Когда утром того октябрьского солнечного дня Геннадий после услышанных накануне поздним вечером выстрелов у телецентра «Останкино» вышел из метро "Охотный Ряд" и стал подниматься вверх по Тверской улице от Кремля к Советской площади, то по ней уже не ездили машины и на пути к Моссовету были выставлены заграждения из баррикад и автомашин, организованные за прошедшую ночь. Среди пикетчиков наиболее запомнились хасиды в широкополых черных шляпах и с характерными бородами.
Поскольку Гайдар и другие демократы призвали своих сторонников собраться у Моссовета для защиты демократической власти, то вся площадь перед Моссоветом была заполнена людьми, записывающимися в отряды добровольцев по закрытию реакционных газет, поддерживающих Советы народных депутатов. Массивные металлические ворота, отделяющие въезд с Тверской на улицу Станкевича были закрыты и за ними у подъездов Моссовета виднелись армейские грузовики и усиленные войсками подразделения милиции. В толпе мелькали растерянные лица знакомых депутатов, которые сообщили вскользь Геннадию, что Лужков распорядился распустить Моссовет и районные Советы, согласовав это решение с Ельциным. Геннадий после ночных сообщений из секретной телестудии администрации Президента России догадался, что наступил переломный момент противостояния и элита исполнительной власти, как наиболее мобильная, постарается максимально решительно расправиться с очагами сопротивления как в парламенте, так и в лице местных Советов. Но, несмотря на то, что он ожидал подобного развития событий, на душе от последнего сообщения стало тоскливо.
В этот момент из группы знакомых депутатов, входивших во фракции, поддерживающие по всем вопросам Лужкова, кто то громко назвал фамилию Геннадия и сказал, что это его общество по защите прав граждан на садовые земельные участки вчера собралось на Крымском валу и вместе с Союзом защиты прав военнослужащих Уражцева первым атаковало милицейские ряды оцепления и, обратив их в бегство, стало разоружать... Геннадий понял, что судя по телевизионной хронике событий его спутали с председателем подкомиссии Моссовета по пригородному землепользованию Григорьевым, который по предложению Геннадия когда то объединил граждан, желающих реализовать свои конституционные права на землю, в ассоциацию и, собрав их с другими общественными организациями на Крымском валу перед входом в парк культуры им.Горького для поддержки парламента, был увлечен более радикальными лидерами сторонников парламента на активные выступления.
Людям пообещали в очередной раз землю, свободу, равенство, братство и повели в бой. Снова в бой за интересы очередной элиты, ругающей другую элиту.
Недружественная группа депутатов стала зачем то пристально и молча разглядывать его, зная про его многолетнюю работу с массами людей с улицы и готового к решительным поступкам. Первым порывом Геннадия было желание сказать, что это не правда и он не вел восставших за собою на милицейские заграждения, что это был не он. Но он не сказал это, поняв, что это бессмысленно и, зная его последние годы, они уверены, что он был активным участником вчерашних схваток с органами правопорядка. Тут к Геннадию подошел другой депутат, занимавший нейтральную позицию и предложил попытаться пройти в Моссовет со стороны ... переулка.
В переулке их встретили те же баррикады и оцепление из милиционеров и дружинников от ДемРоссии, которые, увидев депутатские значки, заулыбались и с оптимизмом сообщили, что их власть закончилась и они могут отправляться домой. Простые слова простых людей напомнили Геннадию матроса Железняка из хрестоматийной истории СССР о 1917-м годе и показались Геннадию более убедительными чем вооруженные до зубов усиленные армией отряды МВД на подступах к Моссовету. Геннадий вспомнил приднестровцев вчера вечером в захваченных у Белого дома армейских грузовиках и понял, что они ехали совсем не туда, куда им было надо…
Когда Геннадий снова вышел на Советскую площадь, то почувствовал странное сотрясение воздуха, напоминавшее отдаленные раскаты грома. Он прислушался и слова людей на площади подтвердили его догадку: это были звуки орудийных залпов, которые раздавались со стороны Красной Пресни, там, где так же стреляли в 1905-ом году, но теперь там были не фабричные кварталы, а парламентские, там был Белый Дом.
Кто то из проходящих депутатов тихо шепнул Геннадию, что поступило предложение всем депутатам собраться в ближайшем здании Свердловского райсовета на улице Петровка. Геннадий, немного оглушенный разворачивающимися событиями, зачем то в раздумье пошел мимо памятника Юрию Долгорукому вниз от Советской площади к Столешникову переулку и, дойдя до Петровки, повернул налево и побрел к районному Совету в доме N22.
В Свердловском райсовете милиционеры отдела охраны на входе не знали ни о каких внеочередных заседаниях депутатов и были полностью поглощены просмотром в прямом эфире американской компании СиЭнЭн, которая вела прямую трансляцию от Белого дома, в котором отстреливались совместно с приднестровцами засевшие там депутаты первого российского парламента и по ним со стороны Кутузовского проспекта прямой наводкой стреляли танки, выехавшие для этого на мост через Москву-реку. Эти телекадры прямого эфира окончательно убедили Геннадия, что заседаний Советов больше не будет.
Та часть властной элиты, которая боролась за ресурсы, находясь в представительных органах власти проиграла, проиграла давно, еще в борьбе за общественное мнение и сейчас демонстрируют лишь заключительный вооруженный этап операции по перераспределению власти. Другая часть элиты в исполнительных органах власти постарается закрепить свою победу и добить Советы как форму концентрации другой части элиты, борющейся за управление ресурсами страны. Проигравшие переждут, перекрасятся, снова наладят связи во властных структурах и вновь будут уже от имени исполнительных структур "служить народу". Хотя элита всегда служит по настоящему только себе. Таковы правила игр элиты, ее психологии, психологии власти, которая становиться известна лишь посвященным, кто соприкоснулся с нею и пытался понять природу любой власти.
Так размышлял Геннадий, идя по Петровке от дома N 22 в сторону Бульварного кольца, вслушиваясь в едва слышные далекие раскаты и смотря на беззаботные лица людей, радующихся по летнему теплой погоде и солнцу на чистом синем небе. Это как то не вязалось в его сознании с драматизмом ситуации, с тем, что прохожие, находясь под гипнозом пропаганды правящей элиты, всегда управляющей телеканалами, не находили связи своего будущего с происходящей между властями схваткой. Как в 1917-ом, когда по выражению Ленина, власть валялась в грязи и большевики нагнулись и подняли ее... Почему ? Россияне ни тогда, ни сейчас не желали вкладывать регулярные усилия во влияние на власти. Следовательно, российская власть существует без их влияния и может сделать с ними что захочет. Например, отправив для устрашения часть людей в лагеря, как в 30-ые годы, либо разворовав национальные ресурсы, которые должны служить всем. Второе будет вероятнее, т.к. элите больше не захочется трястись от страха по ночам, ожидая арестов. Скорее всего управленческая элита не допустит нового диктатора, а ее устроит какой-нибудь дедушка, который как Брежнев не будет ни во что вмешиваться и жить в пределах Кремля своей придворной жизнью, говоря пространные речи и грозя жуликам пальцем. Вот это в соответствии с законами психологии элит власти скорее всего и произойдет.
И все бы ничего, если бы не жертвы людей. Конкретных людей. В 1905, 1917, 1991 годах и сейчас. Жертвы как в вооруженных национальных конфликтах, неизбежных в плохо управляемом государстве, так и от недоедания, развала медицины, нехватки денег на выплату пособий, пенсий. И не то плохо, что Советы разогнали, а то , что управлять властной элитой со стороны народа более некому.
Только сейчас со всей отчетливостью Геннадий понял, что был все эти годы лишь игрушкой в руках у властной элиты, которой надоел своим коммунистическим ханжеством контроль партаппарата и, расправившись руками «робеспьеров» улицы с партократией КПСС, СИСТЕМА управленческой ЭЛИТЫ принялась за чистку тех органов, в которые в наибольшей степени попали НЕ СИСТЕМНЫЕ люди, не понимающие и не желающие жить по ее законам подчинения сильным и премирования себя общими ресурсами за счет слабых членов общества. Так было всегда. Слова о демократии и гласности были и всегда будут лишь прикрытием для властной элиты. Те, кто, как и он, поверил в них в конце 80-ых были использованы теми, кто всегда у власти. Явно или неявно - управленческой элитой. Он, организующий полуподпольные конференции по свободному обмену мнениями по реформам в стране, создающий новые структуры движения народа к демократии, к самоуправлению был лишь промежуточной пешкой в игре властных элит. Вот поэтому их не арестовывали, не репрессировали, позволяли говорить, что вздумается и даже позволили проникнуть на какое то время в органы власти, чтобы через идеи независимости и суверенитета освободиться от идеологических догм и самим, напрямую управлять ресурсами государства, открыв по тихому период первоначального накопления капитала, в котором независимым от элиты депутатам просто нет места. А когда властная элита разграбит страну, то опять все будут думать, что виноват один Президент, как недавно во всем была виновна КПСС и только элита будет знать, кто истинный герой всех революций и событий.
В этих грустных раздумьях, незаметно для себя Геннадий миновал Пушкинскую площадь, на которой перекрыли движение и работали передвижные торговые павильены на колесах, раздававшие защитникам демократии бесплатные бутерброды и напитки, и пошел вниз по бульвару, по которому шли люди, лишившиеся наземного транспорта и желтые листья тихо падали к ногам. Дойдя до Никитских ворот, где канонада была уже отчетлива слышна, он повернул направо и стал, не отдавая себе отчета в том, зачем он это делает приближаться переулками к месту боевых действий. Перед самым выходом одного из переулков на Новый Арбат, в конце которого шел бой, он заметил идущего навстречу с автоматом милиционера, а следом за ним какого то парня, который прихрамывал и почти скакал на одной ноге, увидел оборванные провода, спускающиеся к импровизированной баррикаде, возведенной ночью жителями у какого то дома. Это напомнило ему один специально подобранный сюжет ночной телетрансляции из секретной президентской телестудии, в котором известный актер Смоктуновский где то в этих улочках у своего дома в центре Москвы принимал участие в возведении баррикад, поскольку под влиянием телеканала он был убежден, что защитники парламента состоят из одних коммунистов, которые могут устроить в городе погромы. Этот телесюжет был составной частью вечного сюжета человеческой истории борьбы за общие ресурсы, когда две части одной властной элиты дали наименования разным социально активным частям народа, объявили о защите их интересов, а затем стравили в бою.
В бою кровавом и беспощадном: "Марш, марш вперед рабочий народ...". Даже такие как интеллигент и умница Смоктуновкий поддались на раздуваемый психоз массового сознания, которым так легко управлять с помощью телеканалов. Что уж тут говорить о рядовом обывателе, не склонном критически осмысливать целенаправленно формируемый ежедневно поток полуправды. "Я всегда говорю правду, одну только правду, ничего кроме правды, но... правду не всю," - вспомнились Геннадию слова одного из многочисленных представителей элиты, с которым работа свела Геннадия в последние годы.
Бывший Калининский проспект, ставший Новым Арбатом, был пуст, хотя люди могли еще перемещаться по его тротуарам, вдоль которых стояли все те же армейские грузовики, ставшие для Москвы вдруг самым массовым видом транспорта, а под их прикрытием стояли и сидели люди в военной форме. Над проспектом висел неровный гул от орудий и автоматных выстрелов со стороны Краснопресненской набережной. Геннадий вышел на проспект между кинотеатром "Октябрь" и известной своим ассортиментом хлеба булочной. И здесь он увидел и осознал, может быть самое страшное, что есть в любой гражданской войне.
Между обычными торговыми палатками, заполонившими всю Москву, стоял молодой солдат с простым лицом провинциального парня и, старательно целясь, посылал из своего автомата одиночными выстрелами пулю за пулей в верхние этажи одного из административных зданий, расположенного в виде развернутой книжки по другую сторону проспекта. При этом этим настоящим расстрелом какого то показавшегося ему подозрительным объекта руководили не его командиры на основании данных разведки, а два молодых парня предпринимательского вида с пейждерами и бутылками пива в руках, которые перемигиваясь и от души веселясь, подзадоривали молодого бойца какого то областного ОМОНа, уверяя его, что на каком то этаже они отчетливо видели террориста, захватившего заложника... Периодически они показывали стрелявшему на этого далекого террориста, но Геннадий, смотря по направлению их рук на верхние этажи здания, в котором располагались министерства и службы мэрии и Моссовета, так ничего и не увидел. Расстреляв обойму, боец посмотрел в бинокль в те окна, где по предположению добровольных помощников из народа скрывался террорист и искренне посетовал на то, что так и не разобрал: попал он в человека или не попал. "Ни хрена не видно", - добавил он устало.
По глазам двух наводчиков стрелка, очень походивших на владельцев торговых палаток, он понял, что они его просто разыграли и что для них выстрелы и возможная гибель людей у Белого Дома и здесь, сейчас не более чем игра. Игра элит, к которым два плейбоя себя безусловно причисляли. Солдат, получив от них в подарок бутылку с пивом, удалился к своим товарищам, плейбои пошли по своим делам, а Геннадий, видя, что дальше за Садовое кольцо его не пропустят через оцепление и никому он уже не поможет, перешел через пустынный проспект под треск выстрелов на другую его сторону и побрел без цели в сторону Кремля. Последнее, что он запомнил от того, не по осеннему солнечного дня, были растерянные глаза попавшейся навстречу группы мужчин с характерным выражением лиц, которых в народе любовно называют "братками" и которые, так же как и властная элита, отбирают у общества свою часть общего пирога ресурсов. Они шли ради любопытства посмотреть на бой, догадываясь, что власть по своей сути преступна, так же как и они, но откровенно недоумевая и
восхищаясь масштабу привычного для них насилия, который могут себе позволить только властные группировки элит.
Над Москвой стояла великолепная погода, на по весеннему синем небе сияло по летнему теплое солнце, и с неба под шорох падающих в осенних лесах листьев лился мягкий свет того вечного Мирового Разума, который прощал людям их страсти и ждал, терпеливо ждал, пока они станут умнее и поймут его законы…