Найти тему
Бумажный Слон

Памяти

В Интернете есть ролик про дедушку и Альцгеймер.

Или, может, про бабушку. Бабушку, точно, да.

Я не помню, чем различаются гей и геймер,

почему сегодня не кончится никогда.

Стефания Данилова

В восемь часов утра доктор наук Ветродумс купил энергетик, круассан и жвачку.

Кофе уже давно не помогал – к шестидесяти годам организм, похоже, выработал иммунитет, и даже эспрессо разбавленный эспрессо работал лишь как легкий пинок – давал бодрости на мгновение, а потом глаза слипались.

Ветродумс перелил энергетик в термокружку, которую всегда носил с собой, поспешил в стеклянные двери, на ходу откусив круассан и поправив ворот коричневой водолазки. Такого легкого завтрака на бегу по дороге в университет ему хватало обычно надолго, до обеденного перекура, а иногда даже и дальше, до конца всех лекций. Доктор наук однажды честно сказал обычному доктору, каким образом завтракает – тот чуть не умер на месте, прямо в своем роскошном, мягком кресле, больше напоминающем трон. Но, в конце концов, сам виноват – мог и не спрашивать. С серьезным видом поправив толстые очки с замотанной душкой, тот врач сказал, что долго на таком топливе Ветродумс не протянет. Из того разговора доктор наук вынес для себя две вещи: он никогда не променяет свои линзы на ужасные очки и плюнет на этот идиотский совет.

Когда круассан был съеден и запит еще большей порцией энергетика, Ветродумс кинул в рот жвачку. Мятную он никогда не любил, от нее першило в горле, словно от нехорошей простуды, поэтому доктор наук всегда брал «бабл-гам» – и каждый раз улыбался, потому что «жвачка со вкусом жвачки» даже серьезному мужчине с седой эспаньолкой казалась уморительной.

Ветродумс, как любой достаточно опытный житель мегаполиса, научился лавировать в человеческих потоках – и сейчас умело огибал опаздывающих на работу менеджеров и засмотревшихся на стеклянные высотки около метро зевак. Все вокруг чертыхались – а доктор наук старался даже не обращать внимания, потому что… ну а какой в этом смысл? Никакой, правильно – как и в совете ничего не смыслящего врача, предлагавшего отказаться от любимого, пусть и ядовитого, как листья анчара, завтрака. Один токсин убивает быстрее, другой – дольше. Зачем же тогда дергаться? Какой в этом смысл, когда…

Впрочем, доктор наук Ветродумс, как и все люди, знающие, что у них развивается Альцгеймер, очень быстро научился не обращать внимания на незначительные мелочи.

***
– А теперь, поговорим с вами о самой банальной лексической парадигме, – Ветродумс переключил слайд и посмотрел на кликер. Доктор наук задумался – а зачем он взял его в руки? И, самое главное, как давно?

Почти что немая сцена из «Ревизора» студентов не смущала минуту, вторую – тоже, но на третью кто-то в аудитории все же откашлялся:

– Профессор…

– Да?

– Вы собирались говорить про лексическую парадигму

Воспоминание ледяным вихрем рвануло в голову.

– Ах, да, – доктор наук глотнул еще энергетика. – Что же, раз я собирался, давайте об этом и поговорим. Внимательно посмотрите на этот слайд…

Ветродумс знал, что студенты все давно понимают, просто не говорят из вежливости – только вот как давно? Время растянулось, разбавилось рекой беспамятства, стало жидким, утекающим сквозь пальцы – то были не песочные часы, а водяные, не оставляющие никаких намеков на свое существование, кроме, разве что, мокрых рук; да и те быстро сохли. Это могло начаться вчера, могло – месяц назад, точного времени Ветродумс не помнил, но зато хорошо сохранил в памяти ощущения: вкус той же жвачки «бабл-гам», приятный весенний ветер, поющий о летящим на крыльях лета тепле, и какая-то чересчур светлая ночь, будто бы и несуществующая. Словно день поставили впритык к следующему дню, забыв о плавном переходе.

Память утекала, но – одно утешение – становилась плодородной почвой для шуток.

– Если я еще раз что-нибудь забуду, – сказал Ветродумс, снова листая слайд. – вы всегда можете сделать вид, что я отпустил вас раньше времени.

Студенты захихикали – но врать лектору все равно не стали бы. Все равно, что подвести слепца к обрыву и сказать, что впереди твердая земля – даже отъявленные лодыри и хулиганы на такое не решались.

Ветродумс продолжил лекцию – на этот раз даже без необоснованных пауз и плутаний по коридорам памяти. Когда на экране появились котики – он всегда вставлял их в конец презентации – доктор наук откашлялся:

– Если есть какие-то вопросы, задайте их сейчас, или же никогда.

В аудитории появилась только одна хиленькая рука.

– Профессор?

– Да?

– А каково это… ну, оно самое…

– Вы про Альцгеймер? – хмыкнул Ветродумс, не понимающий, почему все так боятся произнести это слово – словно это имя какого-то страшного демона. Хотя, лучше бы оно было так – может, экзорцисты всех мастей, собрав мистический консилиум, нашли бы управу на него. – Представьте… что вы стоите на зыбком песке в пустыне. Каждый раз, когда вас утягивает под землю, то есть каждое мгновение, вы в панике смотрите под ноги. А когда поднимаете глаза – не можете вспомнить, как называется вон то корявое коричневое нечто, или вот это синее полотно над головой – вы просто забываете, что такое «небо», что такое «земля». Мозг отказывается от слов, от образов – а куда ж мы без этого?

Доктор наук задумался и добавил:

– Да идите вы, – махнул он рукой. – Отдыхать. Пока в столовую очереди не начались.

Ветродумс плюхнулся за преподавательский стол и – наконец-то! – взял в руки толстую книгу в новеньком переплете.

– Профессор? – спросил пробегающий мимо студент.

– Да? – доктор наук поднял голову, оторвавшись от уже открытой книги.

– А что читаете?

Ветродумс улыбнулся.

– «Памяти, жизни и воле», – потом, будто для себя, повторил: – «Памяти, жизни и воле»

Последние несколько лет – или, все же, месяцев? – он перечитывал одну и ту же книгу. Эпическое фэнтези с волшебниками, героями и драконами, которое впервые отрыл еще в детстве, даже не в библиотеке, как все книги до этого, а в магазине. Он смог купить этот томик, ночами сидел под одеялом с фонариком, не желая уходить из придуманного мира – но страницы стремительно кончались. Когда он вернулся в магазин, чтобы спросить про продолжение, оказалось, что автор неплодовит – написал и тихо-мирно себе умер, оставив фанатов с открытым финалом и миром, куда хотелось возвращаться вновь и вновь.

Юный Ветродумс вздохнул, но перечитывать не стал – никогда не любил читать одни и те же истории по многу раз. Да вот только один герой так запал в душу, что его обязательно хотелось перенести в реальность, раз самому не получалось нырнуть внутрь текста, окунуться в сотканные из зыбкого воображения камни старых замков и пещеры драконов, спящих на фантомном золоте.

Это, собственно, и был Ветродумс.

Доктор наук так полюбил мудрого волшебника, что даже замучал сотрудников паспортного стола, сменив имя – так и стал Ветродумсом вместо… впрочем, старое имя он уже вспомнить и не мог, оно утекло вместе с рекой воспоминаний, его кристальной льдиной откололо от айсберга и смыло волной голубого забвения.

Ну и черт с ним, думал иногда доктор наук, ушло и ушло, все равно было некрасивым и… угловатым, что ли. А вот Ветродумса доктор наук не мог позволить себе забыть – потому и стал перечитывать ту же историю, но в новом издании. Раз за разом, лишь бы сохранить в памяти образы. Когда приступы болезни настигали Ветродумса прямо во время чтения, наступал безумный, острый, по ядовитому концентрированный экстаз – доктор наук забывал, кто он на самом деле, где он на самом деле, оставался только текст и неконтролируемая фантазия, хватавшая бразды правления в свои призрачные руки, фонтанирующая потоками обжигающей магмы.

– Вы настолько любите эту историю? – удивился студент, услышав тот же ответ, что и пару дней назад – в этот раз спросил принципиально, из интереса.

– Настолько. И стараюсь не забыть.

Студенту стало некомфортно – доктор наук заметил.

– Я всегда за правду, – добавил он. – Правда в том, что мое сознание трещит по швам. А истории всегда были хорошим клеем, в чем бы то ни было, когда бы то ни было. Или вы плохо помните наши пары? Чем заполнить огромные дыры от тектонических плит мышления, как не сюжетами…

Ветродумсу всегда нравились красивые метафоры – они сохранялись в голове куда лучше. Хотя… а причем тут метафоры? В смысле, к чему эта мысль именно сейчас?..

***
Густые, насыщенно-зеленые леса близ королевства Сент-Сезерей вздрогнули от пронзительного крика – казалось, что гигантские деревья с их бесконечно мощными стволами задрожали.

Эрик Великолепный упал на колени, выронив священный меч Мемориус – кровавый рубин в гарде яростно блеснул. Вечный воитель, герой двенадцати королей и тайный любовник их королев оглядел поле брани: трупы бравых солдат и грязных тварей, залитые красной, черной и зеленой кровью вперемешку. Взгляд Эрика на мгновение замер на друзьях, которые, все до единого, прекратили сражение и смотрели на него: и старый волшебник Ветродумс, и хитрюга Фокс, и меткий лучник Вечнолес, и даже нескончаемо ворчащий гном Бранс.

Эрик великолепный смотрел на друзей лишь мгновение, потому что хотел увидеть глаза врага, виновника сотен смертей, несчастий и эпидемий – чернокнижника Пагубуса.

– Ты, – сквозь зубы проворчал Великолепный. – Ты не сломишь нашей воли!

Пагубус засмеялся – яд словно мгновенно примешали к воздуху.

– Верно, я сломлю ваши тела – с остальным проблем и не будет.

Еще одна стрела вонзилась в Эрика – тот, лишенный доспеха чародейским колдовством, снова вскрикнул.

– Я все равно буду…

Еще одна стрела – и мир утонул во мгле.

Чернокнижник Пагубус рассмеялся – гном Бранс хотел было кинуться на него с секирой, но замер, как и сам Пагубус, как и все остальные, как и всякое живое существо.

На поле боя, сияя полной противоположностью света, спускался вестник богини Эрешкегиль – хозяйки подземного царства и покровительницы мертвых. Ее проводники душ, крылатые фурии, спускались за каждым умершим, будь то король или крестьянин – видеть их могли лишь волшебники, люди, пожавшие руку самой магии, связавшие с ней судьбу тугой нитью, а потому старик Ветродумс удивился меньше всех, увидев крылатую фурию с белоснежно-черным лавровым венком на голове.

Когда дело касалось великих героев, вестники позволяли увидеть себя всем вокруг – не вмешивались в ход событий, не крутили время вспять, лишь выполняли свою работу, но у всех на виду.

Вестник богини Эрешкегиль, сияя изнанкой света, коснулся Эрика Великолепного…

– Простите…

Густые леса резко схлопнулись, уступив место пожелтевшему, шумному и душному вагону метро – на этой ветке их, как назло, уже столько лет не меняли. Ветродумс оторвался от текста. Рядом стоял молодой человек во фланелевом пальто, с интересом пытающийся разглядеть обложку книги.

– Простите, – повторил незнакомец. – А что вы читаете? Выглядит просто очень… интересно.

Ветродумс потер переносицу – никогда не любил так резко покидать написанный мир.

– Рад, что вы не постеснялись спросить – постоянно вижу, как в нее заглядывают, но молчат. Это…

Он замолчал – как же эта проклятая книга называлась?.. Он ведь не мог забыть ее название.

– Погодите… «Памяти, жизни…». Черт, молодой человек, я ведь не мог забыть! Что угодно, но не это. «Памяти, жизни…»

– А! – догадался незнакомец. – «Памяти, жизни и воле»! Слышал о ней, друзья говорили почитать. Спасибо, надо будет добраться.

Ветродумс ничего не ответил – только кинул в рот приторно-сладкую жвачку и повторил:

– Да, конечно, «Памяти, жизни и воле». «Памяти, жизни и воле»…

Произнес, как мантру. Собственно, для него она таковой и была.

***

Ветродумс проехал свою станцию, зачитался, как обычно – мог, в принципе, зачитаться вообще всем, чем угодно, даже перепиской, даже работами студентов, даже рекламным объявлением в вагоне: лишь бы убежать в текст, где осколки сознания ранят не так сильно, как обычно.

Доктор наук перешел к другой платформе, дожидаясь поезда обратно – и только там обратил внимание на красный кружочек с названием станции, чуть не выронив книгу. То самое метро… то, где прошло все его детство, сейчас казавшееся далеким отголоском таких белоснежных, словно хлором политых, времен.

Ветродумс ненавидел эту станцию.

Каждый раз здесь ему начинало казаться, что он – и есть тот беззаботный ребенок, и мозг, разливающийся на призрачные тени, лишь поддакивал, стирал понимание времени, память превращалась в один спутанный клубок, и Ветродумс чувствовал себя ребенком, словно возвращаясь в те года, словно и был им прямо сейчас…

Подъехал поезд – доктор наук вздрогнул, как в детстве. Хотя, почему же как?

Нет, конечно, поезд – страшный монстр с горящими фарами; Ветродумс схватил маму за руку и шагнул в поезд, казавшийся таким новым и блестящим. В руках мальчик – старик ли – юноша ли – крепко держал книгу в потертой обложке.

***

Дверь он закрыть забыл.

Понял только тогда, когда вернулся – зазвенел ключами, попытался открыть замок, но догадался, что достаточно просто нажать на ручку. Заходи кто хочешь, бери что хочешь – без всего, что нажито непосильным трудом, на улице с этой треклятой тварью в голове он окажется раньше, чем в могиле, это уж точно.

Ветродумс вошел в квартиру, кинул кожаный саквояж на тумбу и снял намокшую под холодным, мелким и мерзким осенним дождем куртку. Доктор наук задумался, что надо бы придумать, как сделать так, чтобы больше не забывать закрывать двери. Ключи, что ли, к руке привязать?..

Ключи – точно, ключи. Ветродумс совсем забыл, куда положил их – захлопал по карманам, снял куртку, проверил еще раз, но ничего не нашел. Потом повернулся – увидел их торчащими из двери.

– Мда, – цокнул он, закрывая дверь. – А зачем, собственно, я так резко начал искать их?

Плюнул на эту мысль – какая разница. Нужно было поработать, а потом – читать, читать, читать, пока сознание продолжает крошиться.

На кухне что-то разбилось.

Это мог быть самый наглый в мире рыжий кот, или верный проголодавшийся пес, уставший ждать хозяина – но животных доктор наук не держал. Ветродумс напрягся – схватил увесистую ложку для обуви и, не снимая ботинок, вошел на кухню.

Мужчина с пистолетом в руках стоял около разбитой тарелки и смотрел на доктора наук в упор.

– Еще один шаг… – шикнул тот дрожащим голосом.

Ветродумс почувствовал, что испугался – но не мог понять, почему, мозг посчитал сигнал фантомной угрозой.

Дошло до Ветродумса лишь спустя минуту.

– А, конечно, я же сам забыл закрыть дверь. Хотя нет, я только что ее закрывал… – он потер переносицу. – Черт, нет! Я точно забыл ее закрыть до этого. Боже, совсем пропал…

– Еще один шаг…

– Да успокойтесь вы, – буркнул Ветродумс. – Берите что хотите и убирайтесь, а я пока пойду поработаю, хорошо? Оставьте мне только на завтраки и проезд хотя бы. За картиной в гостиной есть сейф, я думаю его содержимого вам вполне хватит. Только черновики докторской не трогайте, они вам все равно ни к чему…

Вор опешил и машинально опустил оружие. Но, будто резко вспомнив что-то, дрожащими руками поднял пистолет вновь.

– Это какая-то ловушка! Не с места, или я…

– Я же вижу, как у вас руки дрожат – а лишнюю статью на себя вешать вы ведь тоже не хотите.

– Но я не понима…

– Я все равно скоро сдохну, – махнул рукой Ветродумс. – Так или иначе, уж точно быстрее вас. А племянник обойдется, я его еле-еле заставил помочь мне разобраться с программами для онлайн-конференций.

Вор подумал – и окончательно опустил оружие.

– Знаете, а я даже не планировал обчищать эту квартиру. Просто увидел, что дверь открыта…

– Ну, скажем спасибо господину Альцгеймеру. Единственное – вы не против музыки?

– Что?

– Я всегда работаю под музыку.

– Ээээ… нет.

– Чудненько, – доктор наук развернулся, уходя в кабинет, и по дороге крикнул: – Пароль от сейфа – четыре ноля. Оригинально, не так ли?

Пока вор шел в гостиную и снимал со стены картину, Ветродумс включил ноутбук, положил томик романа – забыл, как он называется – на стол, уставился в монитор и попытался вспомнить, что только что собирался сделать.

Пока думал, закинул в рот еще одну жвачку. Вспомнил, что хотел послушать музыку – открыл папку, задумался, зачем; опять вспомнив, проверил колонки и запустил «Полет валькирий» Вагнера – самого Вагнера Ветродумс всегда ненавидел, как и добрую половину других композиторов, а вот в музыке души не чаял, она уносила куда-то в другое мир, а этого всегда так страстно хотелось последние годы: быть не здесь, не сейчас, и иногда даже не собой.

Там бы все это не ощущалось неправильным, а здесь… а что, в прочем, здесь?

Он так и не вспомнил, что собирался сделать. Разозлился, даже ударил кулаком по столу. Посмотрел на книгу, прочитал название: «Памяти, жизни и воле». И почему оно кажется таким знакомым?

Память вернулась резко, как треснувший под ногами лед – Ветродумс не устоял и рухнул в воды воспоминаний. Доктор наук вскрикнул, на мгновение заглушив Вагнера.

– Что ж вы так кричите, – появился в дверях вор с пачками купюр и золотыми цепочками, торчавшими из карманов. Пистолет он на всякий случай сжимал в руке. – А я… эээ… собственно, все.

– Хорошая цепочка, пра-пра-бабушкина, еще из императорской России, – сказал Ветродумс, показывая пальцем.

– Эээ… хотите, оставлю эту? Мне и так хватит.

– Бросьте, берите. Все равно я скоро… – он замялся. – Что я скоро?..

– Эээм… сдохните? – даже вору это говорить оказалось как-то ну слишком неловко.

– Ах, да, точно. Спасибо, – доктор наук заметил пистолет в руке своего неожиданного гостя. – И чем быстрее, тем лучше.

Маленькая пауза показалась свинцовой.

– Слушайте, пристрелите меня, а?

– Что? – опешил вор, слегка подавшись назад. – Простите, что?

– Ну, пам! И в голову. Да, в голову должно быть красиво. Вы просто не представляете, как меня все это достало…

– Все – это что?

– Не поверите, я не помню. Точнее, лишь кусками – в цельный ответ они не соберутся. Что-то здесь, – Ветродумс постучал себя по голове.

– Но я не собирался никого убивать, никогда, это же…

– Бросьте! Мне что, вас учить, как это делается? Стреляете, протираете пистолет и вкладываете мне в руку – самоубийство чистой воды. Вы вон и так в перчатках, молодец, обо всем подумали. И я не такая важная птица, чтобы начинать расследование – несчастный волшебник с проблемами.

Вор уже готов был в окно прыгать – ему показалось, что он услышал не то слово.

– Простите, вы сказали волшебник?

– Да? Я сказал? Простите, перепутал – доктор наук, конечно же. Ну так что?

– Я…

– Второй сейф на кухне, за стиральной машинкой. Я вам пароль, вы мне – пулю в лоб. Ну, каково?

– Эээ, раз вы настаиваете…

– Тоже четыре ноля, и выпейте кофе за мое здоровье, а в баре, если хотите, коньяк, если хотите… если хотите, да, – Ветродумс выплюнул старую жвачку и закинул в рот новую. – Ваша очередь, только минутку…

Доктор наук взял книгу, положил на колени и повторил:

– «Памяти, жизни и воле», «Памяти, жизни и воле» …

Ветродумс широко раскрыл глаза – он хотел видеть. На мгновение ему показалось, что убийца сияет противоположностью света, или этот был тот зыбкий обрывок протекающей памяти… Вор, зажмурившись, выстрелил.

Пока пуля летела, оставляя за собой невидимый след космической пыли, память снова треснула с хрустом матового стекла – Ветродумс успел позабыть, зачем все это.

Зачем вообще все это.

***

Копье проткнуло сердце старого волшебника Ветродумса, который уже видел, как постепенно спускается за ним с небес вестник богини Эрешкегиль – и находил в этом спасение.

Сознание еще окончательно не растворилось во мраке – оно вспыхивало и гасло, сотрясая мозг образами, слишком странными, чтобы игнорировать их: незнакомые лица смешивались со знакомыми, напитки в странных жестяных банках с кружками отборного пива из таверн, и приторно-сладкий запах – совершенно точно не крови – во рту, но Ветродумс чувствовал, что здесь и сейчас находится не на своем месте, и он – не он, но почему-то происходящее казалось таким правильным.

Хитрый плут Фокс, мастер добыть провизии подешевле и сторговаться с капитаном любого корабля, упал на колени рядом с другом.

– Ветродумс, старина… ты его видишь?

– Да… – прохрипел волшебник, не отрываясь наблюдая, как крылатая фурия под звуки громогласной музыки – столь знакомой и в то же время нет – приближается к нему. – Фокс, Фокс… я… я помню, помню…

– И что же ты помнишь, старый друг?

– То, что никогда не должен был забывать, – крылатый вестник подлетел почти в плотную. – Я помню нужные слова…

– Что же это за слова, друг? Тайное заклятье?

– Нет… это… слова моей памяти.

Старый волшебник, еле-еле шевеля побелевшими губами, прошептал:

– Памяти… Памяти…

И позабыл, упиваясь хрустом порванных воспоминаний.

Автор: Денис Лукьянов

Источник: https://litclubbs.ru/writers/7298-pamjati.html

Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!

Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.

Читайте также:

Плохая дочь
Бумажный Слон
4 сентября 2021
Сандалики
Бумажный Слон
22 мая 2020