«Изгои. Сделка с совестью».

Первый рабочий день младшего сотрудника конвойной службы Максима Жданова выдался весьма ответственным. В составе группы молодому человеку следовало сопроводить обычного арестанта из сибирской колонии до ближайшего города, желательно живым и без прочих форс-мажорных происшествий. Воодушевлённый будущей поездкой, конвоир забирается в кузов старенького автозака, ещё не догадываясь, что спустя несколько часов лицом к лицу столкнётся с неприкрытой коррупцией, человеческой трусостью и предательством, коими пропитан весь уголовный мир. Впрочем, Максим лично преступит закон, оказываясь втянутым в паутину криминальных интриг, повлёкших за собой смертельную опасность. А тот, кто виделся злейшим врагом, вдруг станет единственным спасителем.

Дисклеймер.

Данное произведение может содержать в себе сцены насилия, злоупотребления алкогольной продукцией, табакокурения, употребления запрещённых веществ, секса, деструктивного образа жизни, суицидальных мыслей и наклонностей, аморального поведения и использования нецензурных выражений.

Данное произведение не направлено на возбуждение ненависти, вражды, уничижения достоинства человека, равно как и группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, недееспособности, а также принадлежности к какой-либо социальной группе, в том числе общественной нравственности, неуважение к обществу, государству, представителям власти и официальным государственным символам РФ.

Данное произведение не пропагандирует нетрадиционные сексуальные отношения, предпочтения и смену пола, ЛГБТ сообщества, трансгендерность, беспорядочные половые связи, аморальное поведение, педофилию, оскорбление чувств верующих, изготовление, употребление и незаконный оборот наркотических веществ и их аналогов, романтизацию криминальной жизни и запрещённых организаций на территории РФ.

Данное произведение не содержит призывы к действиям, в результате которых может быть нарушена территориальная целостность РФ, а также лозунги с публичным позитивным отношением к отделению части территорий России, фейки, ставящие под угрозу жизни людей, безопасность населения и территории, призывы к несанкционированным публичным акциям и массовым нарушениям общественного порядка, террористическим актам и актам насилия против военных, гражданских и иных лиц и инфраструктуры, а также призывы к их оправданию.

Убеждения персонажей не обязаны совпадать с убеждениями автора, а автор не несёт дискурсивной и иной ответственности за поведение персонажей, их эстетические вкусы, вредные привычки и сексуальные предпочтения.

Данное произведение основано на реальных событиях, при этом все персонажи вымышлены, а любое совпадение – случайность.

ИК-13, где-то в Сибири, наши дни.

- Осётр, «хозяйка» ждёт. – сутулый паренёк лет двадцати в грязной майке поверх спортивных штанов с вытянутыми коленками мялся в продо́ле, не решаясь зайти внутрь тюремной камеры без особых на то оснований. Заполучив утвердительный кивок, он всё же быстренько скрылся обратно, растворяясь во мраке обшарпанных стен и весьма дово́льничая собой, ведь смог выполнить важное указание и услужить авторитетному человеку. В тюремных бараках такая способность довольно часто поощрялась всякими ценными штуками – мешочком чайной заварки, пачкой крепких сигарет или ложкой бурого героина. По последнему благу парень грустил более всего, всё ещё надеясь, что когда-нибудь, пока мотается долгий срок, ему выдастся шанс хорошенько вмазаться.

Свесив ноги с тюремных нар, седовласый мужчина нащупал мягкие домашние тапочки, и, опираясь ладонями на железный край постели, неспешно поднялся с тюремного матраса. Довольно крупный, даже близкий к полноте, Джавид Асатиани по кличке Осётр вот уже четверть века скитался по лагерным ссылкам, редко задерживаясь на воле дольше нескольких лет. Хотя нахождение взаперти в периметре сибирской колонии, обнесённой колючей проволокой, не мешало успешно управлять своей криминальной империей. Так что, как ни крути, мужчина являлся человеком высшего звена в преступной иерархии, впрочем, никогда не представляясь «законником». Ему сподручней была характеристика, записанная в личном деле ещё в детской комнате советской милиции – грузинский вор.

Выйдя из камеры в тюремный коридор, Джавид бросил взгляд в сторону скучавшего корпусно́го с пышным пузом, торчащим из-под камуфляжной робы. Мужчина тут же убрал мобильник за спину, вытягиваясь по струнке, будто на плацу заприметил славного дедушку-генерала. Охранять покои авторитета – лучшая должность из всех возможных, потому утратить доверие грузина не входило в планы нерадивого сотрудника. Не сказав ему ни слова, старый арестант проследовал вдоль закрытых камер к лестничному отсеку, огороженному от помещений камерного типа двумя решётчатыми дверьми. Клю́чник суетливо отворил замки, бренча массивной связкой и желая предоброго утра, а Джавид, мрачно улыбаясь, спустился по серой мраморной лестнице на этаж ниже. Потратив ещё какое-то время, пока следующий сотрудник отворит решётки, важный арестант проследовал до конца коридора к кабинету начальника колонии. В назначенный час их ожидал серьёзный разговор.

кабинет начальника ИК – 13, полковника Ю. В. Дымова, утро.

Помощник громко отрапортовал о появлении визитёра, да так мощно, как учили в школе полиции, что ненароком заставил полковника Дымова вздрогнуть от неожиданности. Утренняя чашка крепкого кофе пролилась несколькими каплями на важные документы на столе, потому раздражённый начальник принялся размазывать кофейную жижу рукавом офицерского кителя. Как только Джавид Асатиани зашёл в кабинет, Дымов сменил причинный гнев на милость.

- Ах, Джавид, заходи дорого́й, давно не виделись.

- Дела, сам понимаешь, некогда штаны просиживать.

- Ну да. – будто смутился начальник, пододвигая на край стола свежую кружку кофе. Старый грузин проигнорировал услужливый выпад, облокачиваясь на спинку кресла и вытягивая правую руку на стол, слегка касаясь подушечками пальцев лакированного дерева. Медленно проводя пятернёй по скользкой поверхности, арестант вдумчиво наблюдал за начальником колонии, ожидая, покуда полковник первым заведёт разговор. Впрочем, довольно скоро так и произошло.

- Не буду томить, времени не так много, потому сразу к делу. И вот я по какому вопросу... – полковник замялся, втягивая полной грудью спёртый кабинетный воздух. Дымову категорически не нравилось, что он – бравый офицер, должен выслуживаться перед каким-то зэком, пусть и всегда получая завидный взяточный бонус, тем не менее чувствовал себя каждый раз весьма скверно. Хотя деньги, не учтённые в налоговой декларации, любил с особым трепетом, а Осётр имел возможность ими поделиться. Так что все разговоры сводились к тому, что Дымов давил на жалость, сопел и клянчил денюшку, словно маленькое капризное дитя возле юбки строгой матери.

- В третьем корпусе крыша потекла. Сейчас ещё сами справимся, залатаем как-нибудь, но на будущий год нужно кровлю менять полностью.

- Сделаем. – сухо ответил грузин.

- Ещё в бане душевые лейки прохудились, в трубах совсем напора нет, кафель отвалился – всякий банный день проходит словно каторга. Мужики беснуются, грозятся на работу не выйти, а у меня план, сам понимаешь, лес валить будет кто потом?

Асатиани вдруг нахмурил густые брови, чувствуя наверняка, что дело куда серьёзнее, чем обсуждение ремонтных работ, потому без утайки произнёс, прищуривая веки.

- С мужиками я вопрос решу да лейки твои сменю, вопросов нет. Только ты мне скажи, дорогой начальник, неужели просился о встрече по столь несущественным вопросам? Сам прекрасно знаешь, покуда я здесь, бытовые условия будут на уровне, я над арестантами глумиться не позволю.

- И то правда... Послушай, я знаю наперёд твоё мнение на сей счёт, ты – вор старой формации, «в законе», и я это уважаю. Но, быть может, настало время возобновить канал сбыта? Всё-таки большие деньги теряем, могли бы до конца жизни бед не знать. Я не жалуюсь, но пока ты не заехал к нам, времена были светлые, не то что сейчас, одни убытки. И не за себя радею, а за наше общее дело, потому прошу – прими для всех нас единственно верное решение.

Дымов оформил свой праведный спич закуренной сигареткой, нервно теребя потухшей спичкой возле пепельницы. Вот уже четвёртый год, как Джавид Асатиани попал в ИК-13, полковник терял баснословные деньги только лишь потому, что грузин запретил всякое распространение наркотиков в периметре зоны, а без согласия «смотрящего» никто не имел права заниматься столь грязным делом, даже, казалось бы, с благословения непосредственного начальства. Когда Дымов впервые намекнул на возобновление нелегального сбыта, Осётр и вовсе пригрозил всеобщим лагерным бунтом с погромами, поджогами и сменой режима, чего полковнику крайне не желалось. А достроить дачу в двести квадратов из мраморных скандинавских блоков на семнадцати сотках элитного лесничего угодия – ну уж очень. Более того, губернатор области, депутат Законодательного собрания и несколько высших чинов, будучи соседями по элитному товариществу, уже неоднократно намекали, что полковнику Дымову следует быстрее закончить со строительством и не портить девственные виды лесного массива своим каменным недостроем. Иначе прокуратора может заинтересоваться мутной схемой с присвоением национальных богатств в пользу личного обогащения, а полковник и вовсе выйдет крайним. И обязательно вернётся к себе на зону, но уже в качестве осуждённого. Так что Дымов совершенно точно заинтересован, чтобы ситуация с наркотрафиком разрешилась в его пользу, дом достроился и полковник, наконец, зажил «по-человечески». И на пути к счастливой пенсии стоял лишь старый и весьма упёртый грузинский вор.

- Нет, будет так, как есть сейчас, что-нибудь ещё? – произнёс авторитет, вставая из кресла.

- Больше ничего. – полковник поджал губы от злости и выпучил карие глазки так, что на щеках и переносице проступили багровые пятна. Его голос предательски задрожал в отличие от оппонента, излагавшего мысли взвешенно и без суеты.

- Хорошо, что мы друг друга понимаем. Тогда подготовь машину на завтра, мне нужно до полного вечера отлучиться по делам. А как приеду, будем решать вопросы с ремонтом, верно?

- Конечно, Джавид, как скажешь. – ответил полковник, опуская взгляд в документы. Он ожидал совсем иного решения, ещё надеясь, что не дойдёт до крайних мер, но Осётр не оставлял другого выбора. Когда арестант отдалился от кабинета на приличное расстояние, Дымов с горечью выдохнул, набирая номер в мобильном телефоне. Спустя несколько гудков, мужчина вкрадчиво произнёс:

- Завтра утром – выезжает, к вечеру будет в городе, да... По конкретному месту точности нет, будем ждать дополнительной информации... Сопровождение? Их тоже «в расход», если угодно, так даже правдоподобней выйдет. Ну всё, отбой.

Закончив разговор, полковник Дымов с силой ударил кулаком по деревянной шкатулке с позолоченными вставками, простоявшей весь разговор на столе, опрокидывая подарок на замызганный узорчатый линолеум.

ИК – 13, камера 404, вечер того же дня.

Джавид Асатиани хоть и жил в отдельной камере, каждый вечер собирал близких арестантов, чтобы решать насущные вопросы, улаживать конфликты, да и попросту перекинуться парочкой житейских историй, дабы не отдаляться от людей. Среди прочих, вхожих в авторитетный дом, был Ко́да – русский паренёк, мотавший срок за кражу деревенского мотоцикла. Он был не столь образован и академически умён, как ровесники на воле, но бесконечно старателен и справедлив, жадно впитывая тюремные мудрости более опытного товарища. Парня часто обзывали «торпедой» Осетра, ибо в спорных вопросах отважно и беспрекословно разделял взгляды грузинского смотрящего, впрочем, как и остальной мужицкий люд. Сегодня Кода выглядел по-особенному счастливым.

- Братва, прошу чуть тишины. – арестанты, прежде шумно играя в карты и травя байки, затихли, обращая взоры на парня, стоявшего по центру камеры. Кода держал руки на пояснице, что-то пряча за спиной и не скрывая восторга, торжественно продолжил:

- Завтра в нашем общем доме праздник – юбилей друга, учителя и старшего товарища, Джавида Асатиани. Мы искренне желаем тебе процветания и долгих лет жизни, благодарим за бесконечную мудрость и данные тобой советы, с которыми мы вместе идём по жизни. Так что прими этот скромный подарок в знак нашего глубокого уважения. Батя, это тебе, от всей души.

Тюремная камера заполнилась аплодисментами и одобрительными возгласами, покуда Кода протянул грузину небольшой свёрток. Развернув белую тряпку, авторитет обомлел – в его ладонях лежала деревянная резная икона в золотой оправе с изображением Асатиани в образе святого мученика с нимбом над головой. На обратной стороне гласила памятная надпись «от братвы». Вещица весьма ценного порядка, изготовленная в тюремной мастерской, потому особенно растрогала старого грузина.

- Спасибо мужики, никакие богатства не сравнятся с тем, что находится сейчас в моих руках. Это ваше признание, значит, я не свернул с праведной дороги. Посему жму руку и уважаю каждого в ответ. Вы всегда сможете прийти ко мне в дом, и будьте уверены, за оказанное мне доверие я оплачу радушием.

Арестанты радостно гудели, пока Осётр лично благодарил каждого, кто находился в камере. Когда очередь дошла до Коды, мужчины крепко обнялись в знак дружбы, и парень, будучи самым расторопным, предложил всеобщий восторг закрепить отменной пьянкой.

- Джавид, может, сабантуй организуем? А то как-то неудобно, завтра уезжаешь, и не отпразднуем вовсе. Ты только скажи – вмиг столы накроем, братва только рада будет.

Грузин сменился в лице, выказывая некую обеспокоенность, потому тихо произнёс, не привлекая внимания:

- Не время балы́ устраивать, мой друг, нынче тревожные обстоятельства зарисовываются. Лучше скажи, не откажешь ли мне в партейке?

- Ещё спрашиваешь, конечно, тем более я обязан взять реванш за все прошлые проигрыши.

Кода выудил из мешка особые нарды из древесной ольхи, пропитанной известковым молоком – жидкой кашицей из воды и извести для усиления натурального красного цвета, принимаясь раскладывать фишки на доске. Взяв в руки кости, Джавид сразу выбросил дубль, продвигаясь по полотну.

- Что-то неладное творится в зоне. Хозяйка вновь поднимал вопрос о сбыте, оппозиция Маги растёт – многие недовольны положением дел, да и завтрашняя «сходка» в городе может существенно поменять расклад. Так что ты должен быть внимателен и крайне осторожен в моё отсутствие.

- О чём речь, батя. Одно твоё слово и мы всех положим. Будем кровавыми соплями утираться, но шагу назад не ступим.

- Похвально, но всё же не сто́ит прыгать на рожон, пока финка тупа. Действуй всегда по уму и с пустым сердцем. И ничего не предпринимай, пока я не разрешу.

Кода уверенно мотнул головой, а Джавид Асатиани последним ходом оформил очередную разгромную победу. В азартных играх грузину везло больше положенного, будь то карты или рулетка, фортуна всякий раз была на его стороне. И этим исключительным даром Осётр пользовался в достатке.

Между тем в «хату» неожиданно вломился сутулый паренёк, держась за грудь и задыхаясь от стремительного забега по этажу. Он никогда прежде не заходил без разрешения, потому Джавид Асатиани тревожно поднялся из-за стола, ожидая, покуда парень вымолвит хоть слово.

- Ну не мычи, говядина, что стряслось? – не выдержал грузин.

- Прошу прощения, Осётр... В каптёрке нашли Гиви... он того...

- Чего?

- По́дох совсем... Вскрылся.

Обитатели тюремной камеры шумно выскочили наружу, переворачивая табуретки на пол, и, вооружаясь заточками, спешно направились в хозблок зоны.

ИК – 13, кладовая хозяйственно-бытового имущества, полночь.

Между заполненными стеллажами из клетчатых баулов, дырявых матрасов и тюремной робы был неприметный угол, прямиком под зарешёченной форточкой. С железных прутьев свисал канат, связанный из старых простыней, а на нём покачивался мёртвый Гиви с посиневшими губами. На запястьях мужчины виднелись глубокие вертикальные порезы, а на полу – бурая масса из крови и испражнений. При жизни арестант являлся правой рукой Осетра и ярым защитником старых воровских традиций, всякий раз доказывая в бою праведность получения своего воровского титула. На груди мужчины убийцы прибили степлером тетрадный листок с надписью «ნარინჯისფერი», что в переводе с грузинского означало «апельсин» – человек, присвоивший себе положение авторитетного вора без веских на то оснований, самозванец, по сути. Послание совершенно точно предназначалось Джавиду Асатиани с явным намёком, что последний грузинский авторитет в колонии может оказаться следующим, кто не доживёт до окончания срока заключения, а его империи придёт конец.

- Где каптёр? – взвыл Джавид, обращаясь к мужикам, стоявшим позади.

- Уже ищем, батя. – робко ответил Кода.

- Приведите его сюда. И если он причастен, я собственноручно выдавлю ему глаза.

Спустя полчаса в прачечной нашли и каптёра – зэка, отвечавшего за сохранность тюремного имущества в кладовой. Из его упитанного туловища торчала заточка, примерно в области печени, навсегда затыкая рот возможному свидетелю убийства Гиви. Или непосредственному участнику расправы, ведь ключи от кладовой находились исключительно в его имущественных правах. Теперь же и не разберёшь наверняка, потому Осётр лишь скупо произнёс, обращаясь к соратникам.

- Быть начеку, не пить, не играть, «пустить дорогу» и вооружить остальных. Мы обязательно поквитаемся за смерть нашего брата. Покойся с миром, Гиви.

ИК – 13, тюремный шлюз, утро.

Начальник конвойной службы заполнял путёвку для сопровождения спецконтингента молодым сотрудником Максимов Ждановым – первый день на рабочем месте и уже такое высокое доверие. Окончив с отличием колледж, парень и не смел мечтать, что окажется востребованным, да ещё и так быстро попадёт в обойму сотрудников ФСИН. Любимая мама и жена-красавица будут в восторге, обязательно гордясь единственным кормильцем. Потому Максим не имел права их подвести, перечитывая брошюры с обязанностями сотрудника конвойной службы. Получая распорядительные документы на руки, Максим вышел на улицу, морщась от яркого солнечного света. В сибирский край давно пришла весенняя пора, расцветая тёплыми сочными красками, но мощные порывы ветра по-прежнему гоняли по округе вьюжные снежные перья.

- А где осу́жденный? Когда приведут? – поинтересовался Максим у сослуживца по имени Андрей, работавшего в колонии больше года.

- Кого? Осетра, что ли? Ахах, ты его не называй осу́жденным, а то и подзатыльник отвесить может. Джавид давно в автозаке сидит, поди уже злится, что так долго не выезжаем.

- Как это? Один? А разве по инструкции не следует...

- Хватит демагогий, пошли уже, а то злой будет как чёрт, тебе это нужно?

Андрей бросил сигаретный окурок на асфальт и двинул к автозаку, поддерживая рукой болтающийся автомат на плече, Максим Жданов последовал примеру, потирая пустую кобуру – пистолет или другое оружие ему не предназначались. Сослуживец дёрнул за ручку двери, жестом указывая Максиму, чтобы тот лез в кузов, хотя молодой сотрудник прекрасно помнил ещё по экзамену, что конвоиру запрещается находиться с преступником один на один. Но замечая полное равнодушие к своим сомнениям, Максим боязно поднялся по ступенькам, осторожно проникая в кузов автозака. Дверь громко захлопнулась, и густой чёрный мрак ударил по глазам молодого человека, окутывая всё пространство вокруг. Автозак тронулся с места, похрустывая ржавыми мостами, и, минуя КПП, выехал за пределы колонии. Первый рабочий день в карьере младшего сотрудника конвойной службы Максима Жданова официально стартовал.

Чуть привыкнув к темноте, конвоир разглядел силуэт крупного мужчины в спортивном костюме, сидевшего на железной лавке напротив. Он не курил, что необычно, в бандитских фильмах все зэки дымят безостановочно, молча наблюдая за оппонентом, на что молодому человеку становилось довольно жутковато. Максим раньше никогда не встречался с преступниками лицом к лицу, а тут целый рецидивист, да ещё и никого рядом, кто мог бы выручить, ежели что-то пойдёт не так. В одиночку с ним точно не справиться, слишком разные весовые категории. В голову молодого человека полезли тёмные мысли, а на пояснице выступили мелкие капельки пота. Нарастающую тревогу нарушил довольно спокойный голос.

- Новенький? Как зовут?

- Меня зовут Максим, да, я первый день на работе.

- Похвально, тогда будем знакомы, Джавид Асатиани.

Арестант выставил широченный веер из толстых пальцев с порослью чёрных густых волосков на фалангах, и конвоир дружелюбно пожал руку в ответ, ощущая вмиг, как будто острые дуги стального капкана захлопнулись, пленяя конечность намертво. Колючая боль поползла от кончиков пальцев к сухожилиям запястья, постепенно охватывая весь плечевой сустав. Максим пугливо посмотрел на Джавида, но не увидел в глазах мужчины и тени робости, потому сильнее стиснул тонкие губы, дабы не взвизгнуть, как девчонка. Спустя несколько секунд, казавшиеся молодому человеку бесконечной каторгой, Асатиани ослабил хватку, освобождая своего пленника и давая понять, кто на самом деле принимает решения, а кто беспрекословно подчиняется. Следующий час авторитет и сотрудник конвойной службы провели в абсолютной тишине, изредка подпрыгивая на железных лавках, пока автозак преодолевал нескончаемое сибирское бездорожье.

по пути к областному центру, полдень.

Спустя около трёх с половиной часов жуткой «болтанки», конвоира хорошенько укачало. К тому же в кузов автозака совсем не поступал свежий воздух – ни одной щёлочки или приоткрытой форточки, лишь холодная сталь бездушного корпуса, ведь спецконтингенту не положены человеческие условия содержания. Асатиани, привыкший к тягостям и лишениям, переносил удушье несколько легче, чем его юный пассажир, зеленеющий с каждым новым километром, потому авторитетный арестант лишь снисходительно улыбался, впрочем, не желая Максиму оконфузиться прямо под ноги. Сверяя наручные часы, надетые на запястье циферблатом к сердцу, Осётр застучал тыльной стороной кулака по обшивке.

- Эй, Андрюша, стелу проехали?

- Да, Джавид, только что. – ответил старший конвоир в кабине автозака.

- Ну как раз вовремя, останавливай, выйти надо – подышать.

Водитель зажал педаль тормоза, и автозак юзом поплыл по колее, загребая талую мякоть из снежной крошки. Изрядно виляя бортами, машина будто хотела сбросить неудобный железный панцирь, освобождаясь от гнёта ежедневных и тягостных перевозок. Наконец, под скрипучие вопли трансмиссии, доживавшей последние деньки, машина остановилась. Старший группы Андрей полез по ступенькам в кузов, открывая запертую дверь. Джавид Асатиани поднялся с лавки, разминая затёкшее тело.

- Вам нельзя выходить из автозака на протяжении всего времени следования к конечному пункту. Оставайтесь на месте, осу́жденный Асатиани, я приказываю.

Несмотря на тошноту и рвотные позывы, Максим Жданов перегородил путь грузину, закрывая спиной выход из кузова и повторяя должностную инструкцию. Авторитет порядком одурел от такой наглости со стороны новенького конвоира, всё же предпочитая не доводить до прямого столкновения, потому вкрадчиво произнёс – доступно и спокойно.

- Слушай, паренёк, я понял, что ты хорошо учился. И безусловно знаешь, как должно быть по бумаге. Но поверь, мы все здесь уже давно варимся в одном котле, наукой наелись досыта, так что не мешай никому жить, лады́?

Осётр потрепал Максима по щеке, словно благодарил за прилежность, и только собрался выйти в открытую дверь, как молоденький конвоир ухватил арестанта за локоть и принялся крутить руку, пытаясь произвести залом.

- Я не имею права выпустить вас без наручников. Прошу не оказывать сопротивление сотруднику при исполнении служебных обязанностей.

Выполняя корявый болевой приём, свободной рукой Максим Жданов тянулся за наручниками, висевшими на поясе, вставая на цыпочки от неудобства. Старший сотрудник конвойной службы Андрей лишь в ужасе таращился, не веря собственным глазам, что молодой конвоир пытается заковать самого опасного и авторитетного уголовника. Многие сотрудники сибирской колонии даже боялись посмотреть в сторону Осетра, предпочитая держаться на расстоянии, а тут дерзкий, но довольно глупый мальчишка, решил выступить против авторитетной воли, да и вообще всех устоявшихся правил.

- Что ты стоишь? Помоги мне! – взмолился Максим, обращаясь к старшему напарнику, и в тот же момент огромная ручища, сжатая в кулак, начертила в воздухе амплитудный крюк, усаживая мальчишку на пятую точку и подбивая глаз. Максим пытался подняться, но стены кузова автозака закружились, будто конвоир развлекался на детской карусели, наматывая радужные круги. Нагнувшись, Джавид Асатиани прошептал:

- Я – вор, у меня звёзды на плечах, меня нельзя руками трогать... На первый раз зла не держу, но ещё раз посмеешь перечить, будет больно, очень худо, Максимка.

Осётр покинул автозак, оставляя поверженного конвоира наедине с чувством личного позора. Назвался представителем власти, форму напялил, а совладать с матёрым преступником не сдюжил, да ещё и весьма унизительно. Таким наукам Максима точно не учили в колледже, а пресловутый баннер «мы – здесь власть», висевший на въезде в колонию, теперь воспринимался совершенно иначе. Но вместе с тем конвоир не мог позабыть и о последствиях для собственной шкуры, ежели с преступником что-то случится во время транспортировки до места назначения, например, уголовник сбежит или совершит новое преступление. Страх самому оказаться по ту сторону решётки вкупе с ущемлённым мужским достоинством возымели над разумом конвоира, выскочившего из кузова автозака.

- Руки за голову, если дёрнешься, застрелю. – кричал Максим Жданов, срывая с плеча коллеги автомат и передёргивая затвор. Младший конвоир целился в широкую спину Джавида Асатиани, нервно теребя спусковой курок, пока Осётр замер на месте, осторожно сводя руки на затылке. Спустя томную паузу, арестант спросил:

- Мне повернуться?

- Повернись, но только медленно. – громко вопил конвоир, вытирая пот со лба.

- Хорошо, я подчиняюсь, но лучше убери ствол, Максимка, не то поранишься.

- Уберу, как только надену на вас наручники и сопровожу в спецтранспорт, осу́жденный Асатиани.

Прожжённый многолетним тюремным опытом, седовласый грузин имел отличительную способность видеть людей насквозь. И на первый взгляд тщедушный мальчишка не таил в себе опасности, хотя довольно быстро доказал, что и великий Асатиани может ошибаться в людях. Если авторитета не подводила память, то у младших сотрудников конвойной службы не имелось при себе табельного оружия, так что Осётр почти наверняка считал, что Максим блефует. Но действовать впопыхах грузину не с руки, потому арестант должен сохранить лицо и следовать указаниям мальчишки, дабы выкроить времени и придумать, как выйти из сложившейся ситуации. Осётр осторожно повернулся лицом к конвоиру, но тут же опустил руки, даже с некой долей разочарования.

- Да отдай, он же не заряженный. – досадно вскрикнул сослуживец Андрей, хватаясь за автоматный ствол. Максим Жданов случайно дёрнул за курок – послышался щелчок затвора, но выстрела так и не последовало. Уже весьма продолжительное время при заступлении в конвойное дежурство вместо пуль сотрудникам в оружейной комнате выдают блестящие муляжи, чтобы не оформлять кипу документов, да и зачем сопровождать авторитета с боевым комплектом, когда подобных поездок больше трёх в неделю. Словно проехаться по делам на личном грузовом такси, а на обратном пути Джавид Асатиани обязательно купит сотрудникам что-нибудь вкусненькое, например, ванильное мороженое в хрустящем вафельном стаканчике. Так что вся конвойная безопасность сводилась к тому, чтобы не заляпать форму подтаявшим пломбиром.

- Да, Максимка, не перестаёшь удивлять, хвалю. – улыбчиво произнёс Осётр, набирая мобильный номер и отходя на девять метров вперёд от автозака.

- Идиот. – в сердцах выругался сослуживец Андрей, залезая в кабину и обиженно хлопая тяжёлой дверью – сегодня никаких приятных бонусов от авторитета точно не стоит ожидать. Пожалуй, только сейчас Максим Жданов начал реально осознавать, как в действительности проходит служба в сфере исполнения наказания.

Спустя минут пятнадцать вынужденной остановки пришло время ехать дальше, и старший конвоир вылез из тёплой кабины в неприятную весеннюю зыбь, чтобы пригласить Джавида Асатиани пройти в кузов автозака. Автомата не его плече больше не было. Максим Жданов всё так же сидел на железных ступеньках, потирая ладони между собой и обдумывая случившееся, а Осётр стоял чуть вдалеке, посматривая из стороны в сторону, будто чего-то ожидая.

- Джавид, пора ехать. – украдкой произнёс Андрей, боясь разозлить авторитета.

- И то верно, как раз вовремя. – довольно ответил грузин. Со стороны области показался легковой автомобиль серого цвета, двигаясь навстречу к автозаку. Довольно обычного вида, совершенно непримечательный, на такой не обратишь внимания в общем транспортном потоке. Вскоре водитель остановил машину в метрах двадцати, не желая приближаться, и поморгал дальним светом фар. Конвоиры недоумённо обратили взоры на Асатиани, который, к слову, сделался весьма серьёзным.

- Дальше я поеду отдельно, возвращайтесь в колонию.

- Джавид, при всём уважении, но мы не можем вас отпустить. – пугливо проговорил Андрей. Несмотря на вседозволенность и частые выезды авторитета за пределы зоны, всё же сотрудники обязаны сопровождать грузина всё то время, пока вновь не окажутся у ворот в колонию. И если вернутся без Осетра, то полковник Дымов точно сдерёт с них шкуры, ещё и статью приложит.

- И кто меня остановит? Ты, что ли?

Андрей замялся, потупив глаза в сырую землю. У него не хватило бы духа перечить авторитету даже с группой быстрого реагирования в полном боевом оснащении, а в данный момент, казалось бы, должен голыми руками усадить грузина в автозак. Потому сотрудник прекрасно понимал, что сделать ничего не сможет.

- А как же Дымов? – всё же взмолился старший конвоир, упрашивая авторитета не подставлять их под дисциплинарные взыскания.

- С полковником я порешаю. И чтобы всем стало понятней, что я не в бегах, младший сотрудник конвойной службы поедет со мной.

Максим приподнялся со ступенек автозака, таращась на коллегу, затем на авторитета, и удивляясь его решению. Больше Асатиани ничего не сказал, двигаясь навстречу ожидавшему автомобилю и скрытно избавляясь от личного мобильника в придорожном овраге. Молодому конвоиру ничего не оставалось, как неуверенно пойти следом, загребая ботинками талую воду. Вскоре автозак конвойной службы покинул место остановки, направляясь в зону, а когда время близилось к обеду, сюда подъехал тёмный джип с тонированными окнами. Спустя недолгую стоянку, автомобиль так же неожиданно скрылся в направлении областного центра.

салон легкового автомобиля, ближе к обеду.

Ехали быстро. Почти всё время молчали, хотя и выглядело это довольно странным для столь необычных обстоятельств. Водителя – лысого мужчину с въедливыми морщинами на лбу, звали Дмитрий, но Асатиани обращался к нему по старой тюремной кличке Масло. Из обрывков разговоров, что доносились до Максима с передних сидений, он догадался, что мужчины давно друг с другом знакомы. Отбывали совместный срок в одной зоне или что-то подобное, ныне Масло отошёл от криминальных дел, предпочитая тихую жизнь в затворничестве. Ещё мужчины говорили о полковнике Дымове и возможном перевороте в стенах тюремного лагеря, потому Осётр и попросил давнего знакомого сопроводить его до города, чтобы не быть «килькой в консервной банке», ежели надумают подослать киллеров. Кто именно готовил покушение, Максим Жданов не понял. Ещё Асатиани забрал у молодого конвоира мобильник в целях безопасности, чтобы парень не выдал никому маршрут их передвижения, поэтому Максим сильно нервничал, ведь не мог позвонить невесте в назначенное время.

У пары была милая традиция – в обеденный перерыв болтать о всяком, по типу обсуждения событийных новостей или желаний чего-то особенного на будущий ужин, и Максим за два года ни разу не пропускал столь важные переговоры. Да и попросту выходило скучным таращиться в окно на голые ветки деревьев, изредка припорошённые остатками снежного одеяла.

Довольно скоро деревенский пейзаж сменился промышленным сектором мегаполиса с заводскими коптильнями, аэропортом и гигантскими складскими ангарами, и спустя минут двадцать пять легковой автомобиль заехал в самый центр города, паркуясь возле набережной. Несмотря на прохладу, горожане целыми семьями вышли на прогулку, чтобы насладиться чистым весенним воздухом и посмотреть, как огромные льдины плывут вниз по течению реки Енисей. Лёд тронулся несколькими днями ранее, потому по водной глади уже запустили навигацию, чтобы связать отдалённые поселения с областным центром. Как говорится, жизнь шла своим чередом. Перед тем как проститься, Масло пожелал Асатиани беречь себя, крепко обнимая, напоследок сунув авторитету за пояс кожаный чехол, одноразовый мобильный телефон и средних размеров свёрток, туго замотанный сургучной верёвкой. Больше мужчину Максим в своей жизни никогда не видел.

набережная города, пять часов до «сходки воров».

Из всех возможных мест, которые следует посетить, как только вышел на свободу, авторитет выбрал, пожалуй, самое экзотичное – платное отделение стоматологии. На ресепшене милая девушка в белом халате перебирала медицинские карты, буднично раскладывая документы по стопкам, а когда заприметила авторитета, расплылась в улыбке.

- Джавид Альбертович, как мы рады видеть вас, уже прям заждались. Проходите в кабинет, а ваш спутник может посидеть пока в комнате отдыха.

- Нет, он пойдёт вместе со мной. – обрубил Асатиани.

- Позвольте, разве кому-то захочется наблюдать за медицинской процедурой? – засомневалась девушка с долей иронии.

- Ему полезней – будет щёткой скоблить усердней.

Максим Жданов жутко боялся всякого рода врачей, потому следующие несколько часов провёл в адских муках под аккомпанемент стоматологической бормашины, сидя у изголовья авторитета. Казалось, что в тот момент именно молоденькому конвоиру сверлили вторые моляры нижней челюсти, засовывая пыточный инструмент по локоть в ротовую область. Асатиани, наоборот, стойко терпел все болезненные ощущения и даже отказался от анестезии, чем поверг в ещё больший шок младшего сотрудника конвойной службы, бледнеющего с каждой минутой. Когда лицо мальчишки практически слилось с белым кафелем на стенах процедурного кабинета, услужливый стоматолог выдал конвоиру ватку, пропитанную нашатырём, возвращая его из обморочных грёз в суровую реальность. Таким образом, Максим Жданов кое-как выдержал ещё и чистку грузинских боковых резцов и премоляров, хотя находился на грани отчаяния.

Следующей остановкой стал бутик «модной» одежды, где Максим всё так же продолжал ожидать авторитета, сидя в жёстком кресле с торчащими наружу пружинами, покуда Асатиани выберет себе подходящий образ. Затёртый тюремный спортивный костюм никуда не годился, но и совсем вычурно авторитет выглядеть не желал, лишь благодаря знаниям моды от навязчивого консультанта оба сошлись на двубортном шерстяном пальто, чёрном вязанном худи, строгих джинсах и классических туфлях с овальными носками, прошитыми двойной строчкой. Большей безвкусицы просто невозможно придумать, но так представлялось младшему конвоиру лишь до того момента, пока Джавид не уставился на парня, долго всматриваясь в пятнистую форму сотрудника конвойной службы. Чувствуя неловкую паузу, Максим Жданов даже приподнялся с кресла, стягивая зимнюю шапку-ушанку с головы и приглаживая ладонью липкую чёлку. Выдохнув, грузин обратился к консультанту:

- Мальчишку переодеть. И придумай что-нибудь с башкой, чтобы человеком выглядел.

Конвоир, конечно же, хотел высказаться, что ему и в одежде, выданной государством, довольно сносно, но спорить с авторитетом не пытался, так что спустя минут семь выглядел подобающе своему старшему товарищу – только вместо туфель по размеру подошли простенькие кроссовки, а на голове теперь красовалась чёрная бейсболка с надписью «юфс». Получив одобрение от грузина, консультант поспешил к кассе, чтобы оформить самую большую выручку за неделю, не скрывая собственного удовольствия. На выходе из бутика, пока Асатиани не видел, Максим Жданов тайком выпросил у кассира пакет, и дабы не задавали встречных вопросов, виновато произнёс, засовывая форму как можно глубже.

- Мне за неё ещё отчитываться.

Пройдя несколько кварталов вперёд по новенькой брусчатке, грузинский авторитет и молоденький конвоир оказались в уютном кафе в самом центре набережной. Сквозь панорамные окна открывался шикарный вид на ухоженные гостиницы, бары, магазинчики, автомобильно-пешеходный мост и величественный Енисей, так безрассудно раскидавший город по двум берегам. С наступлением темноты каскады фонарных лампочек и ярких неоновых вывесок отражались в водной ряби, придавая месту бо́льшую колоритность. Довольно красивая и живописная картинка для столь невразумительного вечера.

Максим Жданов всё ещё дулся на Асатиани, украдкой поглаживая выступивший синяк под левым нижним веком. Молодой человек не хотел показаться нюней – подбитый глаз беспокоил его куда меньше, чем осознание той несправедливости, что привела к отметине на лице. Ведь конвоир следовал букве закона, исполняя свои прямые обязанности, как того требовала присяга, но всё равно оказался в проигрыше. И будто бы со всех сторон неправым, словно требовал от арестанта диковинных вещей. Впрочем, Осётр имел свои мысли насчёт произошедшего инцидента, стараясь наладить контакт.

- Мы с тобой не сразу поладили, но всё же прости за глаз, я не хотел. Но и ты постарайся меня понять, что «зэчья» жизнь сильно отличается от всего того, что ты видел на воле. И есть моменты – абсолютно безобидные для людей свободных и совершенно нетерпимые за колючей проволокой.

- Я не в обиде, можно мне телефон обратно? Мама с невестой точно беспокоятся.

- Пока нельзя, Максимка. Полковничьи псы точно меня ищут, потому лучше соблюсти все осторожности. Как закончим дело – вдоволь наговоришься, хоть целые сутки, а пока тебе следует хорошенько подкрепиться.

- Неголодный. – вновь соврал парень, вжимая пустой живот так, чтобы звуки ворчавшего желудка не вырвались сквозь кофту наружу. Тогда авторитет примкнул к столу, как можно ближе к конвоиру, напрягая жилы на сморщенной шее. И произнёс так, что парню больше не захотелось ему перечить.

- Ещё раз соврёшь мне – накажу. Быстро взял в руки меню и заказал всё, что хочется. И чтобы с горкой, как у мамы дома, уяснил?

Впервые за сегодняшний день Максим испытал настоящее наслаждение. Свиной стейк на углях с грибными сливками и картошечкой по-деревенски растворились в желудке, словно тонна железной руды в печи сталелитейного завода. А на десерт – огромный кусок медовика со свежей клубникой, усыпанной сладенькой пудрой. Пожалуй, все прошлые невзгоды имели смысл только до того момента, пока молоденький конвоир не откинулся на спинку дивана, с наслаждением поглаживая вздутое брюхо. Осётр, напротив, к еде не притронулся, заказывая лишь очередную кружку крепкого эспрессо. Быть может, выжидал время, пока пломбы на зубах схватятся, или же слишком нервничал, не чувствуя голода, но за всё время в кафе грузин занимался исключительно тем, что не сводил глаз с речной пристани.

Там к пришвартованному теплоходу съезжались люксовые автомобили, выгружая важных гостей в дорогих костюмах с тяжёлыми ношами, а многочисленные охранники суетливо держали зонтики над их головами, чтобы весенняя морось не намочила достопочтенные затылки. Организация была на столь высоком уровне, что тех, кто приехал на машине без личного водителя, парковали специальные камердинеры, дабы гости не утруждали себя поиском свободного места. Максим видел подобный сервис впервые, чему искренне удивлялся, даже слегка завидуя и мечтая, что однажды и его будут встречать схожим образом, шагающим по корабельному трапу с красавицей женой под руку. На молодого человека вновь нахлынули чувства тревоги и невыносимой тоски по любимой, ведь уже более двенадцати часов не слышал её голоса из-за дурацкой прихоти авторитета, потому он решился задать вопрос прямо, ответ на который никак не мог сформулировать.

- Спасибо за ужин, Джавид. Но всё же, почему вы выбрали именно меня для сопровождения? Разве я чем-то помог за это время?

- Всему свой час, Максимка. – таинственного ответил арестант, оплачивая стол, пока официантка выносила пришедшему гостю картонную коробку, перевязанную красной атласной лентой.

за несколько кварталов от пристани, вечер.

Молоденький конвоир и грузинский арестант ютились под козырьком административного здания, спасаясь от нарастающего дождя, падающего с неба огромными колючими каплями. Мимо пробегали редкие прохожие, спеша укрыться от непогоды в уютных квартирах, а проезжающие автомобили выбрасывали на пешеходные дорожки мутные брызги из-под колёсных арок. Авторитет внимательно наблюдал за транспортным потоком, а когда нашёл подходящую машину, запаркованную минутой ранее вблизи торгового центра, скомандовал:

- Шевелись.

Асатиани рванул к парковке, пересекая оживлённую проезжую часть и норовя попасть под колёса зазевавшихся водителей, Максиму пришлось ковылять следом, бегло оглядываясь по сторонам и волоча пакет с форменной одеждой и коробку с праздничной лентой. Как только неизвестный мужчина вышел из кафе на улицу, заворачивая за угол, Осётр проследовал за ним, приказывая конвоиру ждать на месте, и вскоре грузин всучил Максиму ту самую коробку. Уже после, когда мужчины искали место для укрытия, Максим заметил, что на лестнице подвального помещения, откуда вернулся авторитет, лежал человек – тогда конвоир не придал тому факту значения, торопясь за юрким грузином.

Когда мужчины оказались возле тёмной шведской иномарки, авторитет достал из кожаного чехла отмычки, и, настырно ковыряя замок, довольно легко взломал водительскую дверь. Проникнув в салон, Осётр полминуты повозился с рулевой колонкой, а когда совладал с пластмассовым защитным кожухом, соединил нужные провода. Ещё не остывший двигатель довольно зашуршал цилиндрами, запуская обдув ветрового стекла и щётки стеклоочистителя. Максим ошарашенно пялился, не веря, что прямо сейчас становится соучастником преступления, угоняя автомобиль в центре города у всех на виду, будучи ещё утром честным и ответственным служителем закона. А теперь он подонок и проходимец, позарившийся на чужое имущество. Но авторитет был уж слишком убедительным, не давая шанса на раздумья.

- Прыгай за руль.

Конвоир подчинился, залезая на водительское сиденье и поджимая голову, чтобы со всего маху не воткнуться в стойку железного корпуса. Пластмассовая обшивка под рулём снова находилась в заводских пазах, а в замке зажигания торчал новенький ключ, так что никто бы и не подумал, что ранее транспорт имел совсем другого владельца. Джавид Асатиани сел позади водительского кресла, распаковывая картонную коробку.

- Двигай вперёд, быстрее. – приказал авторитет, доставая из-за пазухи свёрток, полученный вместе с отмычками от Масла. Конвоир бросил взгляд в зеркало заднего вида, интересуясь, что же такого ценного скрывалось под засаленной тряпкой, что следует непременно прятать в праздничную коробку, и Джавид грубо оборвал всякое любопытство.

- Не смотри, просто рули, мать твою.

Дёргаясь от волнения, молоденький конвоир прокрутил полтора оборота рулём вправо, трогаясь с парковочного места в узенький проход между автомобильными рядами, и медленно двигаясь к проезжей части. Первая самостоятельная поездка после экзамена в автошколе, так ещё и в нынешних обстоятельствах, потому ладони Максима предательски потели. Пока водитель тревожно соблюдал все существующие правила дорожного движения, грузин возился с таинственным свёртком, аккуратно запечатывая его в коробку. Туго перевязав картонные створки красным бантом, Осётр опасливо отодвинул готовую посылку к противоположной двери, многозначительно выдыхая. Его грузинский план имел множество недостатков и откровенно слабых сторон, и одна из них – молоденький конвоир, что трясся от всякого шороха, но именно парню уготована главная роль в будущих событиях.

- Ну что, ты готов, Максимка?

- Наверное. – неуверенно промычал конвоир, вспоминая указания авторитета в кафе и своё обещание выполнить странную просьбу.

- Не дрейфь, приятель, всё выйдет так, как того задумали. Скоро увидимся.

Джавид Асатиани вышел из автомобиля на автобусной остановке, громко хлопая дверью и нервно прикладывая мобильник к уху, а Максим Жданов поехал к ближайшему перекрёстку, чтобы на светофоре повернуть налево – обратно к речной пристани.

прогулочный теплоход «Сибирь», пристань.

Младший сотрудник конвойной службы Максим Жданов путался в мыслях, покуда приближался к пристани, постепенно отпуская акселераторную педаль. У теплохода выстроилась небольшая очередь из двух – трёх автомобилей, ожидавших выгрузки «достопочтенцев», потому у конвоира находились ещё несколько свободных минут, прежде чем события примут необратимые последствия. И единственная возможность наплевать на обещание, мчась во всю скорость от теплохода прочь, но почему-то Максим не мог так поступить. Памятуя об офицерской доблести или попросту следуя юношеской глупости, конвоир не сумел вовремя прислушаться к здравому смыслу, буквально вопившему, что лучше отступить, чем ввязываться в довольно мутную историю. Хотя Джавид Асатиани сердечно обещал, что как только конвоир выполнит его пустяковую просьбу, то будет свободен, а если дождётся окончания вечера, то вернётся обратно на службу в комфорте и с попутным ветерком. Так что первоочередной задачей в списке вечерних дел виделось следующее – попасть на борт теплохода, не вызывая подозрений. Всего-то.

- Добрый вечер, могу ли я поинтересоваться, вам потребуются мои услуги? – учтивый молодой человек в дождевике поверх костюма притворно улыбался, ожидая, покуда Максим самостоятельно запаркует автомобиль или же придётся лезть самому в эту шведскую рухлядь. Среди прочих машин она сильно терялась в представительской стоимости, но работа камердинером заставляла быть снисходительным к человеческим слабостям в выборе транспортных средств.

- Да, если можно. – смутился конвоир.

- Тогда позвольте мне сесть на водительское кресло и запарковать автомобиль на свободном месте. На протяжении всего круизного плавания в парковочной зоне будут дежурить профессиональные сотрудники ЧОПа «Архангел», так что вам не сто́ит беспокоиться о сохранности вашего имущества.

- Конечно – конечно.

Максим суетливо шарил по салону автомобиля, пряча пакет с формой сотрудника колонии под сиденьем и забирая объёмную коробку, перевязанную красной атласной лентой. В последний момент конвоир случайно вляпался в какую-то липкую массу – за водительским креслом валялись куски творожного торта с кремовыми цветами, растекаясь по автомобильному коврику. Дождь шарашил непроглядной стеной, потому Максим спешно устремился к речному трапу, не вдаваясь в подробности и вытирая руку об ворот шерстяного пальто. Перед теплоходным трапом топтались два крепких парня с довольно суровыми лицами, явно битыми в многочисленных уличных спаррингах. Как и ожидалось, они мгновенно прониклись к Максиму исключительным недоверием.

- Ты кто?

- Я из бригады Маги Сухумского, привёз подарок с самыми чистыми намерениями в адрес юбиляра.

- Что-то ты слишком щуплый для бойца.

- Я борец. – подытожил конвоир, сглатывая накатившую слюну. У конвоира не сильно убедительно выходило врать, но сейчас вроде получилось складно, да так, что амбалы даже зачесали лысые затылки, пялясь друг на друга. Один из них заприметил синяк под глазом Максима и спустя недолгий мыслительный процесс, произнесённые конвоиром факты о причастности к бригаде сошлись, будто пазлы. Да и знаковая кепка «юфс» в узких кругах приносила своему владельцу несколько дополнительных баллов к уважению.

- А в коробке что?

- Торт.

- Тебе в камбуз надо. Шагай вдоль правого борта и до середины, дальше разберёшься.

Ничего проще, чем облапошить двух идиотов, и представить было нельзя, как в точности и предполагал Осётр. Конвоир поднялся по шаткому трапу, заходя внутрь теплохода – в нынешнюю Мекку преступного мира России, даже не успев хорошенько испугаться. Вокруг Максима Жданова шныряли официанты, администраторы, лакеи и прочий обслуживающий персонал, суетясь и дико нервничая, будто от готовности мероприятия зависели их счастливые жизни. Быть может, и так, ведь такого количества серьёзных мужчин в чёрных одеждах не собиралось в одном месте довольно продолжительное время. Лёша Икона, Паша Охри́п, Володя Скрипка, Арсен Баки́нский, Нурик Тбили́сский, Спартак Гогу́нский, Вагит А́длеровский, Женя Арест, Воробей, Бармалей, Костыль, Аврора, Кубик, Саша Борода, Кирилл Любере́цкий, Шо́та Букварь, Зима, Михей, Кислый, Цыган, Нокия, Кубинец, Дима Большой, Сирота, Олег Магадан, братья Витя и Серёжа Полуя́новы – куда ни плюнь, хотя за подобные вольности мгновенно получишь ножом в живот, всюду авторитеты высшей категории с бойкими нравами и обширным спектром правонарушений. И среди прочих на корабле оказался единственный чужак, кто прямо сейчас тащил здоровенную коробку вверх по лестнице, минуя камбуз и служебные каюты прямиком на главную палубу теплохода, где, по заверению Осетра, будут разворачиваться основные события вечера.

Поднявшись на верхнюю палубу, конвоир оказался в просторном банкетном зале с живыми цветами и огромными столами с яствами на любой вкус, стеленными белоснежными скатертями. Напротив лакированной стены на возвышенности стоял отдельный праздничный стол таким образом, чтобы восседавший человек мог видеть всякого, кто находился в помещении. Многие из приглашённых уже заняли свои места, другие же ещё о чём-то переговаривались, прячась по углам, но появление Максима Жданова с коробкой наперевес вызвало неподдельный интерес. Отовсюду в странного парня устремились тяжёлые взгляды, да так, что молодой человек сильно занервничал, краснея лицом и спеша укрыться от пристального внимания. Как раз туда и просил доставить коробку Осётр – в отдельную комнатку меньших размеров, служившей переговорной для узкого круга лиц. Захлопнув за собой дверь, Максим хоть на мгновение почувствовал себя в безопасности, вытирая испарину со лба. Всё-таки конвоир испытывал страх, находясь среди уголовников и головорезов, хотя его профессиональные обязанности подразумевали тесное сотрудничество, но наблюдать за животными в клетках зоопарка и оказаться с волками лицом к лицу в тайге – весьма разные вещи. А как только конвоир столкнулся с преступниками вне бетонных стен колонии, на территории их господства, где не имел никакой власти, то ощутил их жуткий звериный голод.

Мысль, что вскоре конвоир будет свободен – безусловно, грела его сознание. Молодой человек огляделся по сторонам и, заприметив журнальный столик возле дутых рыжих диванов, выставил праздничную коробку на стеклянную поверхность. Миссия завершена, а обещание, данное авторитету, выполнено в точности. Теперь Максим мог спокойно сойти на берег и поехать обратно в зону, а может и дождаться Асатиани на парковке, пока грузин решит важные дела на теплоходе. Молодой человек так и не принял точного решения, как лучше поступить, когда уберётся с корабля подальше. Но дикое любопытство завладело им, не давая ступить и шагу, покуда не узнает, что же находится в коробке вместо праздничного торта. Поэтому молодой человек аккуратно поддел пальцами бант, ослабил атласную ленту и, сдвигая её вбок, избавился от заветной крышки.

Картонные створки раскрылись, падая на стеклянную поверхность, и молодой человек в ужасе отскочил от столика, падая на бежевый ковролин. Прижимаясь спиной к креслу, Максим тяжело задышал, пытаясь сбить нарастающую панику, пока пульс бешено шарашил по вискам. Перед глазами лежали два куска пластита, перевязанные между собой липкой серой лентой, а по бокам – пучки проводов, подключённых к кнопочному телефону. Мобильнику, принадлежавшему младшему сотруднику конвойной службы Максиму Жданову. Парень прикрыл рот кистью правой руки, чтобы не выблевать ужин, сопротивляясь нарастающим спазмам. В голове проявились очертания событий, когда Асатиани настаивал, чтобы молодой человек поел, заботясь о его самочувствии, как вкрадчиво, с добродушной улыбкой просил о выполнении пустякового дельца, обещая, что никаких проблем не выйдет, как казался праведным и весьма справедливым, произнося высокопарные речи. На деле – Осётр с самого начала выбрал Максима исключительно для того, чтобы мальчишка выполнил самую грязную работу. И выставить единственным виновным в подрыве авторитетов криминального мира, что по большому счёту, конец для привычной жизни Максима Жданова. Так что, превозмогая страх, младшему сотруднику конвойной службы следовало побыстрее покинуть теплоход, пока ещё жив. И свободен.

Заново пакуя опасную ношу в коробку, Максим ощутил, что лёгкие покачивания теплохода на воде, ныне приняли большую амплитуду. Выскочив из переговорной каюты, конвоир сквозь палубные иллюминаторы увидел, как яркие огни набережной двигались в обратном направлении, постепенно отдаляясь от теплохода. Конвоир устремился по лестнице вниз, сшибая на пути официантов с медными подносами, разносившими холодные закуски, и выбегая на нижнюю палубу, но было уже поздно – теплоход отошёл на приличное расстояние от пристани. И лишь прыжок в ледяную воду способен вернуть Максима Жданова на большую землю, чего, конечно, молодой человек делать не стал, разочарованно смотря вслед исчезающему во мраке городу.

- Ты кто такой, почём здесь ошиваешься?

Максим повернулся на зов, сталкиваясь лицом к лицу со старым армянином на полторы головы ниже, но вместе с тем имевшим грубый командный голос и, казалось, несгибаемый характер. Мужчина подозрительно свербел взглядом конвоира, кривя верхней губой и моргая больше положенного, как при нервном тике. Но всё равно вызывал весьма аргументированную опаску, ведь был Эриком Аджикой – суровым вором-рецидивистом, прославившимся в широких массах, когда вспорол животы нескольким врагам одним лишь винным штопором.

- Позволь, Эрик, не стоит вот так сразу напада́ть на человека. – знакомый голос ввёл конвоира в ступор, вызывая противоречивые эмоции. Сначала Максим обрадовался, что за него заступились, не позволяя Аджике докапываться до истинных причин появления молодого человека на теплоходе, но, когда осознал, кто стал его спасителем, то вмиг поменялся в лице. Как ни в чём не бывало напротив стоял Джавид Асатиани, смахивая капли дождя с густых бровей. Грузин довольно въедливо глядел на молодого человека, как бы прокусывая его настрой – сдаст или будет придерживаться обговорённой легенде, ещё не подозревая, что младший конвоир разузнал о своей истинной роли. А грузинский авторитет убедительно притворялся, что видит мальчишку впервые.

- Так вы соизволите ответить моему товарищу? – поинтересовался авторитет.

- Я из бригады Маги, привёз подарок и хотел покинуть теплоход, но не успел. – боязно ответил конвоир.

- А зовут то тебя как?

- Максим.

- Вот и славно, Максимка, хорошо, что остался, мы арестантскую братву уважаем. Возвращайся в банкетный зал, сейчас куда-нибудь тебя определим. Официант!

Асатиани подозвал девчушку, шепча ей на ухо, чтобы сбе́гала за списком гостей, и подмигнул конвоиру, чтобы тот не падал духом. Эрик Аджика уже не имел интереса к молодому человеку, эмоционально рассказывая Осетру старую армянскую легенду и уводя под руку в банкетный зал. Спустя полминуты младший сотрудник конвойной службы занял свободное место за общим столом, бок о бок со всем цветом криминального мира.

теплоход «Сибирь», банкетный зал, празднование юбилея Осетра.

Пили громко – ели чётко. Джавид Асатиани, как и положено юбиляру, занимал отдельный столик, наблюдая за происходящим гулянием с высоты своих лет. Всё-таки шестьдесят – юбилей крупный, быть может, и последний, нужно запомнить праздник во всей красе. Собралось около сорока «воров в законе» и их приближённых, плюс десяток обслуживающего персонала и членов экипажа, всего около двухсот человек. Авторитету несли подарки, жали руки и бесконечно желали здоровья, но Асатиани был равнодушен хвалебным словам и по́датям. Грузина заботила сегодняшняя сходка воров, где будут решаться насущные вопросы, в том числе и положение Осетра в криминальном обществе.

Главным оппонентом грузина был Ку́нас Цу́ца по кличке Эстонец, как и Джавид, являлся одним из последних выходцев советского союза, кто оставался в криминальном промысле, занимая крайне радикальную позицию насчёт прежних воровских устоев. Эстонец открыто выступал за оборот наркотиков, вымогательство и шантаж на территориях колоний, игорный бизнес, проституцию, махинации с вкладами и финансовыми пирамидами, выкачивая из населения тонны денежных средств. И вёл себя, как настоящий сицилийский дон, окружая свою жизнь непомерной роскошью. В отличие от Осетра, у которого из имущества лишь казённая шконка да прохудившийся матрас. Ни жены, ни детей, ни квартиры. Асатиани считал всех, кто причастен к криминальному миру – по призванию или глупому случаю, своей семьёй, выказывая яростную поддержку арестантам в зонах и призывая всех остальных жить в скромности во благо общего дела. А Эстонца упрекал больше всякого на протяжении стольких лет, не скрывая ненависть к жадности оппонента. В ответ Цуца презирал грузина за устаревшие убеждения и чуждые моральные принципы, что мешали попросту зарабатывать деньги, при любом случае обвиняя Осетра в недальновидности и мягкотелости. Сегодняшний разговор мог пошатнуть чашу весов в пользу Эстонца, ведь численный перевес голосов в пользу главного врага – весомый аргумент, чтобы расстаться с титулом вора и высоким положением в криминальном обществе. А для такого человека, как Джавид Асатиани – это сродни смерти.

- Понимаешь, Джавид, ты мой добрый друг и тебя уважаю больше остальных, но твоё время прошло, к сожалению. Теперь деньги зарабатывают по-другому и спорить тут бессмысленно. Вот тебе мой совет – прими будущее решение достойно, досиди срок и уходи на покой с почестями. Ну а мы не бросим в старости, я тебе конкретно обещаю.

Первым отказался от Осетра его давний товарищ Алёша Ровесник, впрочем, сделал это весьма деликатно и в частной беседе. Хотя воры осуждают сплетни и домыслы, всё же бывший друг намекнул грузину, что сегодня будет принудительная «раскороновка», если Джавид не сложит с себя полномочия «смотрящего» за колонией. То есть полная и безоговорочная капитуляция. Полковник Дымов исправно жаловался вышестоящим ворам на порядки Асатиани, желая заменить его на более сговорчивого Магу Сухумского, чтобы наркотический трафик возобновился, а Эстонец выступит гарантом, что Мага вдоволь наполнит воровской общак. Если всё выйдет должным образом, то точки сбыта заработают в других колониях и тюрьмах на всей территории страны. И многих будущее предложение устраивало, кроме старого упёртого грузина.

- У тебя сын умер от передоза, как ты можешь поддерживать это?

- Джавид, не гневи судьбу, я не хочу видеть, как ты упадёшь. Тридцать три вора дали добро, что ты можешь сделать против нашего общего слова? Ещё раз с праздником и береги себя.

Асатиани разглядывал лживые лица коллег по криминальному бизнесу – улыбающиеся, будто самые преданные друзья, и мысленно перебирал имена, кто точно выступит против. Эстонец, Миша Кости, Лось, Воробей, Сирота, Лёня Фартовый, Тайга, Пико́вый, ставленники Маги – Арсен Бакинский и Нурик Тбилисский, а также братья Полуяновы и Луна. Теперь к врагам примкнул Ровесник, теневой партнёр Эстонца и совладелец сочинского казино, а также сети подпольных игровых залов в Москве, Казани и Питере. Стало быть, за грузином пойдут лишь Аджика, Икона и Арест, выступавшие ярыми противниками оборота наркотиков и Эстонца лично, остальные воры будут принимать решение по ходу встречи. Маловато, чтобы суметь дать весомый отпор. Но потому Осётр и дожил до седых висков, что умел предугадывать разного рода превратности судьбы, основательно к ним готовясь.

Если есть хоть малейший шанс спасти своё имя, то им в полной мере нужно пользоваться, поступаясь некоторыми жизненными принципами. И взрывное устройство в переговорной каюте – точное подтверждение мыслей Осетра, готового пойти на всё, чтобы стереть в кровавую пыль заклятого врага. Асатиани хорошо всё продумал и умело отвёл всякие будущие подозрения от своего имени, хотя, безусловно, будет выглядеть заинтересованным лицом. В любом случае именно мальчишка с подбитым глазом из бригады Маги Сухумского, которого никто не знал, но видел абсолютно каждый, пронёс бомбу на теплоход, а будущий теракт грузин преподнесёт, как прямое покушение на собственную жизнь. А то, что взрыв заберёт жизни верхушки оппозиции – исключительная случайность, так иногда происходит, ничего не поделаешь. Пока начнутся разбирательства инцидента, Асатиани выиграет время, чтобы сплотить вокруг себя выживших воров, указывая на бесчеловечные методы борьбы Эстонца и Маги за лидирующие позиции. Джавид Асатиани наполнил бокал красным вином и, отыскав среди гостей испуганного юношу в кепке «юфс», сидевшего за столом Эстонца, выпил залпом. Осталось дождаться, покуда Цуца возьмётся поздравлять дорогого юбиляра, и дело будет сделано.

Официальная часть вечера близилась к логичному закату, но, прежде чем воры соберутся в переговорной, с хвалебной речью следовало выступить Эстонцу, чего авторитет откладывал до самого последнего момента. Признаться, Цуца толком и не готовился, не совсем ожидая увидеть Осетра в добром здравии на теплоходе, но соблюсти паритет и уважительный тон требовали старые порядки. Цуца постучал вилкой по хрустальному бокалу, призывая братву к вниманию, и, не скрывая равнодушия, взял долгое приветственное слово.

- Братья, мы все едины в порыве совершить невозможное, дабы процветало наше общее дело. И так было сотни лет до нас и будет бесконечно столько же после, пока душа последнего честного вора не покинет бренный мир. Порой мы совершаем ошибки – малые и большие, имеем разные мнения или действуем в угоду личным принципам, но всегда находим компромиссы. Чтобы в нашем общем доме никогда не было вражды, и я считаю то нашей великой заслугой.

Джавид Асатиани радовался высокопарным словам заклятого врага, не имеющим в себе и толики правды. Всякому присутствующему в зале становилось понятным, что весь произнесённый Эстонцем бред сводился к тому, чтобы выказать радушие, согласно неписаному кодексу авторитетной чести. Будь его воля, Осётр давно лежал бы на дне глубоководной реки или озера, подтверждая свою кличку и не мозоля глаза. Посему хоть и в свой личный праздник, но приготовить ответный подарок для дорогого гостя Асатиани сподобился, как самый вежливый юбиляр.

- Сегодня в честь Осетра говорили многое, и всякий хотел превзойти прошлого оратора да выказать большего почтения. Я подписываюсь под каждым добрым словом, но вместе с тем, напомню, что все мы ходим по одной тропиночке и не всегда получается, что самое дорогое, что есть у человека – свобода, имеем в полном объёме... Многие наши братья сейчас за решёткой, им весьма несладко, и даже наш юбиляр в столь знаменательный день должен находиться в казённом доме. Но мы не могли так поступить с другом, отказывая себе в удовольствии лицезреть его собственными глазами, потому твой кратковременный отпуск, Осётр, – наш общий тебе подарок.

- Спасибо всем, я искренне благодарен. – съязвил грузин, накалывая на вилку виноградный лист долмы c мясным фаршем. Джавид читал междустрочие, понимая, что слова о причастности Эстонца к его выезду из колонии, не что иное, как прямой указ на тесные договорённости с полковником Дымовым. И что именно Цуца теперь решает судьбу грузина, но, по всей видимости, не до конца осознавая, к чему приведёт данная затея. Так что Асатиани проглотил наглую ложь, довольствуясь коварством своего плана и скорому отмщению.

- Наш общий друг – Мага Сухумский, не смог принять участия в сегодняшнем вечере, ведь пропажа двух авторитетов после утренней поверки – уже целый спланированный побег. – братва одобрительно засмеялась, поддерживая шутку. Эстонец неспроста заявил о Маге во всеуслышание, чтобы позже выдвинуть его кандидатуру на роль смотрящего за колонией и объяснить ворам все доступные блага, что хлынут вместе с наркотическим трафиком. Тем самым клюнув на наживку Осетра, словно безмозглая рыбёшка.

- Даже я об этом не знал – спасибо нашей молодёжи, что подсказали и в будущем обязательно займут наши места. Хоть Мага сейчас и находится в колонии, всё же сумел отправить подарок для нашего юбиляра. Официант, внесите.

Всё складывалось донельзя хорошо, прям замечательно. Официант вынес из переговорной каюты большущую картонную коробку, перевязанную красным бантом, ставя подарок на стол возле Эстонца. Цуца горделиво поднял бокал вверх, вопрошая следовать примеру, и пока гости разливали водку да коньяки, Осётр зажал кнопку одноразового мобильника, включая устройство. Спустя минуту гаджет подключился к сети, но удалось поймать всего половину деления, так как теплоход отплыл на приличное расстояние от города. Грузин нажал кнопку вызова, но связи было недостаточно, чтобы совершить звонок. Авторитет попытался вновь, то тщетно, вместо соединения с абонентом телефон принялся бренчать от уведомлений о пропущенных звонках. Их было настолько много, что, казалось, произошло нечто неординарное, о чём непременно должен узнать грузинский авторитет, но у Асатиани оставалось незаконченное дело, не требующее отлагательств.

- Так выпьем же за Осетра, пусть жить будет в… – Эстонец на мгновение замолчал, отвлекаясь на зазвонивший некстати мобильник. Авторитет сбросил вызов, пытаясь закончить тост на мажорной ноте, но его вновь перебила телефонная мелодия уже из другого конца зала. Постепенно у каждого присутствующего трезвонил телефон, разрывая тонкие динамики. И среди смешанного гула полифонии довольно отчётливо зазвучали крики:

- Всем лечь на пол, работает СОБР.

- Прилипли мордами к паркету.

- Всех «заземлим», урки.

С параллельных сторон в зал ворвались бойцы в полном камуфляжном обмундировании, выламывая двери и разбивая стёкла в больших иллюминаторах. Направляя автоматные стволы в лица, они угрожали расправой всякому, кто только двинется без их ведома. Настоящая паника овладела гостями банкетного зала, но лишь один человек был максимально сконцентрирован, невзирая на обстоятельства.

- Отойдите от коробки, внутри бомба, немедленно отойдите от коробки.

Младший сотрудник конвойной службы Максим Жданов, лёжа на полу с заведёнными руками на макушке, истошно орал, срывая голос и предупреждая окружающих о смертельной опасности, что поджидает на самом видном месте.

теплоход «Сибирь», банкетный зал, за час до описываемых событий.

На удивление, странного мальчишку с фингалом под глазом встретили совершенно радушно, будто родного, всячески беспокоясь о его благополучии. Легенда о причастности к бригаде Маги Сухумского не требовала подтверждений или даже каких-либо весомых дополнений, потому воспринималась окружающими взаправду. Максима Жданова посадили за общим столом по левому краю между Толяно́м и Коляно́м, весьма колоритными бритоголовыми персонажами. У парней имелась общая и весьма редкая кличка Кот, оба непомерно пили водочку, как в последний раз, постоянно подливая конвоиру до самых краёв. Молодому человеку приходилось несколько раз сливать полные рюмки под стол, чтобы не «улететь» раньше времени из-за стремительного алкогольного марафона. Возглавлял левый фланг стола Эстонец – второй по значимости авторитет после Асатиани.

Максим с изумлением глядел на грузина, цинично восседавшего на праздничном троне, и не понимал, каким образом Джавид смог так лихо обвести его вокруг пальца. Конвоир был настолько увлечён собственными мыслями о нарушенных правилах, ответственности и обиде, одолевшей молодого человека после удара в лицо, что вовсе проглядел, пожалуй, самую большую угрозу – младший сотрудник конвойной службы понял, наконец, с кем имел дело. Джавид «Осётр» Асатиани настоящий преступник, готовый пойти на всё, даже взорвать целый корабль, полный людьми, ради реализации личных амбиций. И непоправимое могло произойти в любой момент, потому Максим хоть и внешне выглядел весьма сдержанно, то внутри бушевал нескончаемый приступ тревожной паники. Конвоир, конечно, мог предупредить о готовящейся расправе, но прекрасно осознавал, что живым точно не сойдёт с теплохода, ведь собственноручно принёс опасный груз, и вряд ли головорезы поверят в его байки о невиновности, когда узна́ют, кто в действительности сидит за их общим столом. Так что между страхом за свою жизнь и личной совестью, молящей о признании, конвоир выбрал молчаливое смирение.

Между тем криминальные соседи принялись изрядно пьянеть, заводя душевные разговоры и вспоминая былые подвиги. Будь Максим следователем да с диктофоном за поясом, мог бы раскрыть парочку «висяков», прикопанных мёрзлой сибирской землёй в еловых рощах. А так – слушал откровения с замиранием сердца и бесконечно проклинал себя, что не выбрал любую другую профессию. Мог же в кулинарный техникум пойти, как советовала мама, сейчас бы пироги доставал из печи, смахивая испарину со лба, а не вздрагивать от всякого слова.

- Ну как там Маге сидится, администрация лютует? – поинтересовался Толян, наполняя очередную стопку горячительной.

- Вроде всё спокойно. – ответил Максим.

- Будь моя воля, всех ментов на пику посадил. Нутром чую их наглые лживые рожи. – вторил другу Колян, заполняя непомерное ротовое отверстие порцией селёдки под шубой.

- А с глазом что?

Максим замешкался, но спустя выпитую рюмку выдал, по сути, правдивую историю, лишь с небольшими отклонениями от истины:

- Да повздорил с конвоиром – больно правильный и несговорчивый вышел. Кольца на запястьях желал захлопнуть, ну я ему и дал кулаком наотмашь. Потому менты чуть помяли бока дубинкой, ну и свет зажгли под глазом, мелочи.

- Вот нелюди, ну ты молодец, Максим, что не прогнулся, так держать.

Толян и Колян вмиг зауважали молодого человека, проникаясь к собеседнику особой симпатией, а Максим незаметно выдохнул, выплёвывая страх в бумажную салфетку. Бросив макулатуру в пустую пепельницу, конвоир поведал другую весьма трагичную историю, в которой доблестно тащил торт на теплоход, но оступился на мостике, случайно роняя мобильник в ледяную воду. Потому молодому человеку в срочном порядке следует позвонить Маге в зону, дабы арестанты были спокойными, что ценный груз доставлен вовремя и по назначению. Могучие бычки даже слегка повздорили, выясняя, кому из них откликнуться на просьбу, и выиграл Колян, категорически настаивая на стареньком «андройднике». Поблагодарив за понимание, конвоир вышел на палубу, жадно вдыхая леденящий вечерний воздух.

Постукивая по клавиатуре знакомые цифры, Максим Жданов волнительно вслушивался в гудки, пока сквозь бездушную пелену не прорвался до боли любимый голосок.

- Алло? – голос звучал слегка неуверенно и с нарастающей ноткой волнения.

- Привет, мой ландыш.

- Максим?

- Глупая, ну конечно, будто кто-то ещё тебя называется так же.

- Где ты, родной? Мама весь день телефон обрывала в поисках тебя, волнуется. Ну и я тоже. Как твой первый рабочий день?

- Долгая история, ландыш, расскажу, как приплыву обратно.

- Приплывёшь? Ты меня пугаешь.

- Не волнуйся – так нужно по работе. Прокачусь на теплоходе по Енисею и обратно. Кстати, здесь так красиво, ты должна это увидеть. Обещаю, что летом прокатимся вместе, а тёплый ветер будет развивать твои роскошные волосы.

- Что? Я не поняла, повтори, где ты находишься? Мама, подойди.

Мама Максима выхватила трубку у невестки, зовя единственного сына по имени, но мобильная связь истошно гудела, отдавая эхом и помехами, пока вовсе не растворилась в непроглядной темноте. Телефонный звонок на полуслове оборвался, и конвоир в расстроенных чувствах стоял на палубе по меньшей мере минут тридцать, а когда совершенно продрог, поплёлся обратно в банкетный зал, обречённый невыносимой тоской по близким людям.

На пороге в «банкетку» молодой человек увидал, как Эстонец, прежде переговариваясь с Коляном и Толяном, приподнялся с места, призывая окружающих к тишине. Встретившись взглядом с Максимом, мужчина слегка прищурил глаза, одобрительно приветствуя, и не начал говорить, покуда конвоир не оказался за столом. У молодого человека волнительно забилось сердце, будто должно произойти нечто такое, что непременно добьёт и без того паршивый денёк, крайне плохое предчувствие. Максим ненароком посмотрел на грузина, замечая во взгляде авторитета еле уловимое напряжение.

- Братья, я рад приветствовать вас. – начал долгое повествование Эстонец, взывая к истории возникновения прочных воровских уз и той доблести, с которой уголовники сражались за свои права с представителями закона. Братва одобрительно улюлюкала, а молодой человек вжимался в спинку стула, желая раствориться среди ауры абсурда и театральной чепухи, наделявшей криминальных авторитетов правами властителей судеб. И выставляя их весьма совестными людьми, будто на теплоходе собрался исключительный цвет нации, а не шайка преступников, играющих роли благородных сицилийских мафиози из книжных повестей. К тому же Максим Жданов никак не мог вразумить – для чего Осётр задумал притащить на теплоход взрывное устройство, будучи в непосредственной близости от опасной ноши, ведь в случае взрыва тоже может пострадать. Неужели грузин настолько обезумел и как спасти людей, не выдав себя? – вот те вопросы, что раз за разом тревожили голову конвоира.

- Внесите подарок. – торжествовал Эстонец, пока официант спешно убежал в каюту, чтобы принести коробку с перевязанным бантом. И конвоира буквально затрясло от ужаса, видя, как взрывное устройство триумфально перемещается по залу, приковывая восторженные взгляды, пока не оказалось на столе в считаных метрах от его носа. Максим нервно теребил ворот вязанного худи, задыхаясь в непреодолимом страхе, покуда Эстонец продолжал балладу о величии и нескончаемых подвигах юбиляра, осыпая грузина ворохом комплиментов. Впрочем, не особо стараясь, чтобы хоть кто-то ему поверил.

На противоположной стороне банкетного зала Осётр стал вести себя странно – грузин осунулся, прижимаясь телом к столу, и пряча что-то в руке. Молодой человек не сумел разглядеть, что конкретно скрывал авторитет, но тревожные ощущения только усиливались. Потому Максим бегло озирался по сторонам в поисках идей или хотя бы знаков, способных подтолкнуть к верному решению. А когда глянул в окно иллюминатора, то заметил еле уловимый световой блик, будто кто-то случайно провёл по стеклянной поверхности включённым фонариком или прошёл мимо с корабельной лампой в руках. Никто больше не обратил внимания на чу́дное свечение, потому конвоир предположил, что ему привиделось. Но когда из разных концов зала зазвучали трели мобильников, предупреждавшие абонентов о скорой опасности, а битое стекло шумно посыпалось на пол, стало ясно, что таинственная вспышка света предзнаменовала штурм теплохода бойцами СОБРа. Благодаря случайной помощи младшего сотрудника конвойной службы. Сам того не ожидая, Максим Жданов выдал местоположение сходки криминальных авторитетов, общаясь с родственниками по телефону, слушаемому в тот момент спецслужбами. Помощь подоспела как раз вовремя.

Молодой человек одним из первых повалился на пол, сжимая ручки на макушке, пока бойцы автоматными прикладами били авторитетные лица, бережно укладывая криминальные элементы ровными штабелями на залитый паркет. Особо радеющим за свой внешний вид сотрудники поправляли элегантные костюмы, смахивая пыль с боков носками тяжёлых берцев. Вопли, отборный мат и страх окутали пространство, а от прошлых пафосных настроений не осталось и намёка. Лёжа на паркете, конвоир бросил взгляд в сторону Осетра – грузин опрокинул праздничный стол, прячась за ним, как за шитом. И подозрительно затих, пока бойцы «вязали» остальных гостей. Вмиг Максим Жданов осознал, что медлить больше нельзя, вопя о помощи:

- В коробке бомба, всем отойти от стола.

В то же мгновение прогремел мощный хлопо́к, отбрасывая взрывной волной людишек от эпицентра взрыва и накрывая банкетный зал едкой чёрной смолью, будто театральным занавесом, опустившимся с небес, завершая весьма нелепую пьесу.

Следующие несколько секунд не происходило ровным счётом ничего – абсолютный вакуум, сожравший все посторонние звуки. Максим и вовсе подумал, что уже умер, отправляясь по обшарпанному коридору в сторону тусклого света, но вдруг ощутил, как нечто слегка ударило по макушке, затем ещё раз, оставляя липкий след до самого затылка. Проведя ладонью по коже, парень не нащупал ран или порезов, а кончики пальцев окрасились в яркий красный цвет. Опрокинутая бутылка сухого «инкерманского» вылилась на скатерть, пачкая голову конвоира крупными каплями. Сквозь дымовую завесу тут и там прорывались отчаянные стоны, а по носу ударил запах палёной крови. Максим приподнялся на локти и замотал головой, стараясь унять противный звон в ушах. Повернувшись, он разглядел безжизненное тело Лёни Фартового, лежавшего в нескольких сантиметрах. Лицо уголовника разорвало пополам, а густая коричневая масса вытекала на пол, словно фруктовое повидло. Обезумев от страха, младший конвоир закричал и резкими рывками пополз по паркету к стене, сбивая с ног снующих бандитов, желавших вырваться наружу. Бойцы СОБРа тоже оказались напуганными, прежде их координированные действия теперь походили на крысиные бега, где каждый норовил спасти свою «душо́нку». И даже подотчётное оружие незамедлительно бросалось, ежели мешало покинуть задымлённый банкетный зал.

Максим отдышался, оценивая обстановку. В главный вход стекались бурные человеческие потоки, давя друг дружку и блокируя путь на палубу, потому оставался единственный вариант – лезть через битые окна на противоположной стороне. Несколько бандитов уже выполняли акробатические этюды, неумело корячась и разрезая бёдра осколками, значительно быстрее покидая банкетку. Среди них конвоир увидал и Осетра, расталкивающего особо нерасторопных, и в тот же миг бросился за ним, не желая упустить авторитета. Даже находясь в состоянии лёгкой контузии, молодой человек не смел вот так просто позволить сбежать особо опасному преступнику, учинившему вопиющий террористический акт. И из последних сил бросился в окно вслед за Асатиани.

теплоход «Сибирь», верхняя палуба, первые минуты после взрыва.

Осётр вырвался из западни банкетного зала, объятого пламенем огня. Оказавшись на морозной палубе, мужчина стремительно побежал в сторону кормы, стараясь не привлекать внимания ни испуганных бойцов в камуфляже, ни соратников по криминальной империи. Джавид Асатиани желал скрытно завершить свой план мести, так и не реализованный в полной мере. В свете полной луны, хозяйничавшей на небосводе, грузин увидал тёмный силуэт, расположившийся к авторитету спиной на деревянном настиле корабельной палубы. Скрюченный вдвое, мужчина держался за оградительные поручни, громко откашливая гарь, скопившуюся в лёгких. Это был Эстонец. Осётр подкрался ближе – в руке блеснула холодная сталь столового ножа для сливочного масла.

- Увидимся в аду, дружище.

Ударом наотмашь грузин вонзил нож в шею врага, протыкая человеческую плоть. Затем последовало несколько коротких, но довольно быстрых тычков в то же место, дабы рана стала больше, а столовый нож мог войти как можно глубже – на корабельную палубу хлынули брызги пульсирующей крови. Эстонец захрипел, зажимая дырку ладонью, и завалился на пол, но Осётр обхватил мужчину со спины, чтобы не уполз, раз за разом нанося колющие удары в область шеи и лица, пока, наконец, не произвёл по меньшей мере пятьдесят точных попаданий. Обезображенное лицо врага замерло, таращась на Асатиани презренным холодным взглядом. Грузинский авторитет выпустил нож из руки, вытер рукавом чужую кровь со лба и оттолкнул тело, выдыхая пар в ночную черноту. Он совершил то, о чём грезил последние годы, и теперь всё будет по-другому, как-то иначе.

Поднявшись, грузин ненароком вновь бросил взгляд на Эстонца – враг, залитый кровью, не двигался, на что, как ни странно, Осётр не испытал особо ярких эмоций, пожалуй, кроме странного сожаления. Расправа произошла уж слишком быстро и тот, кто годами досаждал, не намучался вдоволь, как того заслуживал. И при прочих обстоятельствах должен был в полной мере вкусить весь спектр боли и агонии. Но сейчас Асатиани следовало потревожиться о собственной судьбе и скрытно покинуть захваченный корабль, словно бравому пиратскому капитану.

Авторитет перемахнул через ограждения и свесился, болтая ногами, пока не нащупал металлический выступ корабельного двигателя, запечатанного в большущем контейнере. Спрыгнув, Осётр неудачно приземлился, подвернув лодыжку, и, перекатившись, рухнул на нижнюю палубу – острая боль прошила левую ногу. Сильно хромая, Джавид всё же дотянул до края кормы и, оказавшись лицом к лицу с леденящим паром стылой реки, перелез через последнее ограждение. Перед его взором простирался необъятный, слегка пугающий своей неизвестностью, но всё же единственный путь к свободе, оставалось лишь нырнуть в пучину. И собрав всю волю в могучий кулак, мужчина сделал шаг в непроглядную тьму.

- Остановись, я не позволю.

Джавид Асатиани замер над речным потоком, удерживаемый неведомой силой, схватившей мужчину за воротник пальто. Грузина резко потянуло назад и, перевалившись через ограждения, авторитет вновь оказался на палубе, падая лицом вниз. Затем его перевернули и, взгромоздившись сверху, принялись утюжить кулаками. Несколько секунд Осётр вообще не понимал, что происходит, принимая россыпь ощутимых ударов по морде, но всё же не столь сокрушительных, чтобы вырубить, пока правым боковым не сшиб надоедливое нечто, словно писклявого комара. Смахнув струйку крови, выступившую возле края разбитой губы, Джавид выругался:

- А, конвоир, всё никак не оставишь меня в покое.

Максим Жданов тяжело дышал и, опираясь спиной на железные прутья ограждений, казалось, выглядел потрясённым от мощного хука. Речь парня звучала слегка заторможенно.

- Я не дам тебе уйти.

- Это не твоя война, мальчишка, а, стало быть, и биться насмерть тебе совершенно глупо.

- Сдавайся, Джавид, всё кончено.

- Пока есть шанс, Максимка, пока он есть...

Осётр вновь перелез через прутья, готовый, наконец, покинуть теплоход, но свет включённого прожектора, направленного на мужчину, заставил повременить с побегом. С верхней палубы теплохода несколько бойцов привели автоматы в боевую готовность, целясь прямо в спину. А самый борзый, что руководил захватом криминальной сходки, скомандовал, не скрывая особого удовольствия.

- Оставайтесь на местах. Медленно поднимите руки, чтобы я их видел. И без резких движений, животные.

Максим вытянул ладошки вперёд, опасаясь за свою жизнь и медленно повернул голову в сторону авторитета, застывшего на краю теплоходной кормы. Ветер трепал борта его пальто, а он сам, будучи в раздумьях, не спешил подчиниться приказу – всё-таки почтенный статус одного из самых влиятельных криминальных фигур требовал ежедневной проверки на соответствие. И не с руки матёрому уголовнику лебезить перед представителями закона по первому зову. Только в случае исключительного блага для себя можно пойти на уступки, чего в данных обстоятельствах не предвиделось.

- Ты, что за ограждением – живо назад, иначе заземлю. – бойцы заметно нервничали, потирая автоматные приклады.

- Да ладно тебе, начальник, не истери, а то молока не будет. Лезу уже. – спокойно произнёс грузин, вдыхая морозный воздух полной грудью. В следующую секунду Джавид Асатиани бесстрашно прыгнул во тьму ледяной реки.

- Нет, убьёшься. – младший сотрудник конвойной службы Максим Жданов не придумал ничего умнее, как инстинктивно броситься вслед за Асатиани, преисполненный чувством долга. Автоматные очереди разорвали ночную тишину, стрекоча в направлении двух беглецов, но также стремительно сникли, растворяясь во мраке.

- Прекратить огонь, всё равно в воде долго не протянут. – произнёс майор, закатывая камуфляжную балаклаву до бровей и недовольно поёживаясь от холода. Идеальная операция по аресту всей верхушки криминальной империи живыми – провалилась.

берег реки, утро следующего дня.

Спустя около шести часов на рассвете одно из тел течением прибило к берегу где-то на окраине города. Одежда промокла насквозь и слегка покрылась инеем, а с прядей волос и ушей свисали тонкие прозрачные сосульки. На спине через шерстяное сукно пальто выступали едва заметные окровавленные дырки от двух пулевых выстрелов, догнавших беглеца прежде, чем он сумел покинуть теплоход. Оказавшись в ледяной реке, счастливчик ухватился за выступ здоровенной льдины, и так и балансировал на поверхности последующие часы в кромешной темноте, пока совершенно не выбился из сил. Несмотря на серьёзные ранения, он всё ещё жив, но смертельно желал выспаться, погружаясь в бредовую дрёму. Ему чудилось, будто бежит по цветочному лугу, широко расставляя руки, чтобы коснуться каждого стебля, а цветастые яркие бутоны благородно кивали в ответ, расступаясь на его пути. Стадо овец безмятежно паслось рядом, пожёвывая молодые сочные травинки, а пастуший пёс, заприметив чужака, радостно мчится навстречу, чтобы вылизать руки. Влажный шершавый язычок не пропускал и миллиметра человеческой кожи, чтобы войти в доверие и поделиться нескончаемой лаской, всё же, иногда острые собачьи клыки оставляли красные отметины. Борозды становились всё глубже, и приятное умиление сменяется надоедливой болью с тыльной стороны ладони, пока и вовсе не становится невозможной. Из мира грёз путник стремительно попадал в неприглядную реальность – младший конвоир Максим Жданов лежал по пояс в холодной воде вблизи берега, а бродячая голодная псина с аппетитом поедала его обмёрзшую руку.

- Отстань. А-а-а, прочь. – корчась в муках, Максим криками прогонял собаку, ползая по обледеневшему песку, но всякий раз, когда трусливая шавка на мгновение отступала, животный голод заставлял её вернуться, дабы содрать с кости ломоть человеческой плоти. Конвоир был слишком слаб, потому не мог вот так запросто совладать с животным, преодолевая воистину нечеловеческие страдания. Наконец, крича и извиваясь, свободной рукой молодой человек нащупал обломок деревянной доски, дрейфующей неподалёку, и махнул что есть силы в сторону собаки – торчавший гвоздь воткнулся прямиком в глазницу, высекая бледно-серую склеру. Издавая истеричные вопли, животное отступило, скрываясь в чаще хвойного леса. В третий раз за последние часы Максиму повезло остаться в живых – в ситуациях, казалось, близких к фатальным, будто сам боженька имел на него свои особые планы.

Максим замерзал – окоченевшие конечности совершенно не слушались, но мальчишка всё равно полз вдоль берега, надеясь отыскать пологий склон и выбраться. Стремление выжить любой ценой толкало на бесконечные попытки преодолеть мёрзлую песчаную высоту, всякий раз оказываясь неприступной. Потому привычно скатываясь вниз, конвоир, по сути, двигался на запад, отдаляясь от первоначальной точки. Спустя долгие часы неистовой борьбы ему, наконец, посчастливилось доползти до места, усыпанного буревалом, и, ухватившись за иссохшую корягу, Максим Жданов выбрался на пологий берег. Где-то совсем рядом звучал треск горящих поленьев, а запах дыма ударил по ноздрям, то ли от кострища, то ли от домовой печи, а быть может, и от прочего стихийного пламени. Но главным оставалось лишь одно – поблизости находились люди, которые могли помочь.

- Спасите. – тихо прошептал молодой человек, теряя сознание.

берег реки, окраина деревушки, несколькими часами ранее.

Довольно невероятно, чтобы человек, болтаясь на деревянной палете последние шесть часов да по пояс в ледяной воде, смог выжить. Вдвойне фантастично, что этим счастливчиком оказался закоренелый преступник, беглец и убийца, сбежавший с парохода под покровом ночи. В полной темноте, как только автоматные пули стихли, Джавид «Осётр» Асатиани вынырнул на поверхность реки, и, объятый бурлящим потоком, стремительно нёсся куда-то вперёд. Погружаясь под воду и захлёбываясь, он раз за разом всплывал, болтаясь между жизнью и смертью, пока не ухватился за здоровенный строительный поддон, оплывший от берега. Следующие часы грузин цепко держался за грубые края спасительного плота, дрейфуя между обломками льда и коряг, пока течение могучей реки постепенно не ослабло. На рассвете, оказавшись в затоне, Асатиани разжал пальцы, и, выполнив десяток гребков, выплыл к берегу, сплошь покрытому поваленными стволами деревьев.

Если не брать в расчёт изрезанные руки, авторитет чудом не получил увечий, даже выстрелы не настигли его, лишь общее обморожение тела серьёзно заботило уставшее сознание. Ни спичек, ни другого огнива в карманах не было, да и вряд ли что-то могло уцелеть в ледяной воде, потому, слегка пошатываясь, Джавид отправился на поиски тёплого пристанища. Пройдя метров пятьсот через бурелом, раскиданный по округе шквалистым ветром, авторитет сначала даже не поверил собственным глазам, но приглядевшись, совершенно точно рассмотрел объект своего вожделения – лесную охотничью сторожку. Она казалась брошенной и весьма потрёпанной временем, а из щелей деревянной обшивки проросли стебли желтовато-зелёного мха, но внутри, по крайней мере, возможно скрыться от ветра, что уже считалось номером пятизвёздочного люкса. Притаившись за небольшим буераком, грузин наблюдал за лесной избушкой, предугадывая появление хозяина жилища, но доверившись интуиции, осторожно двинулся к дому. Минуя прохудившиеся ступеньки, авторитет отворил незапертую дверь и вошёл внутрь, опираясь о шершавую стенку.

Внутри сторожка выглядела довольно аскетично – старый письменный столик напротив единственного заплесневевшего окна с мутным стеклом, стул на трёх ножках, бельевой комод, тумба, железная кровать со скрученным матрасом и маленький отдельный закуток с кухонными принадлежностями и рукомойником. Помимо тусклого естественного света, в доме имелась керосиновая лампа, стоявшая на полу, к слову, давно не пользованная. В противоположной стороне имелась дверь в ещё одну комнату, оказавшейся баней с небольшой парной и запасом дров для растопки. Чиркнув спичкой по ребру коробка, Асатиани разжёг печь и, скинув с себя мокрую одежду, залез на банную полку. Спустя минут сорок мелкая колющая дрожь сменилась благостным теплом, расползавшимся по измученному телу, отчего авторитет погрузился в приятную ласковую дрёму.

- Эй, ты чьих будешь, голожопец? – требовательный бас заставил Осетра очнуться и непроизвольно вскочить, но, упёршись лбом в стальное дуло ружья, авторитет осторожно опустился на полку. Перед ним стоял огромный, метра в два детина с длинной чёрной бородой с проседью, касавшейся широкой груди. Одет незнакомец в тёмную рясу священнослужителя, а голову прикрывал монашеский клобу́к с длинным шлейфом, разделённым натрое. Уродливый шрам на правой щеке придавал особую фактурность, намекая о непростых вехах в биографии, посему Джавид поспешил снизить градус агрессии от незапланированной встречи.

- Не гневись, батюшка, путник я. Заплутал в лесах и промок до нитки, а тут как нельзя кстати сторожка лесная, вот и зашёл обогреться. Ты не подумай, я не «крадун», вещи обсохнут и сразу уйду.

Авторитет указал на одежду, сушившуюся возле печки, и батюшка, будучи довольно настороженным, обшарил карманы в поисках оружия. Не найдя ничего, что могло причинить вред, священник спросил:

- Один здесь?

- Конечно, как ветер в поле.

- По тюремному как кличут? Беглый?

- А с чего подумали… – грузин хотел было возразить столь неприятному ярлыку со стороны незнакомого человека, но батюшка взвёл оружейный курок, отбивая всякое желание говорить неправду. Да и синие воровские звёзды на плечах, колотые жжёной резиной из каблука зимнего ботинка, многое говорили об их владельце. Тем не менее Осётр не спешил раскрывать карты полностью, слегка утаивая свою личность.

- Асса. Так меня называют друзья.

- И что, много их в вашем мире?

- До поры – достаточно. Позволь мне одеться. – сухо ответил авторитет.

Казалось, батюшка крепко призадумался, как же поступить с незваным гостем. Вряд ли служивший Господу, был готов отнять жизнь прямо здесь и сейчас лишь потому, что грузин посмел зайти в чужую сторожку. Но мужчина в церковной рясе не выглядел уж таким благостным простачком, готовым прийти на помощь по первому зову, что-то в нём совершенно точно отталкивало. И Асатиани это сразу учуял. Натягивая высохшую одежду, авторитет внимательно разглядывал оппонента, не отводя взгляда, на что священник потирал ружейное цевьё, разминая затёкшие пальцы. Не выдержав нависшей нервной тишины, бородач произнёс, покидая парилку.

- Как будешь готов – выходи, и без глупостей.

Накидывая на плечи драное пальто, Осётр вышел из лесной сторожки наружу. Священник стоял подле ступенек, всё так же держа авторитета на мушке и тыча дулом в сторону, чтобы грузин спустился. Джавид Асатиани нехотя подчинился.

- Руки на затылок и вперёд к реке.

- Послушайте, батюшка, не нужно этого делать. – запротестовал грузин, чувствуя надвигающуюся опасность.

- Заткнись и шевели ногами. Живо. – беспристрастно ответил священник, угрожая взведённым ружьём. У Асатиани не оставалось других вариантов, как мрачно побрести туда, откуда пришёл и, возможно, более никогда не возвратится. Хотя в заводи реки почти не было течения, всё же место выглядело идеальным, чтобы без свидетелей избавиться от неугодного человека. За пару часов мёртвое тело унесёт далеко отсюда и смоет любые значимые улики, а тот, кто спустил курок, выйдет из воды сухим. По крайней мере, с точки зрения закона, который, к слову, за долгую криминальную карьеру Осётр нарушал исправно. Но как бы ни готовился к неизбежному, как бы ни ходил по лезвию, невозможно в полной мере принять свою гибель, тем более, когда спасение было так близко.

- Дай мне уйти, не бери грех на душу. Мне нужно вернуться в колонию как можно скорее, пока меня не нашли. Я не знаю кто ты и что движет тобой, но уж поверь, я вряд ли буду трепаться о нашей встрече. И будь уверен, в благодарности не поскуплюсь – исполню всё, что потребуется.

- Двигай вперёд. – промолвил священник.

- Я вор в законе, меня кличут Осетром. Назовёшь моё имя, и любой вопрос решится. Не стреляй, не надо.

- Да хоть воблой, закрой свой поганый рот.

Священник прикладом ударил авторитета в спину, на что Джавид согнулся пополам, падая на колени в земляную кашу. Боль пронзила позвоночник, да так сильно, что дыхание перехватило, а кисти рук защемило в запястьях, стягивая их к предплечьям. Никогда ранее Джавид «Осётр» Асатиани ещё не выглядел настолько жалким и беспомощным, жадно давясь слюнями. Отчаяние завладело сознанием грузинского рецидивиста, не давая сориентироваться и хоть что-то предпринять, дабы вырваться из рук жестокого священника. Но несмотря на внутренние терзания, Осётр и вида не подал, что сломлен, наоборот, стойко поднялся на ноги, продолжая двигаться к реке. Нет, криминальный авторитет не может так бесславно умереть, просто не имеет права, а если и суждено ему сгинуть где-то в глухой тайге, то непременно с честью, как того обязывает высокий статус. Когда путники дошли до места, где заканчивалась поваленная лесная чаща и начинался песчаный берег, Асатиани вдруг остановился, мрачно вглядываясь в линию горизонта.

- Пошёл. – скомандовал священник, тыча дулом в спину.

- Убьёшь вора – сам погибнешь. Братва начнёт искать, чтобы за меня отомстить. И не будет тебе спасения ни на земле, ни в небе, пока не ответишь за проступок свой. Вот тебе моё последнее слово.

- Мне твоя проповедь – без надобности, я и сам Божьим словом владею в совершенстве. Вот только скажи, ты отвечаешь за свои слова? Мне видится, что не очень. Да и вашего брата – ворюг и жуликов я вижу издалека и всей душой презираю, знаешь отчего? Ибо у вас нет ничего святого. Ни порядочности, ни достоинства, ни, как ты говоришь, слова честного... Обманул ты меня, что в лесу один шарахаешься, значит, и в остальном нет тебе веры. Потому и спрос с тебя, как с дрянного человека, соответствующий. Ступай уже.

Джавид шагнул с крутого склона на пологий берег, зарываясь во влажном песке, как тут же приметил неподвижное тело, лежавшее совсем рядом около иссохшей коряги. На спине в области правой лопатки и чуть ближе к крестцу сияли бурые кровяные подтёки. Не оставалось сомнений, что неизвестный в пальто являлся младшим сотрудником конвойной службы. И то обстоятельство, что Максиму Жданову всё же удалось добраться до берега, сильно поразило грузинского авторитета.

- Бери утопленника на руки и тащи в сторожку, да побыстрее, пока совсем не околел. – сварливо пробубнил священник, плюнул наземь и скрылся за песчаным склоном, оставляя Асатиани наедине с молоденьким парнишкой, что остановил телом пули, пущенные в спину грузина.

лесная сторожка, полдень.

Джавид Асатиани заволок коченевшего Максима в парилку, аккуратно размещая молодого человека на полке вблизи печки. На тот момент паленья уже давно прогорели, тлея несколькими мелкими головешками. Осмотрев пустующую дровницу, священник поморщился, потирая рукой длинную бороду.

- И дрова все пожёг. На вот поработай, да чтобы с охапкой.

Он небрежно протянул авторитету мелкий, но довольно острый топорик для колки дров, принимаясь за бездыханное тело конвоира – следовало быстрее избавиться от мокрой одежды. Джавид недоумённо спросил:

- Не боишься? А если зарублю?

- Значит, такова воля Божья. – безучастно ответил священник.

Грузинский авторитет вышел из дома, направляясь к здоровенному пню с тёмными уродливыми корнями, торчавшими из земли. Следующие минут пятнадцать Джавид Асатиани усердно колол дрова для растопки, и не остановился до тех пор, пока не сделал больше шести ходок в парилку с полной кипой поленьев в руках, закрывавших его усталый взор. Запыхавшись, мужчина сел отдохнуть на стол возле окна, грузно уперевшись локтями в колени, как заметил в углу возле двери в парилку – ружьё, позабытое бородатым детиной. Коварная мысль закралась в голове у старого арестанта и продолжала бередить сознание, пока в комнату не вернулся священник. Заметив, что зэк не сводит глаз с оружия, он не придал тому факту должного внимания.

- На́добна помощь твоя. Вымой руки и перенеси тело на кровать.

- Мне нужно уходить – меня ищут.

Батюшка презрительно оглядел арестанта, даже не думая скрывать эмоций и своего истинного отношения к Асатиани, ведь грузин спешил бросить Максима в самый тяжёлый момент, но сейчас священник стойко нуждался в помощи, потому не был готов в полной мере достучаться до его совести.

- Мальчишку подлатаем и можешь идти, если душа спокойна. Поторопись.

Пока Осётр забирал бледное тело конвоира с банной полки, батюшка застелил матрас чистой простынёй, раскладывая нужную утварь. В железной миске, на две третьих заполненной спиртовым раствором, торчали скальпель и хирургические щипцы, а на тумбе небрежно валялись бинты и запечатанные медицинские тампоны, требуемые для операции. Асатиани восхитился.

- Откуда это?

- Не всё, что происходит в жизни, во власти лишь Бога. Когда живёшь вдали от людей, следует быть готовым ко всему, иногда и поработать руками во благо. Крепко держи мальца́ за ноги.

Джавид взялся за лодыжки конвоира, сильно вжимая их в матрас, пока батюшка привязывал руки молодого человека к душке кровати. Затем священник внимательно осмотрел раны на спине – одна пуля, к счастью, прошла навылет, а вот вторая застряла в теле чуть правее крестца. Смачивая медицинский тампон спиртом, бородач хлебнул горячительную жидкость с горла и, казалось, на миг задумался о смысле бытия, но тут же бесцеремонно сунул разбухший тампон в пулевое отверстие в области лопатки. Максим вдруг открыл глаза, выгнулся и заорал так, что стекло единственного окна задрожало в нестерпимых муках. Мальчишка извивался, чуть не вырываясь из рук, и даже почти заехал пяткой в челюсть грузина, благо арестант вовремя «перехватился», всем телом наваливаясь на конвоира. Впрочем, свыкаясь с болью, Максим быстро слабел, вновь проваливаясь в беспамятство, но лишь для того, чтобы поднабраться прыткости для нового витка агонии. Когда батюшка ковырял застрявшую в кости пулю щипцами, в сторожке стоял до такой степени запредельный скрежет, что Асатиани невольно стискивал зубы, разделяя истязания Максима и ощущая каждое прикосновение металла на собственной шкуре. Но и того казалось малым, чтобы понять наверняка – через что пришлось пройти младшему сотруднику конвойной службы за последние сутки только потому, что мальчишка прыгнул с теплоходной палубы вслед за Осетром.

И грузин никак не мог вразумить, что двигало Максимом в совершении столь импульсивного шага, вот вообще ни одной рациональной идеи, которая оправдывала бы смертельный риск. Будь Асатиани на стороне служителя закона, он вряд ли бы стал преследовать самого себя в одиночку, да ещё и тонуть в ледяной воде под рокот автоматных выстрелов. Если и существовал профессиональный долг у тюремщиков, в чём Джавид сильно сомневался ввиду долгого и тесного контакта, он никоим образом не сопоставим с инстинктом самосохранения. Фсиновцы – народ тщедушный и довольно боязливый, привыкшие радеть за собственные блага и интересы, но никак не действовать по воле чести. Так, по крайней мере, грузину виделась вся пенитенциарная система, сгнившая с головы задолго до того, как Осётр впервые оказался за решёткой. Только вот наглядный пример слепой доблести Максима Жданова, граничившей с безумством, неожиданно выбил старого арестанта из колеи душевного равновесия.

Вскоре младший конвоир сник в беспамятстве, а батюшка всё-таки достал пулю и аккуратно перевязал раны, оставляя мальчишку отдыхать. Выйдя на крыльцо, где на ступеньках задумчиво сидел Осётр, церковный служитель закурил сигаретку. И выдыхая едкий дым, устало поинтересовался:

- За что его так?

- Неудачно вышел на работу. – угрюмо ответил грузин.

- Поделишься историей?

- Не думаю.

- Ну как знаешь. Можешь ступать, больше держать не буду. Если мальчишка доживёт до следующего утра – сам вы́хожу, ежели обратное, то схороню за пригорком. Так что совесть твоя чиста.

- И в этом, батюшка, я тоже сомневаюсь.

Священник поморщился, так как не уследил за сигаретой, и докурил до самого фильтра, обжигая губы, бросил окурок наземь и печально вымолвил, почёсывая раскрасневшийся шрам на лице.

- Ненастоящий я священник и никогда им не был. А в поповской рясе хожу, чтобы вопросов лишних не задавали. Люди – Бога, как и чёрта, побаиваются всей душой, потому и к церковным служителям относятся с трепетом и на должном расстоянии. Не один ты такой – неидеальный, во всяком есть своя паршивая страница.

кабинет начальника ИК – 13, полковника Ю. В. Дымова, обед.

На совещании, экстренно собранном полковником Дымовым, стояла мрачная, если не сказать удручающая атмосфера. Заместители начальника колонии по воспитательной работе, производству и строительству, а главное – по безопасности и оперативной работе, бледнели с каждой следующей минутой, проведённой в нервной гнетущей тишине. Младшие сотрудники оперативного, специального и прочих отделов, а также дежурной службы рассредоточились по периметру кабинета, подпирая крашеные стенки сутулыми спинами, мокрыми от пота. Офицерские часы, висевшие между государственным флагом и президентом страны, противно тикали секундной стрелкой, накаляя всеобщую безысходность.

- Вениамин Петрович, доложите обстановку. – приказал полковник Дымов, обращаясь к майору, отвечавшему за безопасность и оперативную работу в колонии. Офицер был готов пустить себе пулю в голову из табельного наградного пистолета, лишь бы не держать слово перед полковником, но находился уж слишком слабым и беспомощным, глотая пригоршню таблеток от давления. Расплёскивая воду из гранёного стакана и марая выцветший мундир, он вымолвил:

- Жилые бараки и вся промзона под контролем осу́жденных. Столовая, общежитие, медчасть забаррикадированы – существует вероятность возгорания, к ним доступа сейчас нет.

- А ПКТ и ШИЗО?

- Распущены. Всего бунтуют около трёхсот человек с каждой стороны, готовы к открытому противостоянию. Вооружаются заточками, ломают мебель, бросаются друг в друга продуктами жизнедеятельности.

- Это какими, позволь узнать?

- Фекалиями, товарищ полковник. – шёпотом произнёс майор, размазывая выступивший пот по жирному лицу. Ещё чуть-чуть и мужчину схватит инфаркт, что будет большой удачей в сложившейся обстановке. Дымов внимательно выслушал доклад подчинённого, беспокойно болтая шариковой ручкой меж пальцев и изредка ударяя колпачком по шершавому столу, на что «замы» вздрагивали от неожиданности.

- Кто организаторы? – полковник обратился к заместителю по воспитательной работе.

- С нашей стороны – Мага, а вот против выступает некий Кода, ставленник Осетра. Осу́жден по сто шестьдесят второй, части четвёртой – это разбой, совершённый организованной группой в особо крупном...

- Что ты мне тут статью жуёшь? Я, по-твоему, кодекс уголовный не знаю?

Полковник Дымов пришёл в бешенство, громко ударяя кулаком по столу, отчего питьевой графин лопнул, разбиваясь на куски. Произошедший в колонии бунт совершенно не входил в планы начальника, потому он яростно искал пути скорого завершения конфликта, впрочем, с наилучшей для себя выгодой. Выпустив пар, офицер вернулся в кресло, скрещивая руки на груди.

- Какие будут предложения? Только давайте, по существу, времени мямлить почти не осталось.

Заместители боязливо огляделись, ища поддержки в обморочных лицах, но всякий из них прекрасно знал, что высказать общее предположение, должен ответственный за безопасность. И сам Вениамин Петрович, картинно хватаясь за сердце, чувствовал приближение судного часа. Собирая крупицы мужества, он расправил плечи и прокашлялся, чтобы расслабить голосовые связки, но так увлёкся, что поперхнулся, потому его голос звучал как у нашкодившего юнца после родительского собрания.

- Товарищ полковник, необходимо связаться с областным центром, доложить ситуацию и просить ОМОН с «вертушкой». Сами, боюсь, мы не справимся...

- Об этом даже речи быть не может. – заорал полковник Дымов, хватая майора за форменный галстук и удерживая до тех пор, пока подчинённый не захрипел от удушья. Затем начальник обратился ко всем присутствующим вполголоса, но таким образом, чтобы всякий расслышал каждое произнесённое слово.

- У нас подотчётный авторитет на свободе и конвоир без вести пропавший. Ещё вчерашним вечером Осётр должен сидеть в камере, но он решил «прогуляться», и никто из вас ничего не знает о его местонахождении. Ещё и труп в каптёрке, перестрелка на теплоходе – весь округ на ушах, из Москвы звонили, теперь вот настоящий бунт в колонии, вы хотите все дружно баланды отведать? Так это нам быстро устроят, если прознают, лет по восемь каждому «отсыплют». Потому держать язык за зубами и докладывать об обстановке лично, ежечасно, слышите? Вон пошли.

Старший и младший офицерские составы спешно вывались в общий коридор, стуча ботинками по захудалому паркету. Из подчинённых в кабинете начальника колонии остался лишь старший лейтенант Крылов – ничем не примечательный руководитель специального отдела. Таких обычно не замечают в общей массе, но благодаря такого рода природным качествам был весьма ценным сотрудником. И полковник Дымов часто обращался к лейтенанту по разным неформальным поводам.

- Свяжись с Магой, разузнай обстановку, может, чего нужно? Прутья, доски, гвозди? Выдай потихоньку, но, чтобы без команды и шагу не сделали, усёк? Нам нужно, по возможности, разобраться без больших потерь.

- Так точно, товарищ полковник.

- И про того, что в оппозиции, как его?

- Кода.

- Да. Собери мне досье – семья, родители, близкий круг. Что мужики про него поговаривают, может кто и не доволен, всегда найдутся такие, тоже проработай.

- У меня «крыса» в их окружении, второй год в разработке, должен находиться непосредственно на передовой.

- Отлично, очень хорошо, молодец, будь с ним на связи, он понадобится в самое ближайшее время.

- Есть. – протараторил лейтенант, покидая кабинет и оставляя полковника в одиночестве. Дождавшись, пока шаги стихнут, Дымов раздражённо закурил сигарету, набирая телефонный номер. Спустя шесть долгих гудков на другом конце провода ответили, и полковник зашептал, страшно переживая.

- Вы нашли его?.. Как пропал? А тело? Ну не мог же он раствориться... Ты обещал мне сделать всё по-тихому... Подожди, и конвоир с ним?.. Послушай, мне плевать на мальца, а вот грузин нужен мне здесь в колонии – живой или мёртвый. Найди, приведи или в мешке притащи, неважно, только чтобы Осётр был у меня до завтрашнего дня, иначе всем станет худо...

таёжный лес, вблизи деревни, обед.

Джавид Асатиани всё дальше отдалялся от лесной сторожки, пробираясь через густую лесную чащу. Авторитет больше не мог терять драгоценного времени, ведь находился без связи в самый ответственный момент, когда в колонии бушевал конфликт. Хоть грузин и приказал Коде не рыпаться, всё же прекрасно изучил взрывной характер подопечного, весьма переживая за судьбы близких людей, что мотали срок за колючей проволокой. После предательства многих высших криминальных авторитетов, что хотели отодвинуть Осетра от власти, Джавиду больше не о ком заботиться, лишь небольшая горстка зэков остались ему верны, и в данных обстоятельствах поддержка старшего товарища им крайне необходима. Огибая массивные стволы сосен и наклоняясь над пушистыми ветвями, преграждающими путь, авторитет двигался в сторону деревушки, которая, по заверению священника, в получасе интенсивной ходьбы. А до колонии – несколько часов попутным транспортом, так что при удачном раскладе Осётр уже к вечеру доберётся до места назначения.

Вдалеке показалась просёлочная дорога и, воодушевлённый скорейшим поиском попутки, арестант интенсивно переступал через взрытые канавы, как вдруг практически перед самым его носом остановился чёрный тонированный джип – довольно респектабельного вида для здешних мест. Осётр застыл и, прячась за деревом, принялся наблюдать. Водитель окликнул случайного путника и, спустя непродолжительный диалог, дедушка махнул рукой в направлении леса, удаляясь по своим делам, а трое пассажиров оперативно покинули салон. Чёрные «ко́жанки», короткостриженые головы и бешеный интеллект во взорах – бандитов арестант вычислял даже на расстоянии, но, что хуже, двое из компании были хорошо ему знакомы. Вася Грек и Шило – два профессиональных киллера из шайки покойного Эстонца и оба прямо сейчас спускались с дороги в лес, ища следы пропавшего Джавида Асатиани.

Впопыхах арестант упал на землю и, утопая локтями в бурой грязи, пополз к укрытию – невысокой земляной насыпи, покрытой обломками веток и древесной корой. Прижимаясь спиной к бугру и еле дыша, чтобы не привлечь внимания, Осётр внимательно вслушивался, как трещат ветки под ногами убийц.

- Что мы тут вообще забыли? Грек, ты правда веришь, что он смог выжить? – сомневался Шило, недовольно переступая через ямы, заполненные мутной болотной водой. Лакированные туфли из крокодиловой кожи, привезённые из Таиланда, утопали в весенней земле, и то обстоятельство довольно сильно расстраивало их владельца.

- В реке его не нашли, а если уж и добрался вплавь до берега, то только здесь, где течения нет совсем. Дедок сказал, до сторожки минут тридцать хромать, может Осётр там и схоронился.

- Всё равно не верю, что такое возможно. Мне на суше чертовски холодно, а там ледяная река.

- А ты рейтузы натяни до шеи, глядишь, и согреешься.

- Да пошёл ты, Аврора, гляди в оба, Осётр – арестант матёрый, голыми руками «забаранит».

- С грузином может быть сообщник – тот, что притащил бомбу на теплоход. Ох, я его запытаю, когда найду.

Грек и Шило шли чуть впереди, споря о целесообразности блуждания по сибирской тайге, а их соратник по кличке Аврора слегка отставал, сурово хмуря наивную физиономию. Троица уверенно продвигалась по направлению к сторожке, мимо затаившегося грузина. Когда шорох шагов и голоса утихли, Асатиани обогнул насыпь с другой стороны, всматриваясь в направление дороги. Джип с водителем стоял на прежнем месте, пуская тонкие струйки выхлопа в серое небо, и, стало быть, у арестанта появился шанс расправиться с оставшимся бандитом и завладеть вожделенным транспортом. Оглядевшись, грузин заприметил обрывок рыболовной сетки, запутавшейся в кустарнике, и, мотая петли на кулак, Осётр зловеще направился к автомобилю.

Водитель – крупный мужчина лет тридцати, откровенно скучал, настраивая радиоволну в поисках любимых композиций, потому не сразу осознал источник шума, прогремевшего где-то возле решётки радиатора. При повторном глухом ударе он насторожился, бегло рассматривая лесную округу, но не заметив ничего подозрительного, продолжил возиться с приёмником. Когда же спустя время что-то ударило по лобовому стеклу, водитель вздрогнул и резко выскочил из автомобиля, готовый разобраться с причиной столь надоедливого шума. Но, как и прежде, мужчина никого не нашёл, а когда подобрал еловую шишку с капота, то улыбнулся, журя себя за испуг. В следующее мгновение на его шее сомкнулись концы рыболовной лески, вгрызаясь в кожу и перекрывая доступ к кислороду, а могучее туловище потянуло с дороги в лесную посадку.

Отчаянно сопротивляясь, мужчина болтал руками, хрипел и пучил глаза – на багровом лице выступила уродливая жила, разделяя лоб на две части, но не имел ни малейшей возможности совладать с грузином. В какой-то момент леска оборвалась, и мужчина на мгновение вырвался, спасаясь ползком от авторитета, но Осётр быстро нагнал жертву, принимаясь душить водителя руками. Вскоре мужчина сник, безжизненно замирая в придорожном овраге, а Осётр, наспех ощупав карманы, завладел бумажником с несколькими тысячными купюрами и пистолетом убиенного, торчавшим из-за пояса. Убедившись, что расправа произошла без случайных свидетелей, арестант сел за руль джипа, спокойно настраивая под свой рост зеркала заднего вида. Вжимая педаль тормоза в пол и дёргая ручку коробки передач, Джавид Асатиани был готов мчать в направлении колонии, но в последний момент что-то внутри воспротивилось решению, не давая покинуть место убийства. Нет, то было не чувство раскаяния за совершенное преступление и даже не страх перед будущим, довольно туманным для беглого преступника, скорее те ощущения имели чересчур необычайную силу, никогда прежде не терзая сердце грузина. Почему-то Осетру на мгновение вспомнились люди, по воле рока спасшие ему жизнь, хотя арестант всем своим нутром не был достоин подобных привилегий. И в данных обстоятельствах, когда к лесной сторожке приближались трое отъявленных убийц, Джавид оказался тем единственным человеком, кто может оплатить спасителям той же монетой. Потому авторитет заглушил мотор, нехотя покинул салон автомобиля и спустился с дороги в лес, на всякий случай пряча ключи под овражным камнем.

лесная сторожка, спустя какое-то время.

Священник стоял на крыльце собственного дома, крепко держа ружьё в руках и готовясь непременно выстрелить, ежели что-то пойдёт не так, или он, будучи просветлённым человеком, почувствует непреодолимую опасность. Возле ступенек находился Вася Грек, преисполненный непомерной радостью – мужчина любил пощекотать нервишки, чуть позади Шило и Аврора, мусоля за спинами рукояти пистолетов. Атмосфера становилась волнительной, и всякий знал, к чему может привести непростой разговор.

- Да ты пойми, батюшка, мы только посмотрим твою хибарку изнутри и сразу уйдём. – настаивал Грек, продолжая натужно улыбаться. – Мы друзей ищем, они издалека, на местности совсем не ориентируются, вдруг случайно и забрели к тебе, а ты их покрываешь. Ведь может быть так?

- Пойди, куда шёл. – противился священник, не давая спуску наглому незнакомцу.

- Так к тебе и шёл, понимаешь? Как ни крути, а все пути к дому Божьему. Не глупи, отойди в сторонку, а я тихонько внутрь прошмыгну, как мышка. Шушушу-шушушу. – паясничал бандит, имитируя звуки грызуна.

- Здесь никого нет окромя меня – вот тебе мой ответ. А дальше порога ступишь, придётся ружьём отгонять. А стреляю я, ой, как метко.

- Охотно верю, старик, но уйти мы тоже не можем, пока не проверим. Видишь ли, у тебя закон Божий, а у нас людской. И своих начальников тоже имеем, перед которыми ответ держим, потому, боюсь, мы с тобой так не столкуемся.

Пока Грек объяснялся с батюшкой, сосредотачивая внимание на своей персоне, подельники по криминальной профессии шаг за шагом медленно расходились в стороны, чтобы незаметно выйти за линию огня, ежели священнослужителю вздумается выстрелить. Затем по сигналу Грека бандиты выхватят пистолеты, и участь непокорного батюшки станет незавидной, потому подельники выглядели максимально собранными. Заметив передвижения, священник направил ружьё в пузо Шила, затем прицелился в Аврору, но бандиты продолжали тягуче расходиться, а Грек невозмутимо настаивал:

- Я всё равно зайду в дом, хочешь того или нет, только вот остаться живым или с дыркой в святом лице – выбирать исключительно тебе. И Бог здесь совершенно не помощник.

Священник понимал, что силы неравны, а двух заряженных патронов в ружье хватит лишь для непродолжительной обороны, на большее попросту не будет возможности. Но в то же время он отдавал себе отчёт, что беглый арестант, раненый мальчишка и настойчивые граждане в кожаных куртках – звенья одной цепи, не сулившей ничего приятного для всех в этот странный пасмурный день. Особенно священник тревожился о судьбе Максима – уж слишком юнец настрадался, чтобы вот так просто умереть от бандитской пули. Взвешивая все доступные варианты, батюшка не нашёл другого исхода, предпочитая сдаться.

- Ладно, заходи, но только один. Псы пусть постоят в сторонке.

- Вот и славно, отец, слышали, пёсики? Без команды не гавкать, я быстро.

Вася Грек довольно скалил зубы, и как только ступил на лестницу, пронзительным выстрелом со стороны леса Авроре вышибло мозги. Пуля вошла в затылок, и бандит сделал шаг вперёд, безжизненно падая лицом в грязь, даже не успев почувствовать, как разламывается черепная коробка. Шило выхватил пистолет и произвёл несколько выстрелов наобум, предположительно в направлении стрелявшего, отходя назад к бурелому. Ориентируясь в резкой смене обстоятельств, священник взмахнул ружьём и сильно зажал спусковой крючок, казалось, стреляя в упор, но промахнулся, поднимая в воздух земляные комья. Ответным выстрелом Вася Грек прошил батюшке грудь и несколькими амплитудными шагами допрыгнул до пня для рубки, пока раненый священник тяжко сползал на пол. В последующие минуты на поляне возле сторожки выступила объёмная тишина, будто ничего и не произошло, и лишь бурый поток крови вытекал из головы Авроры, пачкая весеннюю землю. Шило и Грек переглянулись, но никто из бандитов не успел заметить точного местоположения стрелявшего.

- Покажись и сражайся как мужчина. – криком провоцировал Грек, слегка высовываясь из-за пня, на что тут же получил пулю, застрявшую в толстых корнях, выступавших наружу. Тогда бандит жестом указал напарнику примерное местоположение стрелка, и, выскочив из укрытия, побежал, отстреливаясь через руку. Оказавшись в густой лесополосе, бандит сменил пустую обойму, осторожно высовываясь между деревьев. Вдалеке он приметил ткань чёрного пальто и знакомый силуэт, теперь же явно представляя своего противника.

- Осётр, мой дорогой и старый товарищ. Как же ты не сдох ещё, ума не приложу?

- Грек, Шило, уходите, иначе останетесь гнить в сырой земле.

- Нет, нам пока рано, повоюем ещё, а вот твои часики вовсю тикают. Ты предал всех нас, вора убил, пацанов покалечил, опять же в колонии кипишь по твоей воле, потому с тебя спрос конкретный будет. Сдавайся и обещаю, что не причиню вреда, нам лишь сказано тебя доставить на разговор.

Грек блефовал – воры в законе выписали во́тум на устранение бывшего авторитета, а когда с Осетром будет покончено, следовало подбросить тело в колонию, дабы списать убийство на неудачный побег во время бунта.

- Кем приказано? Продажным «полканом» или сходкой воровской, что позабыли о чести и совести. Вы людей наркотой травите только потому, чтобы карманы набить потуже.

- Послушай, колоться или нет, то личный выбор каждого. Я вот даже не курю, а Шило, например, подъём с переворотом на турнике по пятнадцать раз в подход делает, верно говорю?

- Да, и штангу тягаю, будь здоров. – вторил Шило, ища момент, когда грузин высунется из-за деревьев, чтобы выстрелить.

- Так что мы люди мелкие, решений за других не принимаем. Ну а коле иголкой кожу дырявят, так всё равно будут, как тут запретить? Грех на человеческой слабости и не подзаработать, даже батюшка тебе скажет, что я прав.

Священник валялся на дощатом полу крыльца, опираясь спиной о стенку сторожки, тяжело дыша и истекая кровью. Пуля разминулась с сердцем, дробя рёбра и задевая правое лёгкое, и остановилась где-то в позвоночнике, так что каждый следующий вздох приносил нестерпимую боль. Батюшка крепко держал ружьё в руке, готовясь дать отпор, ежели бандиты захотят его добить, но естественным образом слабел. Между тем Осётр оказался в незавидном положении, прячась между сосен и держа в поле зрения сразу двух врагов. Грузин экономил патроны, стараясь стрелять наверняка, но всё равно довольно сильно мазал, впустую разбазаривая драгоценную обойму. С противоположной стороны по большому радиусу крался Вася Грек, сокращая дистанцию и изредка постреливая в направлении грузина, всё же не решаясь на открытое столкновение, рассчитывая выманить Осетра из засады. Шило держал на прицеле диагональ от леса до сторожки, двигаясь по прямой на полусогнутых, исключая возможность Асатиани беспрепятственно добраться до дома. Как бы то ни было, а бандиты своё дело изучили в совершенстве, отрезая прочие пути для нежданного манёвра. Когда Грек окажется в максимально опасной близости, грузину придётся выйти на открытую местность, где он станет лёгкой добычей для Шила.

- Осётр, а твой дружочек, что бомбу принёс, неужели в домике отлёживается? Вот увидишь, я с него кожу срежу, когда доберусь. Только одного понять не могу, объясни, раз ты решил Эстонца убрать, зачем остальных воров ментам сдал? Насколько знаю, на сходке многие тебя поддерживали, нехорошо старых друзей под тюремный срок ставить. Или у тебя теперь другие приоритеты?.. Кто бы знал, конечно, что вы так сдружитесь – конвоир и вор авторитет, ну прям чудо, а не пара.

Появление бойцов СОБРа на теплоходе, как для участников сходки, так и лично для грузина, стало большой неожиданностью. При всём разочаровании в бывших соратниках, авторитет никогда не стал бы сотрудничать с правоохранителями – его главной целью являлось устранение Эстонца, на всех прочих, по большому счёту, Асатиани плевал, не видя в них серьёзных конкурентов. Так что слитая информация о местонахождении криминальной элиты – дело рук кого-то другого, даже спланированная операция, ежели чей-либо телефонный звонок пеленговали спецслужбы. Осётр довольно явно понимал, что всё случившееся на теплоходе воспримут, как неприкрытая месть бывшим соратникам, а когда грузин самолично убил вора, что являлось большим преступлением в криминальных кругах, то оправдаться будет невозможно. Стало быть, следует идти до конца, как и привык Джавид Асатиани за долгую тюремную жизнь. Вскинув пистолет, грузин вышел из укрытия, решительно двигаясь навстречу Греку.

Завязалась новая дуэль, где поочерёдно – Осётр и Грек, применяли на себе роли атакующего, а когда пули опасно посвистывали над головами, прятались и пригибались к земле, чтобы занять более выгодную позицию. В этом и был расчёт бандитов, чтобы выманить грузина и навязать ему бой, тогда Шило сможет незаметно подкрасться ближе. Сейчас же часть сторожки закрывала обзор, где отстреливался Осётр, потому бандит зашёл с крыльца, осторожно высовываясь из-за угла. Авторитет находился в метрах двадцати на хорошо просматриваемой поляне и, будто чуя близость врага, повернулся к сторожке. И сразу выстрелил, попадая в бревенчатую стену, благо Шило вовремя отскочил назад. Секундным замешательством воспользовался Грек и занял лучшую позицию за насыпью, по сути, отрезая единственный путь к отступлению в лес, потому Асатиани не оставалось ничего другого, как бежать по прямой параллельно сторожки, но тогда с высокой долей вероятности быть застреленным Шилом, державшем его на мушке около дома. Отчаявшись, грузин тревожно мотал головой в поисках укрытия, а Грек, будучи уверенным, что Осетру некуда деваться, расслабленно приближался к жертве.

- Ну, побегали и по́лно уже, бросай «валыну». – подобрел Вася Грек, не скрывая личного удовольствия. Он не терпел грузина, считая его старым и давно вышедшим в тираж, а поимка опального вора, предавшего традиции, сулила стремительным взлётом по карьерной лестнице. Асатиани разжал пальцы, избавляясь от пистолета и хмуро наблюдая за ликованием врага, но и того показалось Греку недостаточным, его естество требовало большей подлости. Лязгнув спусковым крючком, киллер пустил пулю в левое бедро, заставляя Джавида склониться – штанина тотчас напиталась липкой кровью.

- Это тебе за Эстонца и Аврору. Будь моя воля, на куски порезал, а так живи пока, законник.

Шило противно засмеялся шутке друга, выйдя из-за угла сторожки и разминая накаченную шею. Теперь, наконец, можно выдохнуть. Он ещё не подозревал, что в следующее мгновение его тело замертво свалится от оружейного выстрела, выпуская кишки наружу, а всеми позабытый священник умиротворённо сползёт по ступенькам вниз.

- Нет-нет-нет. – вскрикнул Грек, давясь отчаянием и спеша на помощь соратнику, совершенно упуская из вида того, кто не привык отступать даже в самых фатальных обстоятельствах. И Осётр мгновенно сориентировался, поднял брошенный пистолет и пустил две последние пули из обоймы в спину мужчины. Киллер замедлился, кровь хлынула изо рта ручьём, и Вася Грек завалился набок, дёргаясь в предсмертной агонии. Джавид Асатиани опустошённо выдохнул, поднимаясь и прижимая ладонью дырку в ноге. Он вновь, как и прежде, победил.

Довольно сильно хромая, грузин добрался до сторожки и, опираясь свободной рукой о стену, обогнул строение по периметру. На ступеньках, лёжа в собственной крови, покоился батюшка, бормоча под нос ни то молитву, ни то священное песнопение, жутковато закатывая глаза. Склонившись, Джавид Асатиани обратился к раненому, заботливо подкладывая ладонь под голову.

- Что же вы так неаккуратно, батюшка?

- Гордыня всему виной... Ещё сто раз выстрелить – и попаду прямиком меж глаз, хоть на расстоянии, хоть закрытыми глазами, а тогда был в себе непомерно уверен, вот рука и дрогнула.

- Давайте вас в дом отнесу.

- Довольно тебе «выкать», Джавид. Говорю же, я не священник, всё это сплошная конспирация... Слыхал о «северских» середины девяностых? Гошу Лютого помнишь, что с «перекупами» по Сибири работал?

- Помню, правильный был мужик, хоть и больно дерзкий.

- Так, я из его бригады – Саша Монах, меня так назвали ещё с «малолетки», когда икону из храма упёр... Единственный, кто уцелел после стычки с чеченцами... После за нас менты хорошенько взялись, потому подался в бега. Ну и ничего путного не придумал, как крест нацепить да бороду отпустить больше прежнего. Надо же кличке соответствовать, правильно?

- Верно. – произнёс грузин, поддаваясь ностальгии по лихим временам, когда только зарождалась организованная преступность, ежедневно извергая новые банды, голодные до власти и наживы. Давняя преступная молодость.

- Представь, почти четверть века успешно скрывался, а тут ты со своими разборками. Всё-таки возмездие догонит всякого беглеца, и я не исключение.

- Прости меня, я не хотел, чтобы вот так вышло. Ты спас меня, причём дважды, потому тебе безмерно благодарен. Да и вообще, выходит так, что ещё дышу только потому, что другие за меня вступаются.

- Бог простит, даже без иронии говорю... Ты главное – мальчишку сбереги, лицо у него больно доброе, несправедливо как-то вышло... В деревне больницы нет, только в соседнем посёлке, название у него ещё больно знатное – Роскошь, километров двести пути, ну ты ведь постараешься?

- Обещаю. – воскликнул Джавид, пальцами закрывая потухшие глаза бывшего уголовника, нашедшего раскаяние в помощи двум случайным путникам. Грузин невольно загрустил, оглядывая место жесточайшей битвы – трое окровавленных бандитов, Монах и конвоир в сторожке, быть может, тоже безвременно почивший в небытие. Так сложилось, что к чему бы ни приблизился Осётр, всюду сеет только страдания и смерть, и нет тем мучениям конца, покуда сам жив. Будто жизненные принципы авторитета оказались великим заблуждением, не сулившим ничего светлого для людей, кто ненароком повстречается на его пути. И шаг за шагом, год за годом, число неоправданных жертв множилось и нарастало, оставляя на земле груду ломанных черепов, закрывавших солнечный диск. Необъятное поле человеческой скорби, хоть вширь, хоть ввысь, и тому следовало положить конец, раз и навсегда.

Сделав несколько шагов к мёртвому телу Шила, Джавид Асатиани ощупал карманы покойника и, разжившись мобильником, бегло набрал телефонный номер. На другом конце провода ответил взволнованный голос:

- Алло, кто это?

- Кода, послушай меня внимательно...

- Джавид, как я рад тебя слышать, жив, слава Богу. Ты нам очень нужен – мы заперты в цеху, есть раненые, снаружи «быки» – у них перевес в людях и оружии, администрация грозится спецназ вызвать. Но обратного хода нет, мы готовы показать, на что способны. Срочно возвращайся в колонию, я хочу, чтобы ты участвовал в нашем триумфе.

- Нет, ничего не предпринимай, слышишь? Кода, вам нужно сложить оружие и сдаться.

- Не понял, что значит сдаться? А как же идеология, наши принципы? Мага всю зону утопит в наркотиках.

- Всё кончено, нет никакой идеологии, и вас не будет, ежели не остановитесь. Если Мага хочет власти, то пусть забирает, хочет «барыжить» смертью, а кто-то убиваться, то вы не должны стоять на их пути... Вот что я скажу – дотяните спокойно сроки и выходите на волю, заводите семьи, рожайте детей и живите в мире. Всё остальное ровным счётом ничего не значит.

- Осётр, я тебя не узнаю́...

- Мне плевать, что ты обо мне думаешь, отводи людей.

Джавид Асатиани в сердцах швырнул мобильник о камень, раскалывая устройство пополам. Грузин знал, что Кода не послушается, уж слишком пропитался вредными блатными речами, литыми в уши за долгие годы отсидки. И только Осётр способен остановить толпу страждущих эфемерной справедливости, пока их всех не перебили, словно стаю бродячих шавок. Для того необходимо добраться до зоны как можно скорее. В растерянности авторитет глянул на закрытую дверь лесной сторожки, вновь находясь перед выбором – спасти триста отъявленных мерзавцев, жаждущих смерти, или всего лишь одного, кто совершенно ни в чём не повинен.

просёлочная дорога, где-то в Сибири, сумерки.

Автомобиль катил по бездорожью на огромной скорости, разбивая подвеску о многочисленные выбоины и ямы, покрытые вечерней наледью. Вот уже больше часа нет ни одной встречной машины или населённого пункта, где домов со светом в окнах более дюжины. В основном – бескрайние сибирские просторы да редкие строительные бытовки, ютившиеся вблизи брошенной дорожной техники. Изрядно плутая среди сельской местности, Джавид Асатиани всё-таки выбрался на ровное дорожное покрытие, и, наращивая мощность, чёрный джип устремился вдаль, шурша жёванной резиной. Хотя грузин и обработал рану, наспех смастерив подобие жгута из медицинского бинта, достать пулю из бедра самостоятельно не вышло, потому нога чудовищно ныла, доставляя ощутимый дискомфорт – за время управления автомобилем на коврике набежала приличная лужа крови. По этой причине авторитета слегка штормило.

Осётр несколько раз сбавлял скорость, чтобы дотянуться до заднего пассажирского сидения и проверить пульс – младший сотрудник конвойной службы ещё дышал, впрочем, не реагируя на внешние раздражители. Лицо парня стало землисто-пепельного оттенка, словно у покойника, ожидавшего часа погребения, и с каждым километром становилось более безжизненным, чем раньше. За то время, пока Максим лежал в отключке, у мальчишки выступила редкая щетина – пушистые клочки рыжих волос на щеках, под носом и на подбородке, так что ему вряд ли сейчас дашь больше шестнадцати лет.

Когда Асатиани принял решение везти конвоира в больницу, ему пришлось сильно потрудиться, чтобы доставить конвоира до машины. Так как чувствовал себя неважно, хромая на левую ногу, грузин смастерил подобие санитарных носилок – отодрал большущий жестяной лист возле печки, проковырял дырки у основания и, протянув через них моток верёвки, закрепляя петлю на своей груди, положил Максима навзничь. Как настоящий бурлак, авторитет волоком тащил мальчишку по застывшей земле, маневрируя между стволами деревьев. Путь занял более двух драгоценных часов, потому, оказавшись за рулём, Джавид Асатиани старался нагнать потерянное время.

Когда в сумеречном свете появился долгожданный указатель населённого пункта Роскошь, авторитет приободрился и будто даже позабыл, что конвоир вряд ли способен воспринимать информацию, но всё равно поддержал его добрым словом. Возможно, таким образом, грузин успокаивал даже больше себя, чем мальчишку.

- Потерпи, Максимка, осталось чуть-чуть. В больничке тебя обязательно подлатают, будешь ещё за девками бегать, что тапки сотрёшь.

До посёлка оставались считаные километры и вскоре показались одноэтажные домики частного сектора, чернившие небосклон печным дымом, затем монументальные коттеджи с бордовыми крышами из финской черепицы, а далее и вовсе россыпь хрущёвских пятиэтажек, покрытых блёклой серой эмульсией – стало быть, где-то поблизости должна находиться поликлиника. Джавид внимательно озирался по сторонам и спустя метров четыреста вдруг резко сменился в лице, сбавил ход и остановился у обочины, выключая ближний свет. И молча уставился в лобовое стекло, нервно постукивая по пластику приборной панели. В конце улицы, прежде свободной от автомобилей и редких прохожих, стояла пара новеньких чёрных минивэна без госномеров, перегораживая единственный путь к зданию, издалека похожему на больницу. Сомнения закрались в седой авторитетной голове, а чувство тревоги объяло грудную клетку, нарастая в сердечном ритме.

Происходящее уж больно походило на засаду, будто кто-то ожидал того, кому срочно требуется медицинская помощь, и два этих фактора весьма удачно совпали в тупике́ безлюдной дороги. Конечно, домыслы могли быть лишь плодом больной фантазии грузина, не имея ничего общего с реальностью, но, когда водитель минивэна поморгал фарами, а из наступившей темноты вдруг вышло трое подкаченных парней, сомнений не осталось вовсе – с неотложной помощью всё же придётся повременить.

Асатиани схватил конвоира одной рукой за грудки и грубо бросил на пол между пассажирскими креслами, левой вывернул руль и вдарил по газам, с визгом разворачивая джип в обратную сторону. Корпус автомобиля облизала очередь из свинцовых пуль, будто комья града стучали по металлу, разбивая стёкла и пробивая правое заднее колесо. Машина вильнула влево, затем в противоположную сторону, но Асатиани героически удержал джип на дороге, мча прочь и высекая искры из асфальта. Следом за беглецами увязался минивэн, наращивая скорость и постепенно сокращая дистанцию – из окон высунулась пара мужчин, целясь в макушку грузина, теперь уже точно сбрасывая все прошлые маски. Больше никаких поблажек, беглого авторитета приказано устранить, и бандиты не поскупятся в способах, чтобы исполнить требование высоких криминальных чинов. Двигатель джипа рычал на предельной частоте, извергая кипящее масло, молотил поршнями и лил бензиновые слюни через выхлопные трубы, но никоим образом не имел шанса оторваться от преследователей. Оба автомобиля пересекли черту населённого пункта Роскошь и выехали на трассу, где всё точно и закончится.

Ещё спустя километра три минивэн вплотную прижался к заднему бамперу джипа, а стрелки́ выпустили несколько пуль, но промахнулись, дырявя обшивку салона. Водитель предпринял попытку обгона – высунулся на встречную полосу, вдавливая в пол акселераторную педаль. Джавид Асатиани вовремя перегородил путь, тогда преследователи сместились вправо, но обогнать через обочину тоже не вышло, так как грузин бодро вертел рулём, не давая минивэну вырваться на оперативный простор. Задняя левая покрышка джипа лопнула, потому передняя пара колёс вгрызалась в асфальт с двойным усердием, какое-то время спасая беглецов, но лишь замедляя неминуемый исход.

- Ну, давай поднажми ещё.

Осётр отчаянно кричал, вжимая педаль в днище кузова, мотая головой по зеркалам и прижимаясь к рулевой колонке, когда пчелиный рой из пуль особо опасно свистел у головы – одна всё-таки достигла цели, пробивая правое запястье. На миг авторитет потерял управление, неосознанно одёргивая руку к груди, чем и воспользовались преследователи, наконец, занимая встречную полосу. Обе машины вошли в затяжной поворот, и минивэн приблизился к джипу по левому борту так, что убийцы, казалось, могли руками дотянуться до горла Джавида. Их звериные лица источали уверенность и непоколебимость, а мощные стволы, высунутые из окон, только подкрепляли их превосходство над жертвой. Грузин хлёстко повернул руль влево и джип на полном ходу впечатался в правый борт минивэна, заминая двери и опрокидывая убийц обратно в салон – кто-то даже случайно обронил пистолет по ходу движения. Машину преследователей занесло на бровку встречной полосы, и та заскользила по замёрзшей гальке, в метре от дорожного откоса, зависая передней частью корпуса над кюветом, пока обратной инерцией минивэн не выбросило на полосу.

В конце продолжительного поворота, когда дорога выпрямилась, резкие лучи габаритных фар ударили по глазам Асатиани, слепя ярким светом, а пронзительный гул клаксона, своей мощью походивший на корабельный, прошил барабанные перепонки. Встречная фура, гружённая двадцатиметровыми брёвнами, пронеслась мимо джипа, лоб в лоб врезаясь с минивэном и сминая его подобно консервной банке. Чудовищный удар поднял в небо столб снежного вихря, заслонивший собой тусклый полумесяц, а из разбитого автомобиля спустя недолгую паузу зазвучали жалобные стоны. Осётр остановил джип, свесился из окна и наблюдал, покуда раскуроченный двигатель минивэна постепенно окутывало дымное пламя, разгораясь и охватывая покорёженный салон целиком. Крики о помощи нарастали в своём безумстве, объятые огненными языками, пока не сгинули в полуночном безмолвии. Убедившись, что с преследователя покончено, Джавид спокойно продолжил движение, разнося по округе металлический скрежет задних дисков, стёртых почти до основания.

вблизи ИК-13, утро следующего дня.

Такого дивного рассвета – сочно-алого оттенка с переливами в розово-жёлтый, Джавид Асатиани, пожалуй, и не видел никогда вовсе, а, быть может, попросту не замечал, поглощённый множеством тягостных дум. Не сказать, что и в данный момент разум оставался свободным от переживаний, всё же грузину удалось запечатлеть в памяти то мгновение прекрасного, что окружает всякого, стоит лишь приоткрыть глаза. До зоны оставалось километра три, когда заднее колесо отвалилось прямо на ходу, и джип остановился, слегка накренившись набок. Оставшийся путь всё же следовало преодолеть пешком. Измученный долгой доро́гой без сна и большой потерей крови, Осётр кое-как вылез из джипа и, взяв Максима Жданова на руки, понёс в колонию. Авторитет совсем не опирался на раненую ногу, волоча и подворачивая ступню, будто организм отторгал чужеродный предмет, более ему не принадлежащий. Конвоир был совсем холодным и почти не дышал, лишь по мелкому вздрагиванию кончика бледного носа возможно догадаться, что лёгкие ещё продолжали работать.

- Осталось совсем недолго. Ты сильный, Максимка, настоящий мужчина, храбрее всякого встречного наглеца, потому обязательно выкарабкаешься. Главное – дыши, полной грудью.

Сердце старого арестанта разрывалось вдребезги, ощущая тяжёлое состояние мальчишки, что ещё пару дней назад был совершенно здоровым. И всему виной – грузин, поставивший его жизнь в угоду личного возмездия. Ведь Осётр всё просчитал наверняка, изначально подыскивая жертву своего коварного плана, а на месте Максима мог оказаться любой из сотрудников конвойной службы, но по воле судьбы именно юному парню, что вышел в первый рабочий день, предстало оказаться разменной фигурой в криминальной игре. На что Джавид Асатиани себя непомерно корил, вот уже более суток пытаясь его спасти, как тот спас авторитета только потому, что не мог поступить иначе. Так что никакие трудности, будь то слабость, усталость или простреленные конечности, не могли сломить железную волю грузина посоперничать с мальчишкой в слепом благодушии.

На горизонте виднелась серая полоска бетонных заграждений с мотками колючей проволоки, поржавевшей от времени, и Джавид, крепко прижимая Максима к груди, воодушевлённо приближался к заветным воротам. За годы отсидки арестант довольно часто проезжал здесь, возвращаясь с тайных «увалов» или после судебных слушаний, оставлявших приговор без изменений, и привык, что вряд ли можно кого-то встретить по пути. Мало найдётся отбитых смельчаков, кто по собственному желанию поедет в колонию, потому Осётр не сразу вразумил, что к чему. Навстречу авторитету ехала колонна военных КАМАЗов с зелёными брезентовыми тентами, натянутыми на кузова, всего штук двадцать пять, не меньше. Через каждые три – четыре машины следовали тёмные микроавтобусы с красными полосами следственного комитета на дверях, а также несколько люксовых автомобилей прокуратуры, чинно сопровождавших автомобильную колонну. Водители понуро рассматривали странного окровавленного путника с бездыханным телом на руках, хромавшего в направлении колонии, где буквально часом ранее спецслужбы подавили вооружённое восстание заключённых, усадив особо пылких до справедливости в арестные грузовики.

Асатиани ошарашенно вертел туловищем, ища помощи в равнодушных лицах и даже чуть приподнимая Максима, чтобы конвоира увидели наверняка, но автоколонна уверенно двигалась мимо. Вот уже совсем рядом виднелся тюремный контрольно-пропускной пункт с открытыми шлагбаумами, откуда выезжал замыкающий колонну автотранспорт, а охранники с наслаждением готовились заниматься привычным делом – разложить карточную «тыщу» под чаёк с конфетками, как их рации тревожно зашипели. Разглядев вдалеке Осетра, мужчины спешно забегали по территории, вооружаясь автоматами, а грузовая колонна, прежде лениво ползущая по дороге, вмиг остановилась, выпуская мощные воздушные пшики.

Из микроавтобуса сопровождения высыпали наружу бойцы в балаклавах, угрожая оружием и бешено матерясь, предлагая Осетру немедленно сдаться. Асатиани покорно опустился на колени, не выпуская конвоира из рук, и замер, покуда с помощью автоматного приклада не упал лицом в лужу. На запястьях щёлкнули затворы наручников, а носки тяжёлых берцев прошлись по ногам, широко расставляя их в стороны. Лёжа в земле, грузин бросил взгляд на открытую дверь следственного микроавтобуса – в салоне понуро сидел бывший начальник колонии, полковник Дымов, арестованный за взяточничество, превышение должностных полномочий и содомию, печально склонив голову к коленям. И не было той картины краше, пожалуй, даже в самых знаменитых музеях не сыскать точного аналога, чтобы описать внутреннее состояние полковника, когда человек, познавший абсолютную власть, вдруг теряет её без остатка. Джавид Асатиани – уголовник, беглец и убийца, с наслаждением улыбнулся, отворачиваясь в сторону, где санитары колонии грузили младшего сотрудника конвойной службы Максима Жданова на носилки. Они всё-таки добрались до цели, несмотря ни на что, вместе.

ИК-13, камера штрафного изолятора, полгода спустя.

Одиночная камера ШИЗО насквозь пропиталась вонючей сыростью, особенно стойкой, что обшарпанные стены уже невозможно избавить от ядовитой плесени. Железные нары, пристёгнутые до отбоя к стенке, угрюмо повисли в ожидании будущего дня, схожего со всеми предыдущими, как две капли мутной воды, падающие с дырявого крана в сливную трубу ржавого рукомойника. Единственное, что помогало отсчитывать время – одинокое решётчатое окно у самого потолка, изредка транслируя что-то иное, кроме бесконечного серого неба. Редкий солнечный луч, кусочек пористого облака или птичий клин, летевший в дальние края, любая смена надоедливого пейзажа доставляла необычайную радость, скорее детский восторг, такой искренний и неподкупный.

На протяжении полугода с момента описываемых событий Джавид Асатиани по кличке Осётр находился в одиночной камере, полностью изолированный от внешнего мира. Всё, что грузин знал после ареста, так это то, что медицинская операция прошла не по плану, и арестант до конца жизни будет вынужден хромать, превозмогая боль в ноге, а правой рукой вряд ли удержит что-то тяжелее чифирной кружки. Выездное заседание суда, проводимое прямо в медчасти колонии, добавило четыре года к основному сроку за попытку побега, остальные преступления не имели полной доказательной базы, так что старый авторитет ещё легко отделался. Вспыхнувший бунт подавили, а зачинщиков и пособников из числа администрации рассадили по разным колониям, таким образом, нынешний уклад зоны был для Осетра совершенно незнакомым. А когда в камере открывалась «кормушка» во время раздачи баланды, Асатиани всякий раз задавал лишь один вопрос:

- Максим Жданов – конвойный мальчишка, выжил?

И в течение всего срока нахождения в штрафном изоляторе никогда не получал ответа, на что печалился серьёзнейшим образом. Всё то время грузин жил с надеждой, что сделал исключительно возможное для спасения конвоира, а его старания не прошли даром, но не получая достоверной информации, пожирал себя сомнениями. Так бы произошло и сегодняшним днём, если бы не записка, сунутая в щель железной двери вместе с обеденной пайкой. Оставляя миску капусты с тухлой селёдкой на столе, авторитет развернул лист пожелтевшей бумаги, вчитываясь в неровные строки.

«Дорогой наш, Осётр. Братва ждёт твоего возвращения, ведь ты вновь доказал, что являешься ярким примером бесстрашия и доблести для всякого арестанта, и мы готовы следовать за тобой до конца. Что касается дел прошлых, то во время бунта Коду порезал кто-то из своих – жалко мальчишку, больно хорошим был, но мы обязательно найдём крысу, будь уверен. Так что здоровья тебе крепкого и лучшего настроения. Мы до сих пор поражаемся твоей находчивости, ведь не всякий догадается прикрываться мёртвым конвоиром, чтобы «вертухаи» с вышек не пальнули. Ну, бывай, до скорой встречи...».

Несколько скупых слёз упали на грубую бумагу, растворяя синие чернила, и авторитет, прежде скрывая истинных эмоций, поддался нахлынувшим чувствам. Самая поганейшая новость за всё то время, что Джавид Асатиани скитался по тюрьмам, проповедуя уголовную романтику, добила грузина своей несправедливостью.

ИК-13, спустя три месяца.

Наконец, срок пребывания в одиночной камере подошёл к концу и Осетра перевели в общий барак к остальным осуждённым. Девять месяцев изолятора – абсолютный рекорд для здешней публики, потому грузинского авторитета встречали овациями, как настоящего героя, ведь историю его побега и последующего возвращения в колонию передавали из уст в уста, дополняя всё новыми красочными эпизодами. За последние месяцы Асатиани сильно сдал – похудел, отпустил длинную седую бороду, да и вообще выглядел весьма неопрятно, будто совершенно позабыл о своём важном статусе для других зэков. Но в то же время никто из заключённых не преодолевал столько превратностей судьбы, сколько выпало испытаний на грузинскую долю за последний год, так что мужики относились с пониманием к такому роду изменениям в своём кумире, помогая ему быстрее адаптироваться. Следующие пару дней Джавид Асатиани не произнёс ни единого слова, лёжа на нарах, а когда пошли третьи сутки без еды и воды, зэки не на шутку взволновались.

- Осётр, тебе что-нибудь принести? Может что-то нужно, ты только скажи, мигом организую.

Джавид отпрял от тюремной стены, служившей полотном для ловли клопов, повернулся к сутулому парню в грязной майке и печально посмотрел ему в глаза, будто искренне не понимал, почему его не оставят в покое.

- Чего тебе?

- Хотел поинтересоваться, быть может, вам чего-то хочется? – смущённо ответил услужливый зэк.

- А что у тебя есть?

- Любая ваша прихоть, всю зону переверну, но достану. Чай, покурить, выпить, даже журналы есть интересные.

Осётр внимательно слушал пацана, но без особого восторга, поглощённый собственным разочарованием в жизни. А те, кто обожал его и восхвалял, действовали на нервы, вновь и вновь погружая в события прошлых лет, когда от авторитетного слова зависели человеческие судьбы.

- А ложка имеется? – поинтересовался авторитет.

- Ложка? – удивился паренёк.

- Да, обычная ложка, которой ты щи хлебаешь.

- Ну...есть, конечно... – неуверенно ответил парень, запуская тяжёлый мыслительный процесс, но буквально сразу в голове пришло осознание, воодушевляя его не на шутку, потому он перешёл на вкрадчивый шёпот.

- Я понял, почём вы интересуетесь, конечно, только у ленивого нет, а у меня – сколько захочется. При новом начальнике в колонии особая вольность.

- Ну пусть так, неси быстрее и огня не забудь.

Парень сиял от счастья, вприпрыжку убегая к тайнику, ведь ему выпала несказанная удача – угостить авторитетного человека наркотиком, находившимся в колонии в большом изобилии. И если Осётр, прежде противясь даже всякому упоминанию, теперь употребит вместе с парнем, то и к себе поближе подтянет, тогда срок мотать выйдет несказанно слаще. Окрылённый будущими перспективами роста, парень вернулся к грузину, пряча от случайных зевак мутный шприц с метадоном. И усаживаясь на железные нары, принялся болтать без остановки.

- Это вы правильно, здоровье нужно поправить, а там и жить веселее станет. Это же и не наркотик вовсе, а так, лекарство для души. Вы мне только шепните, когда нужно уколоться, а я уже и рядом буду. Мне матушка с пенсии регулярно деньги отправляет, так что на зелье всегда хватает. Вы, кстати, что с крысой делать-то решили?

- С кем? – переспросил Осётр, стягивая кофту с плеч.

- Ну тот, что Коду подрезал. Поговаривают, что во втором бараке обитает – жирный, холёный такой. Ох, я хоть и щуплый, а на «пику» его бы насадил, будьте уверены.

Парнишка продолжал нести нестерпимую чушь, покуда авторитет оголился по пояс, склоняясь к тумбочке. Чиркнув барабаном зажигалки, Джавид Асатиани поджёг восковую свечу и, держа алюминиевую ложку над пламенем, пристально наблюдал за огнём. Надоедливый собеседник хотел было посоветовать, что, прежде чем греть ложку, полость следует заполнить метадоном, но побоялся лезть с советами, предпочитая заткнуться. Оба, наконец, погрузились в загадочное безмолвие, понятное лишь одному грузину, отчего сутулый парнишка слегка занервничал. Когда ложка сполна закоптилась сажей, Осётр стиснул зубы и с силой вдавил калёный металл в область ключицы, прямо поверх синевы воровской звезды. Человеческая плоть зашипела, источая вонь горелого мяса, а парнишка в ужасе вскочил на ноги, желая позвать на помощь.

- Нет, не надо, зачем вы это делаете?

- Заткнись и тащи вторую ложку, а не то сгною. – злобно зашипел Осётр, превозмогая довольно явные болевые ощущения. Пока сутулый парнишка бежал исполнять приказ, грузин отодрал металл от слипшегося куска плоти, морщась и оценивая результат – половину татуировки закрывала красная обугленная рана, вторая часть осталась неизменной. Тогда Асатиани вновь подставил ложку к свече, нагрел докрасна и выжег остаток чернил с левого плеча, забитых под дряблой кожей. Когда бледный парень вернулся к грузину, уже весь «зэчный» барак наблюдал за тем, как Джавид Асатиани занимается самобичеванием, впрочем, никто не осмелился ему воспротивиться и хоть как-то остановить. Аналогичное действо авторитет проделал со второй татуировкой восьмиконечной звезды на правом плече, а когда с отметинами лихой жизни было покончено, Осётр обратился ко всем присутствующим:

- Арестанты, слушайте мой прого́н. Отныне я – «апельсин», отказываюсь от своего имени и всех прочих воровских привилегий, потому поступать со мной соответствующе. Кто подойдёт с просьбой или советом – удавлю. Теперь общий расход, я всё сказал.

Выпуская из руки орудие вредительства на тюремный пол, Джавид Асатиани вновь лёг на нары, как и прежде отворачиваясь к стенке. Разочарованный в жизни, криминальной романтике и собственных принципах, грузин раз и навсегда оборвал связь с прошлым, открывая новую главу, полную неизвестности. Заключённые, будучи в шоковом состоянии, какое-то время продолжали молча курить, сбивая сигаретный пепел в раскрытые ладони, но спустя время и этот вопиющий инцидент забылся, стираясь в потоке бесконечно однообразных дней. Спустя месяц под покровом ночи опального авторитета заколют в собственной постели стальным прутом «неизвестные» – за предательство и отказ от воровских традиций.