И завершая наш рассказ о фильмах кинорежиссера Лидии Алексеевны Бобровой, начатый вот этой статьей,
переходим к ее последнему, четвертому фильму "Верую!" , оконченному в 2009 г. Через тридцать пять лет, после того, как в 1974 г. Боброва приняла решение продолжить шукшинскую традицию в кино, она наконец-то экранизировала три рассказа Василия Макаровича.
Первый ее фильм "Ой, вы, гуси" был историей жизни ее братьев. Второй - "В той стране" о жизни северной деревни, где в 1997 г. ничего не изменилось после того, как в 1991 г. развалили великую советскую страну и стали тупо насаждать дикий капитализм под видом демократии и "рыночной" экономики. Третий фильм "Бабуся" - камерная семейная история на тему - а кому нужны эти старики, которые вырастили детей и внуков, отдали им все, а теперь стали для них лишними. С 1990 по 2003 г. снято три фильма. Один фильм раз в шесть лет.
И не нарушая традицию, через шесть лет после "Бабуси", Боброва сняла в 2009 г. экранизацию трех рассказов В. М. Шукшина "Забуксовал", "Верую!" и "Залетный". Рассказы объединены в сценарии сквозным сюжетом и двумя главными героями из рассказа " Верую!" - безработный пьяница, а потом завязавший рабочий на железной дороге Максим Яриков, и его жена санитарка Людмила.
Начинается фильм зимой 1999 г. Максим Яриков, сильно выпивший, приходит к сельскому участковому с явкой с повинной о том, что вместе с приятелем Ильей Лапшиным изобрел вечный двигатель, а чертежи его передал в американское посольство, сам не знает почему. В связи с чем признает себя предателем Родины и "генералом Власовым", и просит босиком отправить в Магадан.
Прибежавшая в милицию жена Людмила, " неласковая, рабочая женщина", вначале начинает гордиться, что муж изобрел вечный двигатель, а затем, узнав от участкового, что тот передал чертежи американцам, начинает его лупить, приговаривая, что лучше бы он передал их французам, немцам, на худой конец украинцам !!!, все же меньше платить участковому за выкуп его из милиции. Заодно Люда отправляет в нокаут и участкового, когда тот пытается их разнять.
Дуэт питерской актрисы Ирины Основиной, играющей Люду,
и новгородского актера Александра Аравушкина (это его первая роль в кино)
просто великолепен своей достоверностью. Особенно следует отметить Ирину Основину. То, как она сыграла Людмилу, дает все основания для двоякого толкования фильма, о котором мы расскажем ниже. Сама эта замечательная актриса о себе говорит вот что
Артистка, актриса — мне кажется, это немного вранье. А я не могу врать и кривляться. Нет, могу кривляться, но кого-то передразнивая. Как-то манерно и вычурно разговаривать «как актриса» — так я не могу. Когда такое вижу — думаю: а как она в жизни-то разговаривает? Эту манеру у меня еще режиссер Лида Борова отбила, я у нее в фильме «Верую» снималась по рассказам Шукшина. Лида сказала: «Вы видите, как ходят простые продавщицы в городе Петрозаводске? В чем они одеты, что на рынке покупают?» И для меня этот фильм был уроком. Может, поэтому все мои тетки в фильмах настоящие.
А сам Аравушкин очень походит на Василия Макаровича Шукшина - крутые скулы, ходящие ходуном желваки, резкий, режущий, пронзающий насквозь взгляд, бешеный темперамент.
После того как фильм был снят в 2009 г., и до настоящего времени ни один телеканал не взял его для показа, несмотря на многочисленные просьбы Бобровой. Даже бесплатно не взяли для трансляции. Отвечали - " в вашем фильме слишком глубокий смысл". И действительно, смыслов, тонких намеков, своеобразных фиг для властей, в фильме достаточное количество. Хотя какие-такие фиги? Фильм практически аутентично переносит рассказы Шукшина, написанные в начале 70-х годов, на экран. Какие такие фиги мог соорудить для властей начала нулевых ХХI века Шукшин в начале 70-х годов века ХХ?
А вот первая. Просыпается Максим Яриков с жестокого похмелья на утро после явки с повинной в милицию А сын в это время на кухне учит знаменитый отрывок про "Русь-Тройку" из "Мертвых душ". Хлебнул Максим водички из чайника и прислушался.
«А кого везут-то? Кони-то? Этого… Чичикова?» ...
Даже привстал в изумлении… Прошелся по горнице. Точно, Чичикова везут. Этого хмыря везут, который мертвые души скупал, ездил по краю.
"Елкина мать!.. вот так троечка! Вот так номер! Мчится, вдохновенная богом! — а везет шулера. Это что же выходит? — не так ли и ты, Русь?.. Мошенника везет...Тут же явный недосмотр! Мчимся-то мчимся, елки зеленые, а кого мчим? Можно же не так все понять. Можно понять…" Ну и ну! ... прямо невтерпеж сделалось.
Он вспомнил про школьного учителя Николая Степановича.
Да, вот так. Святая Русь-Тройка, которой "косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства...", везет на себе плута и мошенника Чичикова. И побежал Максим к учителю Николаю Степановичу.
— Николай Степаныч,слушал я счас сынишку… «Русь-тройку» учит…И чего-то я подумал: вот летит тройка, все удивляются, любуются, можно сказать, дорогу дают — Русь-тройка! Там прямо сравнивается. Другие державы дорогу дают...А кто в тройке-то? Кто едет-то? Кому дорогу-то?... Так это Русь-то — Чичикова мчит? Это перед Чичиковым шапки все снимают?...А в тройке — шулер. Какая же тут гордость?...Ехай там, например… Стенька Разин, — все понятно...А может, Гоголь, так и имел в виду: подсуроплю, мол: пока догадаются — меня уж живого не будет. А?
А Николай Степанович и давай Максиму объяснять, как уже двадцать лет объясняет это по школьной программе.
— Русь сравнивается с тройкой, а не с Чичиковым. Здесь имеется… Здесь — движение, скорость, удалая езда — вот что Гоголь подчеркивает. При чем тут Чичиков? Как-то вы… не с того конца зашли.Как-то… неожиданно вы все это поняли. Странный какой-то настрой… Чего вы? Все просто, повторяю: Гоголь был захвачен движением, и пришла мысль о Руси, о ее судьбе…Вот ведь!.. И так можно, оказывается, понять. Нет, в этом, пожалуй, ничего странного нет… Вы сынишке-то сказали об этом? Не надо. А то… Не надо.
Беспомощно выглядит Николай Степанович со своими окостеневшими педагогическими истинами перед живым умом и здравым смыслом простого русского мужика. Вот ведь, все логично и понятно - Русь-Тройка. перед которой другие страны шапки ломают, а везет внутри себя шулера и мошенника.
Это что же получается, еще в 1971 г. Василий Макарович, написав свой рассказ "Забуксовал", а именно из него взят этот эпизод, предвидел те процессы зарождения шулерства и мошенничества, которые в полный рост встанут уже через двадцать лет. Что Русь будет везти на себе в лице Чичикова и разбойника капитана Копейкина, и похитителя губернаторской дочери, и Антихриста, и Наполеона, и просто мошенника, представителя нового племени - предпринимателей и дельцов.
Пошел Максим в непонятках к себе домой, а ночью ему кошмар приснился, что Чичиков, очень похожий на его жену Людмилу, и местный участковый его жизни лишить захотели. Чичиков ходит по какому-то архиву и ищет мертвые души на стеллажах с табличками "криминал", "медицина", "прожиточный минимум". А тут Максим прикованный наручниками к стеллажу с табличкой "алкоголизм" стоит. "Я еще живой",- вопит в страхе Максим. А участковый удавку достает и говорит Чичикову:" Сейчас будет мертвый". Это что, намек режиссера на то, что правоохранительные органы состоят на службе у жуликов и воров?
И проснувшись в ужасе Максим попытался заняться сексом с женой, но не смог. Просто не смог. Вот ведь до чего Гоголь довел.
И ведь все эти мысли не просто так возникли. Тоскует Максим.
По воскресеньям наваливалась особенная тоска. Какая-то нутряная, едкая… Максим физически чувствовал ее, гадину: как если бы неопрятная, не совсем здоровая баба, бессовестная, с тяжелым запахом изо рта, обшаривала его всего руками — ласкала и тянулась поцеловать.
А почему именно по воскресеньям? А потому, что по воскрешеньям верующие ходили в церковь, В этот день христианин не должен делать никаких мирских дел, но обязан посвятить его Богу. А душа у Максима болит от того, что нету в ней веры. У верующих душа не болит. Это ему разъяснил поп-расстрига, который приехал к его приятелю Илье Лапшину за барсучьим жиром. Лечится бывший поп этим жиром от туберкулеза. Вот и пошел Максим к попу за разъяснением отчего у него душа болит.
Илья с попом сидят пьют чистый спирт, поп только спирт и пьет, лечится так - спиртом и барсучьим жиром. Максим же уже как месяц после кошмарного сна, где Чичиков с участковым хотели его, как алкоголика, придушить и сделать "мертвой душой", не пьет. Ему бы про душу узнать. Болит ли она у верующих. Но тут без стакана не разберешься. Пришлось начать пить с попом.
А Илья благоразумно ушел на кухню и оттуда наблюдает богословский диспут между попом-расстригой и мающемся пустотой души Максимом.
Илью играет Сергей Амосов. В 1981 г. воспитанник бийского интерната Сережа Амосов сыграл главную роль в фильме Рениты и Юрия Григорьевых "Праздники детства" по автобиографическим рассказам Василия Макаровича Шукшина. Сережа сыграл Ивана Попова, прообразом которого был Вася Шукшин, мать играла Людмила Зайцева. Фильм был удостоен Государственной премии СССР. Снимая "Верую!", Боброва нашла Амосова на Алтае, где он работал у фермера, и пригласила на роль доброго и светлого друга Максима Ярикова Ильи Лапшина.
А спор у попа-расстриги и Максима вышел нешуточный. Попа играет непрофессиональный актер, художник Иркутского театра Народной драмы Федор Ясников. Это очередная гениальная провинциальная находка Лидии Бобровой. Просто шикарнейшей получилась у Ясникова эта сложнейшая роль профессионального демагога и мозго... крута, каким и должен быть настоящий служитель культа, который в силу своего ума и здорового цинизма, естественно, ни в какого Бога не верит. Хитрый, умный, плотоядный.
Поп был крупный шестидесятилетний мужчина, широкий в плечах, с огромными руками. Даже не верилось, что у него что-то там с легкими. И глаза у попа — ясные, умные. И смотрит он пристально, даже нахально. Такому — не кадилом махать, а от алиментов скрываться. Никакой он не благостный, не постный — не ему бы, не с таким рылом, горести и печали человеческие — живые, трепетные нити — распутывать. Однако — Максим сразу это почувствовал — с попом очень интересно.
В общем, поп этот простому русскому мужику Максиму "все мозги разбил на части, все извилины заплел", хотя Максим и сопротивлялся, пока не впал в изумление.
Доказал ему бывший поп. что Бога нет, но и без веры жить нельзя, душа болеть будет от пустоты своей. Обратил расстрига Максима в свою веру, заставил вместе с ним вопить "Верую!"
— Ты пришел узнать: во что верить? Ты правильно догадался: у верующих душа не болит. Но во что верить? Верь в Жизнь. Чем все это кончится, не знаю. Куда все устремилось, тоже не знаю. Но мне крайне интересно бежать со всеми вместе, а если удастся, то и обогнать других…
— Повторяй за мной: верую!
— Верую! — сказал Максим.
— Громче! Торжественно: ве-рую! Вместе: ве-ру-ю-у!
— Ве-ру-ю-у! — заблажили вместе. Дальше поп один привычной скороговоркой зачастил:
— В авиацию, в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию-у! В космос и невесомость! Ибо это объективно-о! Вместе! За мной!..
Вместе заорали:
— Ве-ру-ю-у!
— Верую, что скоро все соберутся в большие вонючие города! Верую, что задохнутся там и побегут опять в чисто поле!.. Верую!
— Верую-у!
— В авиацию, в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию-у! В космос и невесомость!
— Верую-у!
В барсучье сало, в бычачий рог, в стоячую оглоблю-у! В плоть и мякость телесную-у!..
Вроде и повторяет Максим за пьяным расстригой, но только из-за того, что поддался поповской энергетике, владеет этот служитель культа техниками нейро-лингвистического программирования, да и спирт свое дело сделал, расслабил максимово критическое восприятие действительности.
Удивительно, конечно, что этот рассказ с очень сильным антисоветским душком, был напечатан в СССР, в журнале "Москва" в 1971 г. Ведь Максим Яриков потому и мается, что нету веры в его душе. Веру в Бога отняли, церковь в селе разрушили, а что в замен? А в замен поп-расстрига предлагает ему веру "в авиацию, в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию, космос и невесомость, в барсучье сало, в бычачий рог, в стоячую оглоблю, плоть и мякость телесную." То есть сплошной материализм и объективизм без всякой духовности. А оттуда уже и рукой подать до "квалифицированного потребителя".
Но не так прост оказался Максим Яриков, не поддался на провокации попа-расстриги и протрезвев продолжил маяться душой. И тут в селе объявился воцерквленный, православный человек Саня-художник по прозвищу "Залетный". Полная антитеза попу-расстриге с его бездуховным материальным миром стоячей оглобли и механизации сельского хозяйства. И что было дальше - об этом во второй части.