По законам жанра в романах или фильмах о мексиканской войне обязательно должен быть злобный полковник, железной волей командующий вверенными ему войсками и жестоко расправляющийся с непокорным свободолюбивым коренным населением. И такой полковник существовал в реальности. И он был русским.
«– Том, – сказал Родело, – расскажи ему о Костерлицком.
– Что именно? – спросил Беджер.
– У Сэма Берроуза на всем свете два хороших друга, Том. О, у него много друзей, но двое из них – это всемогущие добрые друзья, и один из них – Эмилио Костерлицкий, который командует отрядом руралов. Я полагаю, вы, парни, о них слышали? Так вот, – продолжал он, – если Сэм скажет Эмилио, что ему хотелось бы знать, что случилось с Норой Пакстон, Эмилио узнает, кто путешествовал вместе с ней, и заставит их слегка попотеть, выпустит немножко крови, а потом будет пытать, пока они не скажут. И если новости будут плохие, Эмилио, натурально, ощутит, что он обязан отослать что-нибудь Сэму Берроузу, чтобы продемонстрировать свою дружбу, что-то, например, вроде скальпа. Я не говорю, что он действительно снимет с вас скальпы, но отправит что-нибудь такое, что будет очевидным доказательством.
– Меня ты не запугаешь!
– Меня он уже запугал, – сказал Беджер. – Этот Костерлицкий – сущий дьявол».
Луис Ламур «Кровавое золото»
На официальном сайте ФБР об Эмилио Костерлицком сказано особо. Он назван самым колоритным специальным агентом спецслужбы. Вероятно, он был также и самым возрастным. Костерлицкий поступил в ФБР, когда ему исполнилось 63 года.
Он родился 16 ноября 1853 г. в Москве в семье русского военного, участника Крымской войны Эрнеста Костерлицкого и немки Эмили Лендерт. На короткое время семья переезжала в Германию в Шарлоттенбург, но вскоре вернулась в Россию, обосновавшись в Санкт-Петербурге, чтобы сын мог поступить в военно-морское училище. Отец, потерявший ногу на войне, желал сыну другой карьеры, но тот мечтал о военной службе. Юный Эмиль успешно завершил обучение и вскоре стал мичманом на военном судне.
Но однажды он решил кардинально переменить свою жизнь. Учебный корабль, на котором служил восемнадцатилетний Костерлицкий, пришвартовался в венесуэльском порту Пуэрто-Кабелло и 3 декабря 1872 года молодой мичман исчез. Он сошел на берег и больше на судне не появился.
Как позднее написал один репортер, юноша поступил так, «следуя своей огромной любви к лошадям и честолюбивому детскому стремлению стать офицером кавалерии». Как бы там ни было, Костерлицкий действительно к морским делам отношения больше никогда не имел, связав свою жизнь с кавалерийской военной службой.
Он объявился в мексиканском штате Сонора. Увидев на тамошних улицах конные отряды руралес с патронташами крест на крест и широких сомбреро на головах, решил, что должен присоединиться к ним.
Костерлицкий изменил имя на Эмилио и поступил рядовым в мексиканские правительственные войска, еще не зная, что его военная карьера продлится более сорока лет, и эти годы станут самыми яркими и противоречивыми не только в современной истории Мексики, но и его собственной жизни. На протяжении 80-х годов XIX столетия и до начала XX века Костерлицкому пришлось воевать с индейцами, охранять границы государства, обеспечивать его финансовую безопасность, и сражаться с мятежными революционными генералами.
За это время он прошел путь от капрала до полковника и превратился в легенду по обе стороны мексиканско-американской границы.
«Когда поет сова, индеец умирает»
Это слова, высеченные на клинке Эмилио Костерлицкого. У него было несколько прозвищ, присвоенных как соратниками, так и врагами. Свои называли его «Орел Соноры», противники – «Безумный русский». Одни говорили, что он придерживался кодекса чести, убивая врагов только на поле боя, другие рассказывали, что он давал полчаса захваченным пленникам, чтобы они вырыли собственные могилы, после чего казнил их.
Об Эмилио Костерлицком слагали легенды, некоторые из которых он был вынужден опровергать. Рассказывали, что однажды ему удалось захватить в плен знаменитого индейского вождя Джеронимо, но крепко выпив с ним, а по некоторым рассказам еще и сыграв в карты, Костерлицкий отпустил его в знак признания, что тот был достойным противником. Сам полковник утверждал – такого никогда не было. Он охотился за Джеронимо, но поймать его не удалось. Он даже никогда его не видел. Но и без легенд событий в жизни полковника хватило бы не на один приключенческий роман. Собственно, и роман существует. Цитата из него приведена выше.
В конце XIX века Мексика продолжает воевать с несколькими индейскими племенами, главным образом с апачами. Военные действия длятся уже несколько десятилетий, не прекращаясь со времен Эрнана Кортеса, то есть с 20-х годов XVI столетия, лишь затихая на время зыбкого мира.
Очередное обострение произошло после завоевания Мексикой независимости в 1821 году. Правительство, озабоченное поддержанием обнищавшей экономики и боровшееся с внутренними врагами, было вынуждено «урезать рацион» проживающих в резервациях индейцев, что заставило последних не только сорваться с обжитых мест, но начать нападать на города и поселения колонизаторов.
Ситуация усугубилась решением, принятым в приграничном штате Сонора, том самом штате, где служил Костерлицкий. В 1835 году на законодательном уровне власти постановили выплачивать премии за скальпы индейцев. За скальп взрослого, а таковым считался человек с 14-летнего возраста, полагалось 100 песо. Сумма по тем временам внушительная. Достаточно сказать, что мексиканский рабочий мог за целый год заработать меньше, чем за один скальп апача.
Но власти не учли последствий. Всеобщая волна насилия и жестокости захлестнула штат и даже вышла за его пределы. Причем усердствовали абсолютно все, включая индейцев, которые зачастую сами снимали скальпы со своих соплеменников, с которыми враждовали. Они продавали скальпы белым, а на вырученные деньги покупали оружие, обращая его против бледнолицых же. Это явление вошло в историю как «война скальпов» и продлилось несколько десятилетий. Масштабы приняли такой размах, что в то время никто не мог быть спокоен за свою шевелюру.
Рассчитывая, что такое решение напугает индейцев, власти ошиблись. Реакция оказалась противоположной. Обозленные индейцы ответили активным сопротивлением – нападениями, грабежами, убийствами и, конечно же… снятием скальпов, причем даже с детей белых колонизаторов. Впоследствии война скальпов сошла на нет лишь потому, что в государственной казне закончились деньги для выплаты премий.
Для сохранения государственности, и чтобы хоть как-то разделить тяготы войны с индейцами, президент Порфирио Диас заключил договор с США, позволяющий военным обеих стран беспрепятственно пересекать мексиканско-американскую границу для преследования индейцев. Эмилио Костерлицкий, командующий правительственной гвардией руралес, тесно взаимодействовал с аризонскими рейнджерами, участвовал в совместных рейдах и отдельных операциях. В будущем это сотрудничество ему очень помогло.
Костерлицкий пользовался поддержкой действующего президента Диаса, пришедшего к власти при помощи американцев, чье диктаторское правление получило название порфириата. Внутри страны Диас наводил порядок железной рукой, а в экономике рассчитывал на иностранные инвестиции, прежде всего американские, а потом и европейские. Это несколько улучило экономическую ситуацию в Мексике, но все сколько-нибудь значимые предприятия находились в руках иностранцев, прежде всего американцев. О том, что эти меры были вынужденными, говорил и сам президент Диас: «Бедная Мексика! Так далеко от Бога и так близко к США».
Не исчезли и внутренние угрозы – желающих совершить переворот и захватить власть хватало. Не за горами было то время, когда действующей власти и командирам правительственных войск придется столкнуться не только с непокорными индейцами, но и мятежными генералами вроде Панчи Вильи.
Эмилио Костерлицкому удавалось усидеть на двух стульях. Он командовал подразделениями «Guardia Rural», так называемой «Сельской гвардией», обеспечивая пограничную охрану и участвуя военных действиях на границе. Но будучи приближенным к президенту Диасу, он также получил назначение на пост командующего «Финансовой жандармерией». На этом посту он обеспечивал экономическую безопасность государства и лично Диаса. Американцы сравнивали его с Робином Гудом и Ноттингемским шерифом в одном лице.
Руралес – это конные вооруженные правительственные силы с весьма широкими полномочиями – от поддержания правопорядка до охраны границы и участия в военных действиях в качестве сил поддержки регулярной армии. Гвардия была создана президентом Бенито Хуаресом в 1861 году, но ее численный состав и полномочия значительно расширил Порфирио Диас в 70-х годах XIX века.
Как правило, отряды руралес формировались из числа сельской бедноты и, главным образом, разношерстных криминальных элементов – грабителей, бандитов и бывших заключенных, решивших, что служба в гвардии – хороший шанс переждать трудные времена. Отличительная особенность руралес – национальные головные уборы сомбреро. По их цвету можно было судить о прошлом его обладателя. У большинства они были белого или серого цвета, но если цвет сомбреро черный, это означало, что его обладатель был осужден за убийство.
О подходах Костерлицкого можно судить по такому эпизоду. Когда федеральные войска начали испытывать трудности с пополнением, Костерлицкий с малочисленным отрядом руралес отправился в ближайшую тюрьму. Там он надел наручники на 25 заключенных, вывел их из тюрьмы и привез в учебный лагерь федеральных войск. К робе одного из заключенных Костерлицкий прикрепил листок, на котором было написано: «Здесь 25 патриотов. Верните мне мои наручники, и я пришлю вам еще 25».
На мнение критиков Эмилио Костерлицкого, называвших его человеком без национальности, искавшего хорошей драки, наемником на мексиканской службе, транснациональным воином, его приверженцы отвечали, что тот придерживался кодекса чести и никогда не убивал противников вне поля боя.
Известна история, когда в 1911 году, сменивший на посту Диаса президент Франциско Мадеро призвал Костерлицкого, ушедшего в отставку из солидарности с уважаемым им президентом, вернуться на службу, тот согласился, потому что считал, что Мексика – это не президент и не правительство, а ее народ, его благополучие и безопасность. Но когда Мадеро вызвал к себе полковника и поручил ему провести тайную операцию по устранению своего главного соперника, оппозиционного генерала Эмилиано Сапаты, Костерлицкий ответил категорическим отказом, произнеся ту самую фразу, что он убивает врагов, только сражаясь с ними на поле боя.
Но не стоит строить иллюзий – в жестокое время и враги полковника были жестоки. Костерлицкий подавлял противников режима, которому служил. Известен эпизод, когда отряд из 75 гвардейцев под его командованием был направлен для подавления бунта на медном руднике Канонео. Однако случилось так, что первыми на место событий прибыли триста аризонских рейнджеров.
Всеми добывающими предприятиями владели только две компании. И они были американскими: «Guggenheim» и «US Smelting». Это, а также договор о взаимном пересечении границы, давало основания, чтобы аризонские рейнджеры выдвинулись для защиты бизнеса американского предпринимателя.
К тому времени, когда отряд Костерлицкого прибыл в Канонео, порядок был уже восстановлен, однако полковник решил иначе. Он поручил привести к нему зачинщиков бунта, и когда это было сделано, приказал часть из них расстрелять, а другую половину повесить на одном дереве. Всего в Канонео отрядом руралес Костерлицкого было казнено около двенадцати человек.
События в Канонео получили широкую известность и позднее несколько уцелевших во время расправы рудокопов стали лидерами мексиканской революции, разразившейся в 1910 году, а участие Эмилио Костерлицкого в подавлении народного недовольства принесло ему еще одно прозвище: «Изгоняющий кулак».
Отдавая дань Костерлицкому как историческому персонажу, в Мексике и сегодня не забывают, что его войска причастны к массовому уничтожению яков – представителей коренного мексиканского племени индейцев. При зачистке территорий, на которых проживали яки, около 20 000 индейцев были убиты, и еще 10 000 выселены из мест проживания на полуостров Юкатан. В то время Костерлицкий не мог знать, что судьба сведет его с яками еще раз, и эта встреча станет для него последней в военной карьере в Мексике.
Но до революционных событий сражения с индейцами, подавление их сопротивления составляло главную военную задачу всех вооруженных сил Мексики и подразделений Эмилио Костерлицкого. Он участвовал во всех значимых военных событиях тех лет.
Апачская война – это не военные действия в привычном смысле этого слова, с противоборствующими армиями, планированием и единым фронтом. Это серия малых и больших локальных войн партизанского характера. Индейцы часто враждовали между собой, заключали и расторгали соглашения с правительственными войсками, поэтому уследить за театром военных действий было не просто. Прекрасное знание местности и навыки следопытов позволяли индейцам действовать малыми группами и при этом весьма эффективно. Достаточно сказать, что за все время военных действий знаменитого вождя Джеронимо количество людей в его отряде не превышало 200 человек, а перед первым его пленением в 1885 году и того меньше – 36 человек, включая женщин и детей. При этом, командовавший операцией по поимке Джеронимо генерал американкой армии Нельсон Майлз сосредоточил 5 000 солдат, 500 разведчиков-апачей, 100 индейцев навахо и еще около 5 000 гражданских ополченцев. В охоте принимали участие и гвардейцы Костерлицкого, но как уже упоминалось, поймать Джеронимо им не удалось. Как не удалось это и Майлзу. Но он смог окружить Джеронимо и вынудить его сдаться в сентябре 1886 года. Но одолеть вождя на поле боя не вышло.
Другим известным представителем краснокожих, за которым развернулась совместная массовая охота американцев и мексиканцев, Апаче Кид. И к нему Эмилио Костерлицкому удалось подобраться очень близко.
История с Кидом была нетипичной. Дело в том, что этот индеец с пятнадцатилетнего возраста перешел на службу к американцам и служил своим новым хозяевам верой и правдой, выслеживая и обрекая на смерть соплеменников, пока не стал уголовным преступником, объявленным в розыск. За голову Кида американские власти объявили беспрецедентную по тем временам награду в 5 000 долларов.
Апаче Кид
Когда мир с индейцами распался, и ситуация обострилась, генералу Круку пришла мысль, а кто, собственно, может лучше бороться с индейцами, если не сами индейцы? И тогда американцы начали привлекать на свою сторону представителей различных индейских племен, играя на их раздробленности, враждебных отношениях между племенами, или же просто покупая их лояльность. Крук сформировал отряды скаутов – индейских разведчиков-следопытов, которые помогали правительственным войскам выслеживать и уничтожать воюющих против колонизаторов краснокожих.
Апаче Кид поступил на службу в качестве скаута в 1881 году и был настолько хорош, что уже через год получил звание сержанта, а в течение последующих двух лет дослужился до звания первого сержанта. Он принимал участие в боях против своих сородичей в составе отряда лейтенанта Моргана, а в 1883 году лично сопровождал генерала Джорджа Крука в его экспедиции в Сьерра-Мадре.
Служил он на совесть, зачастую удивляя способностями. Один армейский офицер вспоминал, как однажды выйдя на равнину и окинув взглядом горизонт, Апаче Кид указал на какую-то место в пространстве и сказал, что заметил группу индейцев. Офицер в бинокль смог рассмотреть лишь несколько маленьких точек, движущиеся по равнине, но Апаче Кид перечислил не только количество людей, но и сколько среди них белых и индейцев, а также мужчин, женщин, детей, сколько с ними лошадей и мулов. На таком расстоянии (по утверждению офицера до каравана, двигавшегося по равнине, было никак не меньше 24 километров) Апаче Кид вряд ли мог различить индейцев и белых, но применяя свои навыки следопыта, он знал, что белые и индейцы сидят на лошадях по-разному, а столбы пыли, которые поднимают лошади и мулы, отличаются. Опытный глаз сразу обращает на это внимание.
Скорей всего Апаче Кид никогда не выступил бы против своих новых хозяев, если бы не череда событий, которые подтолкнули его к такому решению. Как сказали бы сейчас, Апаче Кида сгубила аморалка. Как и многие индейцы, особенно служившие белым колонизаторам, он перенял от них вредные привычки. Если индейцы дали белым людям табак, белые приобщили индейцев к алкоголю. Точнее, к его неумеренному потреблению. И Апаче Кид не стал исключением.
Во время одной из пьяных потасовок был убит отец Кида (по другим сведениям – отчим или дед). В отместку Апаче Кид застрелил убийцу, а потом вместе с несколькими товарищами отправился в соседний город, где жили родственники убийцы, и расстрелял его брата. По возвращении в расположение американских войск Кида арестовали. Во время ареста произошла драка, и кто-то выстрелил из толпы зевак. Пуля угодила в лодыжку командира следопытов Эла Сибера. Впоследствии он говорил, что Кид не мог стрелять, так как к тому моменту был уже безоружен и ожидал посадки в тюремный дилижанс.
Кида отдали под суд, который приговорил его к расстрелу, но потом по ходатайству генерала Майлза смягчил приговор до десяти лет тюремного заключения в знаменитой тюрьме Алькатрас. Но и в этот раз Апаче Киду повезло. Суд высшей инстанции постановил, что судьи военно-полевого суда проявили предвзятость, и его освободили.
Кид вернулся домой, но год спустя, в октябре 1889-го был выдан новый ордер на его арест. Кида обвинили в нападении и покушении на жизнь капитана американской армии. В этот раз его приговорили к семи годам в Территориальной тюрьме Юмы. Во время транспортировки к месту заключения Кид и несколько ехавших с ним индейцев бежали.
Во время побега два американских сопровождающих были убиты, а один ранен. Освободившиеся заключенные скрылись, и на них была объявлена беспрецедентная охота. К 1890 году все были либо пойманы, либо убиты. Головы убитых преступников отделяли от тела и предъявляли властям в качестве доказательства. Всех, кроме Апаче Кида.
В последующие годы Кида обвиняли в различных преступлениях. Одни говорили, что он собрал отряд и вместе с другими индейцами нападал на ранчо и обозы. Другие утверждали, будто он стал одиноким волком и хоронился в тайных убежищах в скалах Сьерра-Мадре. С 1890 по 1894 годы Апаче Кид обвинялся практически во всех преступлениях, случавшихся на территории Аризоны, но даже его недоброжелателям было понятно, что он не мог быть одновременно во всех местах.
Несколько голов и фрагментов кожи, якобы принадлежавших Апаче Киду, были предъявлены властям для получения вознаграждения, которое к 1894 году возросло до 15 000 долларов. Охотой на Кида занимались все кому не лень в свободное от основного занятия время. Но по-настоящему серьезной силой, способной поймать Кида, были, конечно же, регулярные войска и руралес Костерлицкого.
И Костерлицкому не раз удавалось выйти на след Кида. В 1890 году сучилась перестрелка между руралес и апачами. Осматривая трупы убитых индейцев, у одного из них Костерлицкий нашел часы и револьвер, принадлежавшие погибшему во время побега Кида охраннику. Однако убитый индеец был слишком стар, чтобы быть Апаче Кидом.
Считается, что Кид умер или был убит в 1894 году, так как с этого времени о нем не было никаких известий, а его преступления прекратились. При этом Эмилио Костерлицкий в 1899 году утверждал, что Кид остался жив и проживал с другими апачами в Сьерра-Мадре.
Убедительны воспоминания бывшего разведчика по имени Монтгомери, который рассказывал, что повстречал Кида в 1894 году во время своих исторических изысканий на руинах Черри-Крик.
Апаче Кид появился внезапно, навел свой «Винчестер» на Монтгомери и сказал, что хочет только поговорить и покурить его табак. Кид поинтересовался, актуальна ли еще премия за его голову, а также осведомился о здоровье хромого Эла Сибера. После этого он мирно удалился. Монтгомери сообщил, что Кид сильно похудел и утратил прежний помпезный вид. Он носил очки, имел короткие волосы и был одет в цивильную одежду белого человека.
Мексиканская революция и «мирная жизнь» Эмилио Костерлицкого
После вынужденной отставки Порфирио Диаса с президентского поста и его бегства во Францию, Эмилио Костерлицкий сам подал в отставку. Но даже противники экс-президента понимали, насколько полковник может быть полезен как им лично, так и всей Мексике. Кроме того, пришедший на смену Диасу президент Мадеро, попросту испугался, что такой прославленный и авторитетный в войсках командир может перейти в оппозицию. Гораздо лучше приблизить его, нежели жить в постоянном страхе, что Костерлицкий обернет свое оружие против него. Мадеро предложил Костерлицкому снова вернуться на правительственную военную службу, и тот, несмотря на неприязнь к новому президенту, согласился, полагая, что может еще принести пользу Мексике. Полковник снова сел в седло, возглавив все те же подразделения руралес.
Задачи, поставленные перед Костерлицким, почти не изменились, но стоило полковнику утвердиться в должности командующего «Зоной 3» на границе Соноры с США, когда пришла весть о военном перевороте в мексиканской столице и свержении президента Франсиско Мадеро. Временным президентом Мексики стал Викториано Уэрта, по приказу которого спустя четыре дня после переворота, 22 февраля 1913 г., президент Мадеро и вице-президент Пино Суарес были убиты во время транспортировки в тюрьму.
Костерлицкому не нравился Мадеро, но он ненавидел Уэрту. Только чувство личной чести и данные обязательства перед Мексикой удержали его на своем месте, убеждая себя в том, что он чуть ли не единственный, кто остался законным представителем Мексики в приграничном регионе.
Таким образом Эмилио Костерлицкий, не желая того, оказался на службе у Уэрты, человека, которого ненавидел. Защищая приграничный Ногалес, ему пришлось противостоять повстанческой армии Альваро Обрегона, лучшего генерала, рожденного мексиканской революцией. С самого начала революции Костердлицкий не проявлял к Обрегону ничего, крому уважения, но по мере нарастания военного противостояния его отношение изменилось.
5 марта генерал Педро Охеда, командующий воинским контингентом всего штата Сонора, начал получать телеграммы от Костерлицкого, пронизанных нескрываемым беспокойством. Имелась информация, что Обрегон вербует целые батальоны индейцев яки. Он инспектировал захваченные повстанцами железнодорожные мосты, попутно собирая войска для нападения на Ногалес – единственный приграничный город, остававшийся в руках правительственных сил.
Под началом Охеды состояли 4 000 военнослужащих регулярной армии плюс многочисленные иррегулярные формирования, разбросанные по всему штату. Где бы повстанцы не атаковали, они сталкивались с ожесточенным и успешным сопротивлением правительственных сил. Если повстанцы Обрегона окажутся достаточно глупы, чтобы напасть на Ногалес, 280 руралес Костерлицкого наверняка продержатся до прихода основных сил за своими сложными укреплениями, полагал Охеда. Кроме того, Обрегон даже не был военным, по профессии он был то ли инженером, то ли учителем.
Однако Эмилио Костерлицкий не разделял уверенности Охеды. Сначала Обрегон, следуя тому, что он прочел в книге о европейских войнах, переместил свои силы вдоль внутренних линий и сосредоточил около 1 000 человек за пределами Ногалеса. Затем он взорвал три железнодорожных моста, гарантируя, что самоуверенный Охеда не сможет прислать подкрепления. А после этого малые группы повстанцев стали появляться в самых неожиданных местах, нанося руралам Костерлицкого постоянный урон, заставляя защитников Ногалеса думать, будто их осаждают по меньшей мере 2 500 повстанцев. Войскам Костердицкого все труднее было сохранять хладнокровие, полагая, что численность противника превосходит их в соотношении десять к одному.
Наконец, во время длительных, но тщетных переговоров о капитуляции Обрегон «случайно» проговорился, что более половины его войск составляли индейцы яки. И не просто яки, а яки, вооруженные немецкими винтовками с большим количеством боеприпасов. Эта информация не обрадовала руралов Костерлицкого, которые большую часть своей карьеры занимались патрулированием территории яки и военными столкновениями с ними. Сам Костерлицкий участвовал в принудительной депортации 10 000 индейцев племени яки на работы на полуострове Юкатан.
Настоящая драка началась в семь утра 13 марта и продолжалась примерно до пяти часов вечера. Обрегон использовал огневые точки полевой артиллерии, а его солдаты – ручные гранаты в большом количестве.
Индейцы, составлявшие около 60 % формирований Обрегона, даже не принимали участия в боевых действиях. Они держались на виду обороняющихся руралов, но находились вне досягаемости. Только некоторые были одеты в камуфляжную форму и держали в руках немецкие «Маузеры». На остальных была традиционная индейская одежда. Вооруженные луками со стрелами они громко выкрикивали боевые кличи, не двигаясь с отведенных для них мест. Придуманная Обрегоном психологическая атака, привнесла дополнительную нервозность в боевые порядки войск Костерлицкого.
Вечером повстанцам удалось отбросить правительственные войска на их последнюю линию обороны у самой границы с США. Американцы согласно договору о совместной охране границы также принимали участие в военных действиях, но, когда был ранен американский рядовой кавалерист Уифлит, его командир подполковник Дэниел К. Тейт приказал горнисту протрубить мексиканский сигнал к отступлению, который был подхвачен и правительственными мексиканскими войсками.
Постепенно стрельба затихла и Костерлицкий приказал своим войскам построиться на городской площади Ногалеса перед зданием мексиканской таможни. После этого он повел их через мост Бонильяс в США, где передал командование и свою шпагу капитану Корнелиусу Смиту. Американский капитан поздравил Эмилио Костерлицкого с тем, что он остался жив, на что тот ответил: «Я желал бы, чтобы все завершилось иначе».
Костерлицкого вместе с подчиненными интернировали в Форт Розенкранц в Сан-Диего. Вместе с другими офицерами ему разрешили проживать в арендованных домах, в то время как рядовых руралес содержали в лагере за колючей проволокой. Дипломатические переговоры о судьбе интернированных затягивались. Американцы не могли получить от нового мексиканского правительства гарантий безопасности для Костерлицкого и его людей. Кроме этого, мексиканцы отказывались оплачивать содержание интернированных. В США тоже слышалась возгласы недовольства. Американское правительство опасалось увеличения числа беженцев, а газеты на передовицах критиковали Дядюшку Сэма за предоставленный отпуск каждому бандиту с оружием, который смог пересечь границу.
Дела пошли настолько плохо, что около шестидесяти разочарованных руралов сбежали из лагеря и пустились в бега по США. Военные снарядили погоню и Костерлицкий, который по-прежнему считал себя ответственным за судьбу бывших подчиненных вызвался войти в группу преследователей. Он помог военным поймать беглецов и провел с ними переговоры о мирной сдаче властям, чтобы не допустить кровопролития.
В конце концов новый президент Мексики Венустиано Карранса объявил всеобщую амнистию и руралы Костерлицкого вернулись домой. Но не сам Костерлицкий. Он решил, что безопаснее остаться в США, и переехал в Лос-Анджелес.
Ценный сотрудник спецслужб
До 26 марта 1917 года Эмилио Костерлицкий перебивался случайными заработками, но в этот день его наняли на работу в Министерство юстиции в качестве специального сотрудника или агента под прикрытием. Шла Первая Мировая война и умения Костерлицкого пришлись как нельзя кстати. Он читал, писал и говорил на испанском, французском, английском, русском, немецком, итальянском, польском и китайском, и на некоторых из них говорил практически без акцента. Известно, что на этом этапе большую часть времени Костерлицкий бродил по Лос-Анджелесу, притворяясь антиамериканским агитатором, стремясь привлечь к себе внимание немецких агентов, чтобы потом разоблачить их.
После войны Министерство юстиции не было уверено, как использовать Костерлицкого в дальнейшем, но 1 мая 1922 года, в то время Эмилио уже исполнилось 69 лет, его приняли на работу в Бюро расследований – будущее Федеральное Бюро Расследований (ФБР). Здесь его использовали в борьбе против бутлегеров в рамках реализации «сухого закона», а также агента на калифорнийском побережье. Так как американцы всегда боялись революционных переворотов в Мексике, такие агенты как Костерлицкий были очень полезны. Он изучал настроения в мексиканской диаспоре, вербовал агентуру по обе стороны американо-мексиканской границы.
Мятежные мексиканские генералы нередко устраивали так называемые рейды на территорию США, чтобы разжиться оружием и припасами. Один из таких рейдов предпринял все тот же Панчо Вилья. С отрядом в сто человек 9 марта 1916 г. он перешел границу США и напал Колумбус, штат Нью-Мексико. В результате боестолкновения с 13-м кавалерийским полком город был практически сожжен дотла. Были убиты 18 американских военнослужащих и около 80 виллистов. Оставшиеся в живых мексиканцы захватили 100 лошадей и муллов, другие припасы, после чего вернулись в Мексику.
Опасность подобных рейдов сохранялась, и в задачи Костерлицкого входило своевременное получение информации о готовящихся акциях, чтобы спецслужбы могли оперативно их предотвратить. Одно из последних дел Эмилио Костерлицкого было имен таким.
В 1926 году на территории США возник заговор, имевший целью свержение мексиканского правительства президента Плутарко Кальеса. Во главе заговора стоял генерал Энрике Эстрада.
Эстрада обосновался в Калифорнии и здесь приобрел 400 винтовок и несколько грузовиков для перевозки сподвижников, которых планировал набрать из числа мексиканцев-иммигрантов. Вторжение в Мексику планировалось через границу со стороны Сан-Диего. Благодаря таким агентам Бюро расследований, как Эмиио Костерлицкий, который имел многочисленные связи в мексиканской диаспоре, заговор Эстрады удалось вскрыть, а сам он был арестован. В феврале 1927 года его признали виновным и приговорили к 21 месяцу тюремного заключения и 10 000 долларов штрафа. Благодарные представители мексиканских властей в знак благодарности за предотвращение смуты подарили всем офицерам Бюро расследований дорогие часы, впрочем, те были вынуждены вернуть подарки, так как по закону не имели права их принять.
Что же касается Костерлицкого, возраст мексиканского полковника и «русского казака на службе ФБР» брал свое. После долгой и, безусловно, разнообразной и яркой карьеры Эмилио Костерлицкий умер в возрасте 75 лет в 1928 году, и похоронен на кладбище Голгофа в Лос-Анджелесе. У него осталась жена мексиканского происхождения Франсиска, на которой он женился в Америке, и двое дочерей.