Вернувшись на грунтовую дорогу, я со вздохом, очень медленно поехала в сторону Секирной горы. Болезненные ощущения в теле сводили к нулю всё удовольствие от поездки. Знала я одно: через какое-то время я напрочь забуду о том, как мне было тяжело, больно, как ныли мышцы седалища, как отвратительно чувствовали себя пальцы со вздувшимися мозолями. Останется только сожаление, что я не доехала до одной из самых важных точек моего путешествия, до единственной в России церкви-маяке.
До меня увидеть маяк в путешествии к морю символ того, что я добьюсь всего, что захочу в грядущий год. Тут хоть ползком, но добраться я должна. Иначе это признак поражения, признания, что невзгоды могут быть сильнее силы духа.
Именно поэтому, чтобы никогда потом не жалела, что не делала лишних девять километров, я медленно продвигалась сторону самой высокой точки острова – холма, прозванного Секирной горой, в местном просторечии называемом Секиркой.
Группа из двух девушек и парня, что меня обогнали, стояли на дороге и почему-то никуда не двигались. Когда я поравнялась с одной из девушек, она внезапно приложила палец к губам и, показывая рукой в сторону леса, произнесла:
— Смотрите, лось!
Я остановилась, и посмотрела в сторону от дороги. Ничего, кроме стволов сосен и кустарника я там не увидела.
— Да вот же он, среди деревьев, — прошептала девушка завороженно. — Следите за направлением моей руки.
Тут я увидела силуэт коричневого животного, почти слившегося с янтарной корой сосен. Я не сразу поняла, что это именно лось. По мне, так там была заплутавшая корова.
— Как вы его увидели только, — сказала я.
— Он тут, на самой дороге стоял, — весело произнес бородатый молодой человек в панаме. — Увидел нас, испугался, в лес ушёл.
Они ещё стояли, разглядывая зверя, а я поехала дальше. Знала, что они меня все равно догонят. Так вскоре и случилось.
Дорога была в гору, ехать было всё сложнее даже с переключением скоростей. Наконец, показался крест, установленный у подножия горы. От него, насколько я знаю, шла дорога к кладбищу, где были похоронены жертвы репрессий в 20-е и 30-е годы. Если бы в тот день у меня было больше сил, я бы, конечно, заглянула в это печальное место, но, увы. Двигалась я уже с таким трудом, что до того, чтобы добраться до Вознесенской церкви сил бы у меня еще хватило, но ни о каком осмотре окрестностей уже не шло речи.
Внизу, под самой горой, была большая парковка, где стоял маленький автобус с табличкой «Заказной», который, очевидно, привез экскурсантов или паломников, а так же находилась стоянка велосипедов.
Тут уже находились поставленные в одну кучу, и даже не пристёгнутые велики тех, кто меня обогнал. Поставив своего железного «коня» к деревянному бортику, я медленно стала подниматься в гору по хорошей грунтовке.
Довольно скоро она вывела меня к монастырской бане, сложенной из огромных булыжников. Тут же были колодец и через дорогу — небольшой огород.
У дороги я приметила скамеечку
«Обратно буду возвращаться, надо будет тут сесть и разобраться с волдырями на ногах. Лейкопластырь вроде есть ещё,» — подумала я, продолжая подъем.
Вознесенская церковь – одноглавый храм, является главным строением Свято-Вознесенского скита. Была выстроена в XIX веке. В нашей стране это единственная православная церковь, которая одновременно является и маяком. Более того, это самый высокий маяк Белого моря. Его высота над уровнем моря – 98 метров.
Я обошла церковь, и вышла к большой смотровой площадке, с которой открывался удивительно живописный вид на много километров вокруг. На этой площадке на скамеечках расположилась большая экскурсионная группа. Пожилая женщина-экскурсовод в длинной юбке с мелким принтом что-то рассказывала.
Группа, что обогнала меня, скромно присела на скамеечку послушать. Так как я увидела еще одну пустую скамейку, доковыляла до неё и тоже присела. Отдых мне был жизненно необходим. К тому же не буду же я ходить и щелкать фотоаппаратом, мешая экскурсии.
— Надо сказать, — спокойно вещала экскурсовод, — что навигация в Белом море продолжается и когда заканчивается период белых ночей. Ближе к осени, бывает, штормит, а потому очень опасно. Именно поэтому, когда разрабатывался проект этой церкви, архимандрит Порфирий дал разрешение на то, чтобы над куполом церкви, на самой высокой её точке установили маяк.
Мне стало любопытно, я прислушалась. Эту часть истории маяка я как-то пропустила, когда выбирала точки маршрута.
— Строительство церкви закончилось в тысяча восемьсот шестидесятом году, а сам световой короб монастыря установили годом позже. Так и получилось, что с разрешения архимандрита церковь стала нести два света — духовный и светский, — продолжала экскурсовод. — Сначала зажигали керосиновый фонарь, а в начале века из Франции привезли линзы, с помощью которых маяк светит и по сей день. Мощность у них такова, что свет виден на сорок километров. С шестидесятых годов маяк двадцатого века маяк полностью перешел на электропитание. Пока длятся белые ночи, маяк отключен, но с 15 августа до 15 ноября он исправно выполняет свои прямые функции.
— Кто обслуживал маяк? Монахи? — поинтересовался какой-то лысый, бородатый дедушка.
— Это очень интересная история, — оживилась экскурсовод. — В самом начале гидрографическое общество договорилось, что в скиту вместе с монахами будет проживать светский маячник. Позже архимандрит отказался от этой идеи, так как считал, что светская жизнь повредит монахам. Только после долгих переговоров в помощь смотрителю маяка дали нескольких послушников. И в самом конце века маяк полностью перешёл на обслуживание монастыря.
— А что было в годы советской власти? — снова перебил тот же дедушка.
— Когда здесь, в стенах церкви, находился штрафной изолятор СЛОНа, маяк обслуживался военными. Здесь же жил и смотритель маяка, — ответила ему экскурсовод, — Мы только что с вами посетили кладбище, где были похоронены жертвы репрессий. Сейчас мы с вами пройдем внутрь церкви, а после я ещё раз коснусь печальных страниц истории этого места.
Экскурсанты стали подниматься со своих скамеечек.
Молодой парень в панамке из группы велосипедистов подошёл к экскурсоводу и вежливо поинтересовался, можно ли им пройти внутрь с группой.
— Конечно, можно, — разрешила экскурсовод.
Пока основная масса людей двигалась к неприметному входу в церковь, находящемуся сбоку, я продолжала сидеть на скамье, ожидая, когда смотровая площадка очистится, и можно будет сфотографировать великолепную панораму открывающегося вида. Ждать пришлось довольно долго, так как не я одна была желающей это сделать.
Когда я зашла под прохладные своды церкви, там уже продолжалась экскурсия.
Я не знала, о чем говорили до меня, поэтому услышала только следующие строки
— Когда был образован соловецкий лагерь, конечно же, стены со всею росписью закрасили. Но дело в том, что стены были расписаны масляными красками, и так получилось, что только благодаря этому прежняя роспись храма осталась почти в первозданном виде. Когда начались реставрационные работы, и слой краски сняли, под нею обнаружили в очень хорошо сохранившемся виде прежнюю роспись. Конечно, в каком-то месте она была облупившейся, где-то совсем плохо сохранившейся, но тем не менее, реставраторы смогли привести внутренние помещения церкви практически в тот же вид, в каком она была до прихода Советской власти.
Дальше пошел рассказ о святых, в честь которых установлена церковь, но я его не почему-то не очень хорошо запомнила. Дело в том, что до меня, наконец, дошло, почему мне было так тяжело в церкви внутри Соловецкого монастыря не смотря на его древность, почему не почувствовала благодати и святости древнего монастыря.
Как я вообще забыла о том, что на этом острове был СЛОН – соловецкий лагерь особого назначения. Страшное, жуткое место репрессий. Не знаю, смогут ли когда-нибудь монахи и паломники отмолить это место по-настоящему.
Когда я очнулась от своих мыслей, снова услышала голос экскурсовода:
— А вот здесь вы можете видеть изображения самого почитаемого на севере святого — Николая Угодника. Он везде один из самых почитаемых святых, но тут, в этих холодных, суровых краях к нему особый почёт и уважение. Местные жители ласково зовут его Николой Морским, заступником в нелегком морском деле, которое кормило всех в этих краях Недаром у поморов есть известная поговорка: «Кто в море не хаживал, тот Бога не маливал».
В конце экскурсовод сказала:
— В заключениях, конечно, хочу рассказать вам о лагерной истории этой церкви. Именно здесь находилось самое страшное место на Соловках — штрафной изолятор. Попасть на Секирку в этот изолятор – это было практически приговором. Выход отсюда часто был лишь на кладбище. Если вы посмотрите, то здесь сейчас установлены две печи, которые обогревают помещения в суровые зимы. Но когда сюда свозили заключенных, в первое время здесь не было ничего, кроме стен, а зимы были очень суровые.
— Как же люди выживали? — удивленно спросил кто-то.
— Они придумали способ, как согреваться ночью, — продолжала экскурсовод.
[В этом месте по правилам Дзена, ограничивающих впечатлительных читателей, я не буду рассказывать то, что услышала. Когда я соберу из всех постов отдельную книгу, там я уже расскажу этот невесёлый рассказ]
— А печки здесь по типу «буржуек?» — спросил все тот же любопытный дедушка.
— Да, но эти печи появились намного позднее. А в первое время далеко не сразу заключенным все-таки разрешили поставить в зале печку. Топить ее разрешали лишь с шести вечера до двенадцати ночи, чтобы хотя бы как-то прогреть помещение. В память о том, что в этом месте был когда-то штрафной изолятор, на двери позади вас вы можете увидеть камерный глазок. Было принято решение оставить его, чтобы никогда не забывать страницы страшной истории этого места.
Мы все обернулись назад, на двери. На ней, действительно, был огромный, более десяти сантиметров в диаметре стеклянный глазок.
Экскурсия между тем закончилась, паломники дружно застрочили записки с заказом служб, а я вышла из церкви и медленно побрела вниз. Надо было дойти до лавочки и спасти себя от мозолей. Иначе обратно мне просто не добраться.
#автостоп #путешествие_по_россии #путешественники #путешественница #путешественник #путешествия #путешествие #турист #туризм #поход #соловецкие_острова #Большой_Соловецкий_остров #соловки #автостопом_по_россии #секирная_гора #секирка