Вернувшись из отделяющейся прибалтийской части империи-СССР, и, отойдя от неудачи с выборами исполнительной власти Москвы, Геннадий решил попытаться решить проблему кадров новой власти системно, еще надеясь, что выборы председателя Моссовета были не подготовлены и поэтому прошли без должной альтернативы. Для этого он предложил своему помощнику Валерию Павлову, готовящему на общественных началах различные социальные проекты типа учебных семинаров по реализации новых экономических законов или по поставкам в Москву продовольствия на основе открытых торгов на специальной сельскохозяйственной бирже, подготовить проект создания кадрового центра Моссовета.
Идея была сколь красива, столь и дерзка. Геннадий был уверен, что аппарат не позволит изъять у него главную функцию по проведению кадровой политики, но не мог не поставить эксперимент, видя, сколько толковых людей оказались в результате надвигающейся безработицы не у дел и ждут, когда государство предложит им честные условия для реализации своих способностей. Однажды Геннадий встретил в Моссовете полковника милиции, который поверил в перестройку, не поладил с начальством и оказался не у дел. Полковник, недоумевая, рассказывал Геннадию с горечью как искренне верил в приход с новой властью новых перемен и участвовал даже в массовых мероприятиях Демократической России. Однажды, когда он был в оцеплении на Красной площади, колонна демонстрантов окружила Ельцина и на какое то мгновение он оказался прижат к нему, сдерживая натиск восторженной толпы. Полковника обескураживало странное ощущение несоответствия между тем воспоминанием о близости к носителю власти России, от которого он ждал честной кадровой политики, с тем, что после выборов Ельцина председателем Верховного Совета России оказалось на практике, когда старый аппарат продолжал править бал и назначать на ключевые посты всех по знакомству. Теперь полковник, лишившись из за убеждений службы, не знал как ему поступать дальше. Да и сам ближайший и талантливейший помощник Валерий Павлов, уволенный с должности начальника перспективного отдела научно-производственного объединения и обладатель двух высших образований оказался вдруг ненужным родному государству, где власть поменяла правила игры, забыв поставить об этом в известность своих сограждан.
С пояснительной запиской Геннадий явился к Сергею Станкевичу как к первому и единственному заместителю председателя Моссовета, который не мог не поддержать идеи подготовки кадров новой власти на основе профессионализма и конкурсности. Выслушав Геннадия, Сергей, помня о нервотрепке во время последней сессии при выборах главы исполнительной власти Москвы, идею сперва одобрил и предложил подготовить проект решения Президиума Моссовета. На подготовку проекта ушло два месяца: не столько на сам текст и выработку положения о кадровом центре Моссовета, сколько на отзывы двух институтов Академии наук.
Но затем, когда все было готово, Станкевич стал оказываться в хронических командировках, решая каждый месяц неотложные дела Москвы в различных зарубежных странах. Особенно много московских дел было у Сергея почему то в Вене, но как то судьба занесла его и в Чили. Геннадий терпел долго и все понял только тогда, когда заведующий секретариатом председателя Моссовета Евгений Севастьянов вернул ему его проект с резолюцией Станкевича, полученной с трудом в перерывах между командировками с заветной надписью: "Зав. секретариатом! Прошу разослать председателям комиссий Моссовета с вопросом о целесообразности выноса данного вопроса на рассмотрение Президиума."
Геннадий на этот раз уже не удивился, т.к. понял, что перед ним тот самый ответ Системы, который он уже давно ждал, но надеялся, что Серега сможет уберечься от ее византийского лицемерного влияния. Не уберегся. Геннадию по настоящему стало жаль потерю Сергея Станкевича, которого засосала административная Система власти. Засосала еще задолго до того, как эта же Система использовав его, как он когда то демократическое движение, поймала на тривиальной взятке и устроила над ним показательный процесс с преследованием до самой до границы, куда он так стремился...и куда скрылся от наказания…
Но это произошло позднее. А тем летом 91-го Геннадий один из первых убеждался, что слова политиков новой волны уже начинают расходиться с их делами, что они более увлечены борьбой за лидерство и повседневные проблемы населения все более отодвигаются для них на второй план. Новая властная элита общества шла на смену старой, назначаемой и руководимой из кабинетов партийных органов КПСС. Эта новая элита тоже хотела мира и благополучия всем россиянам, но при условии своего лидерства. Лидерства в распределении прежде всего ресурсов государства, т.к. власть без ресурсов реальной властью быть не может.
Но ресурсами непосредственно распоряжается власть исполнительная, между тем как люди новой элиты, тянущиеся к ресурсам, могли прийти во власть только через представительные органы - Советы народных депутатов - Верховный, городские, районные... После прихода во представительную часть власти активная часть граждан стала искать путь к исполнительным рычагам власти, к последнему шагу на пути к ресурсам.
И они его нашли и сделали: были провозглашены принципы демократического государства, одним из которых было разделение властей, их независимость друг от друга, для чего необходимы, естественно, и выборы глав исполнительной власти: России, городов, районов. Новой элите надо было найти способы перехвата ресурсов из рук старой номенклатурной элиты, а также избавиться от назойливого контроля так называемых народных избранников, точнее их якобинской части непримиримых, не желавших понимать главного закона развития общества - что обществами всегда управляла элита, как наиболее активная часть народа, а не весь народ. Способ был найден и определен в реализации на июнь - день выборов Президента России и глав исполнительной власти главных городов России - Москвы и Ленинграда.
Генерировав своих самых активных, лучших и лукавых представителей-разведчиков - Ельцина, Попова и Собчака - в лидеры альтернативного старой номенклатуре, так называемого демократического движения, а затем и в руководители представительных органов власти, новая элита стала стремиться овладеть последним бастионом на пути к реальной власти - исполнительной властью. Бастион пал в июне 91-го. Массы избирателей были уверены, что демократам мешают плохие бюрократы в исполнительных органах, работающие под партийным контролем и дружно проголосовали за людей новой элиты, полагая, что они назначат честных работников и законы будут работать в полную силу: стимулировать лучших производителей и помогать справедливо распределять помощь из общих соцфондов для слабых членов общества:
инвалидов, стариков, детей и т.п. Выборы прошли успешно. Для этого избираемым в главы исполнительной власти демократам было достаточно, по выражению представителя новой элиты из числа депутатов Моссовета, поделившегося с Геннадием мыслями, "просто не говорить лишнего...".
При получении пригласительного билета в Кремлевский дворец съездов на инаугурацию первого Президента России Бориса Ельцина, Геннадий поинтересовался: почему он принимает присягу не перед депутатами съезда РСФСР ? Продвинутые представители новой элиты объяснили ему и эту хитрость: часть депутатов РСФСР были представителями партаппарата, который не мог смириться с утратой реальной власти и они могли не явиться и сорвать вступление в должность. Чтобы быть более независимым в процедуре передачи власти Ельцин решил присягать перед теми депутатами, кто придет и перед теми, кому выдадут пригласительные билеты. "Коронация" прошла успешно, не считая ехидной реплики в приветственной речи первого президента СССР М.С.Горбачева о том, что в том, что стало еще одним президентом больше и в этом ничего нового и нет.
Но новым было многое: и подход новой элиты вплотную к распределению ресурсов государства и ее независимость от старой элиты, которая еще сохраняла видимость управления кадрами федеральных министерств и силовых структур: армии, госбезопасности, МВД... Скрытое противостояние кадрового центра старой элиты в лице партаппарата КПСС и новой элиты, приблизившейся к реальным рычагам управления государством не могло продолжаться долго. Счет пошел на месяцы. Одна элита, обязательно, должна была сокрушить другую, потому что двух реальных хозяев над ресурсами страны не может быть вообще.
Путч августа 1991 года застал Геннадия в командировке с одним из своих соратников по демократическому движению в южные республики СССР, куда он отправился для изучения взаимодействия общественных формирований народа с обновленными органами власти. Соратника звали Юрием и в годы перестройки он полностью переключился с прорабской строительной деятельности на революционно-демократическую, выполняя роль своеобразного курьера по перевозке и распространению полузапрещенной демократической литературы из прибалтийских республик в Россию. После "захвата" демократами Моссовета Геннадий рекомендовал его для работы в отдел общественных организаций при новом заместителе председателя Мосгорисполкома Александре Ильиче Музыкантском, который также был в Координационном совете Московского объединения избирателей и ДемРоссии. Музыкантский был рекомендован демократами для курирования вопросов связи с общественными организациями города и после выборов Гавриила Попова мэром Москвы был назначен префектом Центрального округа.
По пути в Тбилиси и Ереван Юра предложил остановиться у его матери, которая жила в небольшом городке Краснодарского края, у самых предгорий Кавказа. Его дом находился на склоне горы и из сада открывался прекрасный вид на городок, утопающий в садах и на дальние холмы. Южная растительность и вид на крыши домов на фоне живописных предгорных холмов сразу же напомнили Геннадию картины с библейскими сюжетами и тот город, который назывался Назарет...
Путч неожиданно ворвался в мир тишины и покоя юга с экрана телевизора. Геннадий сразу понял, что произошло, несмотря на первоначальную дизинформацию центральных телеканалов о, якобы, добровольной отставке Горбачева и контроле введенными в Москву войсками положения в столице. В отрывочных теленовостях он успевал разглядеть у танков на центральных улицах Москвы знакомых депутатов, известных ему еще по неформальным общественным организациям, которые что то говорили военным и окружавшему их народу. По прессконференциям и сообщениям западных радиоголосов о событиях вокруг российского парламента, где за живым щитом людей укрылись лидеры новой элиты во главе с Ельциным он понял, что разрушить то самосознание части народа, в создании которого он упорно участвовал последние годы не удалось. Введенным в столицу танковым колоннам противостояли Граждане России и средства массовой информации показывали это как могли, поскольку среди журналистов было много представителей новой элиты, которая давно хотела новой беспартийной жизни и стремилась к ней.
Старая партийная элита, назвавшаяся ГКЧП, спланировавшая восстановление своего старого порядка не учла того фактора, что отнять ускользающую власть можно только на волне страха или мощной идеологии. Страх был разрушен горбачевской говорильней, разрешившей безнаказанно более пяти лет говорить всем что вздумается. Без арестов и значительных последствий. Идеологии же коммунизма, которой и раньше мало кто верил, была противопоставлена новой элитой идеология открытого демократического общества, сориентированного на высокий уровень жизни цивилизованных стран. Об этом уровне слышали многие и многие хотели его приблизить. Выводить танки и спецотряды КГБ к Белому Дому - оплоту новой элиты было безумием, агонией старой элиты партаппарата, поскольку психологическая победа была одержана новой элитой еще задолго до августа, на выборах летом. Именно поэтому армия и госбезопасность были деморализованы и не понимали, где же находиться противник и опасались стрелять в соотечественников.
Но этого Геннадий еще не знал и первым его порывом было бежать на вокзал и ехать, возвращаться, чтобы немедленно приступить к такой привычной для него уличной агитации и организационной работе в массах. Но трезвый расчет показал, что к его возвращению все будет решено: либо его соратники, либо лидеры старой элиты окажутся в тюрьме. Вспомнив про свои "подвиги" в неформальном демдвижении и в Моссовете и справедливо рассудив, что перед возможными репрессиями неплохо было бы искупаться хотя бы в море, он не стал досматривать крутящийся по телевизору круглосуточный телесериал о путче в далекой северной стране, а поехал с Юрой через перевал на самое Черное море, в Джугбу.
И только там, лежа на гальке и прощально глядя на море, он отчетливо понял, что "наши" победили, когда из радиоприемника соседа услышал вопрос молодой журналистки на пресс-конференции руководителей старой элиты под названием ГКЧП об их ответственности как руководителей ПУТЧА. Этот вопрос превратил временных руководителей супердержавы в группу немолодых мужчин, которые неудачно пошутили и ввели мировую общественность в заблуждение о своих серьезных намерениях. Спустя какое то время войска без четкого приказа стали покидать Москву. А Геннадий сел на поезд и направился в Тбилиси.
Тбилиси встретил Геннадия портретами первого президента Гамсахурдия и листовками о национальной независимости на стенах домов. Местная национальная элита, резко взявшая курс на независимость от элиты имперской, центральной не успела еще отойти от пережитого потрясения от увиденных по телевизору танков и солдат на улицах Москвы. Несмотря на национальную гордость за грузина Сталина, подмявшего под себя весь СССР, местная элита хорошо помнила репрессии 30-ых годов и опасалась их повтора в случае возврата власти к эмиссарам из Кремля и с Лубянки. Поэтому теплым августовским вечером, когда пройдя по главной улице, двое представителей новой дружественной демократической элиты Москвы вошли в тбилисский горисполком, то были радушно приняты и в черной исполкомовской "Волге" доставлены в одну из старинных гостиниц под названием "Сакартвело".
Встретившись в последующие дни с заместителями председателя исполкома и председателя Верховного Совета республики, с представителями национальных организаций, одна из которых считала, что Сочи должны принадлежать Грузии, Геннадий понял, что местная элита полностью на стороне новой элиты России, поскольку у них есть общий противник - партийный аппарат КПСС, стремящийся к имперскому диктату над всеми остальными, кто не подчинялся его догматическим установкам. Что касается взаимодействия местных элит и народа, то Геннадию так и не удалось понять в чем же это взаимодействие проявляется. Местной элите было не до этого и в доме правительства, где он побывал, больше были озабочены визитом делегации США, от которой ждали материальной помощи на развитие демократических процессов и в небольшой панике пытались подготовить хоть какую то концепцию развития независимой от СССР экономики Грузии.
Последнее, что пытался узнать Геннадий - это отношение местной элиты к одному из ее недавних руководителей-эмиссаров имперской Москвы, о бывшем втором секретаре ЦК грузинской компартии Борисе Никольском, который после разгона демонстрации в апреле 1989 года, когда в ходе столкновения на центральной площади Тбилиси было убито несколько грузинских женщин, был переведен в Москву, а ныне стал заместителем председателя Мосгорисполкома. Всем было ясно, что поскольку должность второго секретаря ЦК республиканских компартий в СССР имела целью контролировать и сдерживать проявление национализма для обеспечения прежде всего имперской политики Москвы, то в ту апрельскую ночь 1989 года приказ командующему военным округом генералу Родионову о подавлении войсками народного митинга в центре Тбилиси мог поступить только через второго секретаря местного ЦК, т.е. через Никольского. Москва была далеко и необходимость применения столь нетрадиционных жестких мер, как разгон митинга вооруженными саперными лопатками солдатами, был полностью в компетенции Второго секретаря. Решительное отрицание своей вины в дальнейшем генерала Родионова и первого секретаря грузинской компартии также подтверждали худшие предположения Геннадия. Но местная элита в лице, например, руководителя городского Комитета по экономическому планированию развития города не могла ничего определенного сказать о роли Никольского в той трагедии. Для местной элиты это был всего лишь эпизод и всерьез искать причины гибели женщин никто из ее представителей не хотел. Вспомнили, что в ту трагическую ночь у старшей дочери Никольского была свадьба: она выходила замуж за представителя местной элиты...
Перед отъездом Геннадий зашел в Госкомитет по строительству и заглянул в старинную церковь на берегу Куры. В церкви, как и в госкомитете, было тихо и пусто. Пожилая грузинка с добрыми глазами на входе спросила Геннадия - верит ли он в Бога ? Подумав, Геннадий ответил, что верит в Мировой Разум. Добрые глаза грузинки осветились изнутри как бы светом и она, всплеснув руками, широко улыбнулась ему. Выходя из храма он понял, что есть что то, что объединяет не только элиту, но и всех людей на земле.
С Юрой он простился в аэропорту, поскольку почувствовал, что не может дальше продолжать командировку: данные о политических процессах на окраинах империи были получены, а самые главные события происходили в Москве. Юра же решил продолжить свой путь поездом до Еревана и далее боевыми вертолетами до Карабаха, где шла война между Арменией и Азербайджаном за контроль элитами этой горной области. Геннадию же уже было ясно, что воюют не народы, а их элиты. За ресурсы, прикрывая страсть к их захвату национальными идеями.
Спустя несколько дней после их отлета на центральном проспекте Тбилиси появились вооруженные отряды, оппозиционные режиму грузинского президента Гамсахурдия и окружили президентский дворец. В ходе последующих боев и расстрела дворца первый президент Грузии Гамсахурдия, ярый националист, не желавший понимать, что власть есть искусство учитывать интересы сильных групп элит, был вынужден бежать в горные районы, где по официальной версии спустя какое то время застрелился.
Победившие в ходе путча властно-экономические группы местных элит Грузии для официального признания своей власти мировым сообществом пригласили возглавить республику бывшего члена Политбюро ЦК КПСС и министра иностранных дел СССР Эдуарда Шеварнадзе и старый лис, в тонкости разбиравшийся в искусстве власти, укрепив в дальнейшем свое положение через выборы, убрал с политической сцены тех решительных лидеров местных элит, кто привел его к президентству. Потому что, они не понимали, что искусство власти - есть искусство управления элитами.
Последовавшие в дальнейшем выборы в национальных республиках развалившегося СССР новых руководителей-президентов в лице членов старого Политбюро ЦК КПСС лишь подтвердило этот вывод Геннадия.