. Они уже на месте ориентируются. Как старшина роты прибыл в Херсонскую область в воинское подразделение.
— Что ожидал и что увидел?
— Увидел отлаженный механизм (второй год СВО), активные боевые действия. Не в тыл же ехал. Диверсионно-разведывательные группы частенько наведываются. Бои идут на островах (на реке Днепр). Ребята дежурят сменами. Образно говоря, играем в артиллерийский пинг-понг с противником. Он, признаться, не слабый. Но мы работаем максимально мощно. Враг несёт большие потери. Очень много коптеров. Война сегодня инновационная, все стремятся создать что-то новое для разведки и поражения.
— Говорят, стресс на войне переживает каждый?
— Стресс — это когда у тебя уже нет ресурса, чтобы пережить испуг. Но в бою организм перестраивается. Переступаешь страх и идёшь дальше, накапливая опыт. Нередко смерть проносится рядом. Недавний случай: началось тактическое воздействие. Бухало и бухало неподалёку. Ну и ладно. А оно всё ближе. И на пятый раз угодило прямо в блиндаж. «Птичка» над нами висела. Я выскочил самый последний, во всей экипировке, бронежилете. И, знаете, так быстро никогда ещё не бегал. Уроки живучести там высоки своей ценой, но их приходится проходить. Ситуации меняются быстро. Нужно мгновенно реагировать.
— Боевое везение важно?
— Без него никак. Это стечение обстоятельств, которые влияют на результат. «Вот это удача!» — выдыхаешь. Её ни купить, ни натренировать. Повезло — и всё! Уже настолько привыкаем: артиллерия бьёт — но сплошной пофигизм. Сам видел: сидел паренёк, ел варенье (спасибо тылу: регулярно получаем гуманитарку!). Попал осколок, банка на столе разлетелась, а бойцу только ухо посекло. А если бы на сантиметр точнее? Необычное ощущение, когда понимаешь: вот ещё немного и... У тех, кто обстрелян и долго воюет, нередко возникает что-то вроде азарта. Действия и ощущения отточены (не только про себя говорю). И всё же нет смысла рваться в бой без головы и полностью полагаться на судьбу. Практика — это нечто другое, немного не то, о чём рассказывают в учебках.
— Наверное, бытовые условия — это тоже определённые правила выживания?
— Мы уже ко всему приспособились. Живём практически в земле, но такие кабинеты себе роем! Научились. И для боевой работы, и для приёма пищи, и для сна. Налаженный быт помогает выполнять поставленные задачи. Но безвылазно сидеть в блиндаже не получится. Я постоянно езжу по всем позициям своей роты. Занимаюсь поставками топлива, боеприпасов, продовольствия. Надо успевать, несмотря на любое развитие событий. До взрыва на Каховской ГЭС все подступы были заминированы, чтобы никто не проник. Сейчас вода спадает (взрывные устройства большей частью смыло), занимаем прежние позиции, возвращаемся туда, где стояли. Бдительность прежде всего: противник способен СОвершить любой манёвр.
— Депрессия, запредельная усталость... Такое бывает?
— Нет. Наоборот, стараемся быть на позитиве. Это как в Великую Отечественную: суровое время, но люди не унывали, в минуты затишья даже пели. Мы тоже поём и на гитаре играем — случаются моменты. Зацикливаться на мысли: выживу не выживу глупо. Конечно, тяжело терять своих. Но за последние месяцы потери сведены к минимуму. Совершенствуемся. Риск купировать нельзя, но минимизировать можно.
— С мирным населением часто контактируете?
— Это вообще отдельная тема. На переднем крае в Херсонской области очень много ждунов. Проводим работу, беседуем, досматриваем. Немаловажный момент: ещё никого не зная, ходили по домам, знакомились, чтобы потом, в дальнейшем, распознавать новые лица и задавать вопросы: откуда, по каким причинам? Были случаи — ловили корректировщиков. Сам лично обнаружил двоих. Парень шёл по улице, остановил: «Документы, телефон!». Вижу, руки дрожат, в глаза не смотрит: «Я за Россию!». Сразу всё понял. Открываю «Телеграм», а там в чат-боте «Е ворог» он уже скидывал наши координаты. Не своими руками, но хотел нас уничтожить. Объясняем гражданскому населению: не надо заниматься вредительством, чтобы потом ни о чём не жалеть. Делимся гуманитаркой. Они видят такое отношение, пишут родственникам, которые живут по всей Украине. Но уезжать боятся. Получить российский паспорт, сертификат на жильё в Крыму или где-то на материковой части России для них — «зрада».
— Возможно, постепенно дойдёт, что к ним относятся с душой.
— Возможно. Уже даже военнослужащие начинают понимать: нет смысла воевать с Россией. Видят результаты наступления по всей линии фронта, на Донецком, Запорожском направлениях. Техника горит, люди гибнут. У нас задействованы системы вооружения и беспилотные ударные летательные аппараты, которые ранее приберегали. С их помощью удалось грамотно предотвратить большую контратаку, к которой противник тщательно готовился.
— В Сети появилась информация, что украинцы начали массово сдаваться в плен.
— Подтверждаю, целыми подразделениями. Посмотришь: казалось бы, такие миролюбивые, сознательные парни — «святые люди!» (иронично ухмыляется). Но если представится возможность убить — убьют. Часто попадают к нам поляки, венгры. И тоже все как один — «святоши», словно никогда оружия в руках не держали.
— Вэсэушники разговаривают «на мове»?
— Большинство нет. На Украине очень много русскоязычных (за исключением западенцев — но и среди них попадаются русскоговорящие). Воюют, казалось бы, за национальную идею — и не знают своего языка. В Херсонской области, где мы стоим, местная ждунья что-то пыталась возразить, путаясь в словах. Ну я решил ответить. В школе учился в классе украинской филологии (ещё до воссоединения Крыма с Россией), знаю язык досконально. «Вот я — россиянин и беседую с вами на чистом украинском. Вам не стыдно? За что боретесь, просто подумайте!». Покраснела, замолчала.
Марат снова улыбнулся. Весёлый он парень. Общаться легко. Молодое, загорелое лицо, искорки в глазах. И вместе с тем чувствуются опыт и сила взрослого мужчины.
— Вы ещё с бородой меня не видели, — продолжил, заметив, что я разглядываю его. — Но и так говорят, что выгляжу старше своих лет. В Таджикистане год за три считается — может, ещё поэтому (смеётся). Но я в принципе всем доволен. На гражданке себя не представляю. В армии проще, выполняем одно дело, отношения совсем другие, дружба крепче. Сама смерть воспринимается иначе, впрочем, и жизнь тоже. Все работаем на победу: буряты, якуты, дагестанцы, русские... Там важно, какой ты человек. Лишнее отсекается.
— Марат, дома знали, что приедешь?
— Знали, конечно, и ждали. Правда, сообщил, когда уже въехал в Крым, по факту. В разлуке острее ощущаешь связь с близкими. Со мной всегда фотографии родителей, бабушки, она тоже очень волнуется, молитва, написанная маминой рукой (достаёт из кармана, показывает) — всё, что мне дорого. Я вырос в интернациональной семье. На Курбан-байрам барашка резали, на Пасху яйца красили. Вера разная, но Бог один. Младшему брату через два года — в армию. Мама, конечно, переживает. Но я считаю, каждый юноша должен через это пройти. Пусть получит необходимые знания в военном деле, мне будет спокойнее.
— По твоим ощущениям, надолго ещё спецоперация затянется? Пока что не видно ни конца ни края.
— Думаю, очень скоро наступит переломный момент. У противника опускаются руки. Есть такое понятие — феномен русской души. Разгадать невозможно, кто только не пытался. Попытки победить Россию всегда заканчивались одним и тем же. Поэтому иллюзий ни у кого быть не должно. Мы видим бесконечные поставки оружия, слышим о миллиардах вложенных американских долларов, но бьём и будем бить этих прихвостней Запада до тех пор, пока не очнутся. Воюем почти со всей Европой и ничего — справляемся. А когда было иначе?
— Что особенно мотивирует?
— Наши семьи, ощущение крепкого тыла. Люди поддерживают, постоянно что-то передают. Детские письма особенно трогают. Их доставляют прямо на позиции. Понятно, что в школах проводятся акции. Но приходят такие забавные послания... Читаешь — и сразу настроение взлетает: «Как было бы круто, если вы заедете на танке прямо в Киев!». Или: «Мы вам верим, ждём, и моя бабушка вас любит. А это фото нашего кота, он тоже за Россию». После сложных заданий лучшая перезагрузка. Дети верят нам, в нашу победу. Разве можно их подвести?..
.Сегодня Марат снова находится в зоне боевых действий. Я пожелала ему стойкости, выдержки и того самого чудесного везения, без которого на фронте не обойтись. А ещё взяла с него слово как с дисциплинированноговоина — чтобы ни пули, ни осколка и обязательно вернулся живым. Молюсь и надеюсь...
Елена ЗОРИНА.
Фото Алексея СКЛЯРЕНКО. Аркадия ИЛЮХИНА, а также предоставленное героем интервью.