Мава, несмотря ни на что, легко нашел нужный театр. Но времени полно – можно еще выполнить учебный план! Конечно, он не будет выполнен в полном объеме – что-то придется перенести на завтра. Все-таки человеческая мечта сходить на концерт Зайковой еще не угасла в бывшем Итшидове! Он спокойно сдал необходимые вещи в гардероб и сначала даже не посмотрел на номерок… Может быть, именно в этом была причина его последующих несчастий?
Итак, начало концерта было задержано на полчаса. Чтобы не терять драгоценное время, Мава читал рассказы Лескова, хотя это по понятным причинам давалось ему с трудом. И вот она вышла… Итшидо услышал свист. Да как они смеют! Это же великий поэт! Это же эпоха! Или итальянцы ничего не понимают в русском искусстве? Оказалось, свистит сама Зайкова… Мава был поражен: зачем она, старуха, это делает? Он неправ. Зачем называть Зайкову старухой? Несмотря на возраст, она выглядит очень молодо!
- Первое стихотворение называется «Немецкая классическая философия», - объявила Зайкова.
Мава не слышал этого стихотворения и был потрясен его совершенством: всего в сорока строках кратко излагались концепции Канта, Гегеля, Шеллинга, Фихте и Фейербаха. В реальности такое написать невозможно. Сразу предостерегаю читателей от попытки повторить что-то подобное: при ее совершении не избежать душевного расстройства!
Потом было много знакомых произведений. А потом был сюрприз… Дочь Зайковой Мария сказала, что реинкарнация возможна. После этого на сцену вышел внук Григория Меча – Григорий Меч-младший. И интересно, что я записываю эти сведения в день рождения деда этого мальчика… Да простит мне читатель слишком подробное описание, вызванное этим праздником! Тем более, Мава считал, что сделал важную вещь для популяризации Меча - превратил стихотворение о счастливом возвращении в настоящее художественное произведение, отказавшись от новаторских форм, использованных поэтом. А теперь выходит внук! Может быть, это такая награда? «Круговорот» и «Метелица» - именно эти стихи Григория Меча прочитал его внук. Один в один! Мава подносил бинокль к глазам, пытаясь разглядеть минимальные различия в мимике и движениях, но никаких различий не было… И по голосу трудно с первого раза догадаться, что это не сам поэт, а его внук!
«Мне снился дедушкин концерт, - подумал Мава. – Да, это был сон во сне. Я понимал, что это невозможно, но все-таки тогда был счастлив… Ведь осознанных снов в осознанном сне также не бывает. Я так мечтал об этих танцах… Да, несмотря ни на что, надежда еще жила. Конечно, не карантинные танцы мне представлялись… кстати, когда все-таки будет объявлен карантин? Топтыгин умер в августе от этой страшной болезни… Да нет… Может быть, в сон просто решили ввести естественную смерть и назвали ее этим страшным словом, обобщающим все причины ухода из жизни? Я знаю, чем еще болел Топтыгин. Это слово и до его смерти вызывало ужас. Эта болезнь существует не одно тысячелетие, но вирусной быть не может, и поэтому всем на нее плевать! Я даже на концерте Зайковой отвлекся! В последнее время мои когнитивные способности серьезно ухудшились… Итак, я мечтал о танцах, и они состоялись в одесской группе. Тогда еще не было никакой реинкарнации, а теперь… вот он! Самый настоящий Посланник! Уверен, он знает, какое большое дело я сделал и какое еще сделаю. Это и есть мое судно! Так ведь у Зайковой? Да, точно! «Судно успехов»!
Откуда Зайкова знает? Неужели она умеет читать мысли? Следующим номером она прочитала как раз «Судно успехов»… Это произведение заставило Итшидо думать так: «Вот закончится этот концерт. Но разве есть что-то после него? Разве смогу я доказывать «теорему Ферма» с прежним настроем? Но зачем я так думаю? Завтра Борисов, послезавтра филармония, в субботу новогодний концерт, а там уже и сам Новый год не за горами… Но что это Цукерберг вытворяет? Разве можно отмечать праздник заранее? Уж своей суеверности я еще не утратил! А сегодня что? Да нет, ничего… Просто другой праздник. Потом я буду упорно работать, чтобы спасти мир и искупить вину! А искупить вину нужно, чтобы на душе стало легче… Но легче стало уже сегодня… Нет, это обман! Несмотря на эту безумную радость, впервые за несколько месяцев охватившую меня, нужно продолжить процесс искупления!» И снова Зайкова напомнила об учебном процессе… Вероятно, теперь все произведения искусства будут казаться Маве связанными с его деятельностью… Когда человек увлечен какой-то темой, он находит ее везде. Смена исторической эпохи также может повлиять на восприятие произведений искусства. Например, после революции можно было вспомнить что-нибудь древнее и воскликнуть: «О, как это подходит к нашему времени!» А «Иллюзия» - вечное стихотворение. Оно подходит к любому времени. Мава знал, что Зайкова активно читает «Иллюзию», но также, как и все образованные люди, знал, что автор «Иллюзии» - Мария Алексеева. Но Мария Алексеева давно умерла, и современные «земские» поэты и исследователи их творчества сохраняют ее наследие. Итшидо вспомнил, как «Иллюзия» помогла ему с дебилением… «Да хватит! – подумал он. – Это же стихотворение о жизни, а не об учебе! Но и «Проверка» тоже… Вся жизнь – проверка, а завтра – итог… Да тихо ты, болван! На концерт Топтыгина тебе уже не сходить! Да не очень-то и хотелось… Есть определенное время, после которого рассеивается внимание. Этого можно избежать, если приблизительно знаешь, что тебя ждет, но один из концертов Топтыгина… Если успешно сдам экзамены, посмотрю в записи! Это и будет акт искупления! А сейчас нужно наслаждаться Зайковой…»
- «Рейнское наслаждение»! – объявила Зайкова.
Мава раньше не слышал это произведение, но оно смогло поднять ему настроение. Очень красивым также оказался сонет «О любви к известному мужу». Итшидо догадался, что это написано в молодые годы, когда Зайкова состояла в первом и самом удачном браке… Увы, творческие люди вынуждены были развестись. «Известный муж» вскоре скончался… Но была когда-то прекрасная пора… «Прекрасная пора» - это стихотворение, с которого началась любовь Мавы, тогда еще Итшидова, к творчеству Елены Зайковой. Правда, Цукерберг оговорился и назвал ее Кисой Рождественской… А Кису Рождественскую Мава читать не мог. Да, она тоже представительница «земской поэзии», поэтому после смерти Топтигына будущий эксперт пытался понять ее творчество, но ничего не мог с собой поделать… В течение недели после поэтического конкурса он считал, что признает единственное стихотворение этого автора – «Прекрасная пора». Но потом он выяснил, что «Прекрасную пору» написала не посредственная Киса Рождественская, а гениальная Елена Зайкова…
Да, конечно, в связи с фамилией бездарности Мава думал о гениальном Роберте Рождественском (примерно в таком контексте: «Надо же! Фамилия одна, а полюса прямо противоположные!»), но не мог вспомнить ни одного произведения реального поэта, попавшего в сон. Да и в кодификаторе АГЭ, в отличие от ЕГЭ, было гораздо меньше поэтов второй половины XX века… Прозаики же сохранились в полном объеме, но для одних обитателей сна они еще не родились или были совсем маленькими, а для других – уже умерли. Но благодаря оплошности Магисы (да, здесь нужно построить предложение именно так!) представители первой половины XX века могли ознакомиться с произведениями, которые в их реальности еще не были написаны. А о Рождественском и о многих других люди, родившиеся во сне, даже не знали… Как и о Верди, Мава услышал о нем от родителей, но если любое произведение искусства, созданное до XX века, спокойно оставалось в памяти, то с двадцатым у Магисы, как и у всех остальных, были сложности… Ясно одно: Киса Рождественская явно не достигла ни уровня Роберта Рождественского, ни даже уровня Елены Зайковой. Зачем же отрицать, что «Прекрасную пору» написала Зайкова?
Заключение – «Музыкальная квартира». Мава покраснел: он не так хорошо выступил на ноябрьском конкурсе, чтобы сейчас спокойно это слушать. Ему было очень стыдно перед любимой звездой… Но стало ясно, что концерт заканчивается. Мава посмотрел на номерок и увидел знакомое число. Что же оно означает? С середины декабря оно постоянно где-то мелькает… Точно! Мава сразу не сообразил, потому что во сне многие не знают, какой сейчас год. Шестизначное число на номерке соответствовало номеру будущего года… Обязательно нужно загадать желание! «Просто быть счастливым, - подумал Мава. – Да, сейчас я счастлив, но хочется, чтобы такое состояние сохранилось на всю жизнь! И чтобы опустошение ушло! Да, у меня, кроме педагогического, есть и литературное призвание, но кто об этом знает? Очень немногие! Нужно всеми способами популяризировать творчество! А сколько у меня стихов в декабре было? Какой-то кризис наступил… Но зачем считать стихи? Каждому известно, что главное – качество! Не буду заниматься такой бесполезной деятельностью, как этот глупый подсчет! Жизнь слишком коротка для таких забав! Да и вообще, завтра экзамен!»
- Айну Гансову знаешь? – строго спросил Порфирий Вениаминович после концерта.
Конечно, Мава ответил утвердительно.
- Что ты о ней знаешь? Она померла уже?
Мава был возмущен, но все же ответил:
- Она живет в США и пропагандирует высокое искусство.
- Так… А знаешь этого… как его… Леонида Коровкина?
Порфирий Вениаминович был уверен, что о таком поэте Мава не слышал: его знают только те, кто говорит по-русски. Но и Карла не от Мавы узнала о существовании Леонида Коровкина… Она не говорила по-русски, а просто была специалисткой.
- Какое стихотворение тебе наиболее близко?
Мава ответил, но Порфирию Вениаминовичу в этом ответе что-то очень не понравилось…
- Да ладно тебе! – вмешалась Карла. – Мава – настоящий специалист по «земской поэзии»! Вот я, например, не была знакома с творчеством Дмитрия Булькина, а ведь именно он должен был читать стихотворение в фильме «Обострение-51»… Может быть, он мог бы написать что-нибудь еще лучше, чем «Проверка» Исаака Топтыгина…
- Дмитрий не читал, а Исаак читал? – удивился Андреев-старший. – Да не может этого быть!
- Только идеология, - вздохнул Мава. – Ничего больше. Топтыгин пробился, несмотря на еврейское происхождение, а Булькин не смог скрыть это происхождение…
- Значит, они так и не помирились? – уточнил Порфирий Вениаминович.
Мава дал официальную информацию: не помирились. Но оба умерли в один год, от одной болезни и с небольшой разницей в возрасте, составлявшей всего год. И оба евреи… Поэтому Мава был уверен: они помирились в лучшем мире. Но Порфирий Вениаминович не верит в загробную жизнь, поэтому необходимо сказать так:
- Я смотрел передачу, записанную всего несколько лет назад. Там Булькин и Топтыгин кричали друг на друга…
Порфирий Вениаминович даже не знал, что Топтыгин умер, а уж о Булькине вообще ничего не слышал, но Мава не догадался об этой неосведомленности худшего отца Одессы…
- Это однобоко, - отрезал Андреев-старший. – Такое серьезное увлечение «земской поэзией» - это безумие. Ты читаешь только школьную программу и это рифмоплетство! Вот скажи, есть у тебя еще какие-нибудь увлечения, кроме этого странного вида искусства? Нет, твои стишки – это всего лишь подражание «земцам»!
Мава понял: Порфирий Вениаминович даже не читал его стихов.
- Вот представь, что ты увлекаешься какой-нибудь вокальной музыкой и начинаешь это петь! Тогда пение – часть увлечения этой музыкой! Бег – тоже не увлечение. Спорт необходим каждому человеку. И вообще, разве в 36 лет зачитываются «земской поэзией»? Да даже в период ее популярности она предназначалась только для стариков!
Мава не стал возражать. Он прекрасно понимал, что никогда не сможет переубедить Порфирия Вениаминовича.
На следующий день Итшидо вспомнил, что так и не подсчитал количество стихов за декабрь… Да, Зайкова не раз признавалась, что она никогда не занималась такими подсчетами, но Маве это было важно для новогоднего самоанализа. К тому же, если за еще не прошедший месяц он создал более 15 стихов, значит, нужно остановиться: творческая работа невозможна без отпусков! Это касается и регулярных прозаических произведений, которые иногда необходимо на несколько дней отложить в сторону…
- Сегодня Виктория Осиповна будет объяснять нам с тобой геометрию, Мава! – воскликнул Федериго, который, как оказалось, тоже побывал на концерте. Он раньше пренебрежительно относился к Зайковой, но после посещения мероприятия смотрел на нее совсем по-другому. – Не будешь тупить после концерта?
Слово «тупить» Федериго произнес по-русски. Чего он этим добивается? Как на это реагировать? Все ли итальянские эксперты по русскому языку и русской литературе знакомы с глаголом «тупить»? Этого знания могло и не дать даже постоянное пребывание в русскоязычной среде… Отсутствие реакции также может вызвать определенные подозрения.
- Тупить? Кажется, сейчас происходит обратная ситуация: вспомнив итальянский язык, я забываю русский!
- Но как ты понял, что это русский? – усмехнулся Федериго. – Почему в другом языке не может быть такого слова? Может быть, тебе подсказали какие-либо морфологические особенности?
- Не только. Когда-то я слышал этот глагол, а вот его значение напрочь вылетело из головы…
- Хм… А я, как итальянец, не претендующий на связь с другими странами, не очень-то силен в объяснении русских слов… В общем, если с тобой это произойдет, ты сразу это почувствуешь! А если не произойдет, не бери в голову!
Виктория Осиповна начала устный опрос. Тут-то Мава и «вспомнил», что значит «тупить»… Но его затруднения были связаны не с концертом, а с тем, что некоторые элементарные математические знания он давно забыл… Федериго в этом отношении отличался большей образованностью. Но Виктория Осиповна ничего не сказала о снижении способностей ученика, раньше отличавшегося огромным успехом. Видимо, она ошибочно предположила какое-либо негативное потрясение в его жизни, поэтому решила временно не навязывать свои дидактические задачи.
- Я дам вам письменные задания, чтоб было время подумать, - решила учительница. – Их немного, но вы можете работать в любом удобном для вас темпе. Если не успеете, доделаете дома.
Здесь Мава почему-то превзошел Федериго, но провал, связанный с тригонометрией, не выходил у него из головы. Как же освоить эту непростую науку? Нужен курс тригонометрии Александры Мучковой! Александра Мучкова… Что-то знакомое… Или все-таки нет? Или он когда-то должен был выбрать курс Мучковой для минимизации ущерба, но, несмотря на это, предпочел менее рациональное решение?
На экспертной подготовке по литературе Мава тупил еще больше. Как хорошо, что этого уже не видел Федериго! Казалось, Товиль задает труднейшие вопросы и требует точных развернутых ответов… Мава не мог сказать, что он чего-то не знает. Учитель задавал вопросы, и в его голосе слышалась уверенность в их простоте. Как выяснилось впоследствии, это была психологическая проверка. «Что же делать? – думал Мава. – Это же не последний урок с учителем, у которого нет минимального педагогического образования! Тьфу, образование, конечно, есть… Я имею в виду отсутствие у Товиля педагогических знаний!»
Но дома Маву ждало утешение: память всё-таки ещё не совсем подвела его. Он быстро и с удовольствием выучил материал о Людмиле Чипсовой. Может быть, именно это удовольствие стало предвестником дальнейших трагических событий? «Как мне нравятся материалы о Людмилах! – подумал Мава. – Людмила Брючная – это же эталонный выпуск! И вот теперь Людмила Чипсова… Может быть, это связано с романом в стихах? Людмила и Андрей – так будут звать его героев. Но времени сейчас на это нет. Когда-нибудь потом… Я обязан начать эту работу в течение пяти лет, иначе перестану уважать себя! А сегодня я обязан написать небольшое стихотворение, посвященное вчерашнему мероприятию, потому что это не может остаться без отклика… Но полета мысли почему-то нет. Такого со мной давно не было. Может быть, лучше отложить? Да нет: такой поступок будет нарушением основного жизненного принципа! А вдруг что-нибудь случится и я не смогу написать стихотворение? Лучше сейчас…» Мава творил через силу, но всё-таки потом его произведение было оценено гениальным человеком. Не зря поэт старался!
Мава и в течение дня успел убедиться в правильности своего поступка. Таких дней, которые со стопроцентной уверенностью можно назвать неудачными, не было у него со дня смерти Топтыгина. Всё началось, когда он пошёл на спектакль Борисова о Ватрушкине. На мероприятие также направлялась целая толпа, поэтому передвижение было затруднено. Мава давно не видел такого скопления людей, поэтому в панике принялся вспоминать уроки ОБЖ. Нет… Вся информация о правилах поведения в толпе в момент опасности выветрилась из головы, хотя в спокойных условиях он воспроизвел бы ее с легкостью! Что это? Рука зажата! Ее нельзя высвободить, но Маву толкают вперед…
- Да вы же мне руку отдавите! – закричал он.
Бесполезно… Сейчас действительно отдавят… Рука была правой, а это значило, что Маве придется стать левшой с целью фиксировать стихи на бумаге и успешно сдавать письменные экзамены! Как хорошо, что он успел сообщить читателям о впечатлении от концерта Елены Зайковой! Обошлось. Но Итшидо очень перепугался… Он уже понял, что какое-то большое несчастье обязательно произойдет в ближайшее время. Но пока была только еще одна мелкая неприятность… В итальянском театре Степана Борисова (да, этот актер создал свои заведения в полюбившихся ему странах) было много этажей, но лифта почему-то не было. Был только эскалатор, и Мава решил воспользоваться именно им. Как только Итшидо ступил на эскалатор, оглушительный голос воскликнул:
- Убедительная просьба совершить своевременную обязательную подготовку к возникновению особых чрезвычайных обстоятельств!
Это оглушительное объявление прозвучало в момент незапланированной остановки эскалатора. Получилось, что Мава потерял равновесие по двум причинам. «Да я же сейчас упаду!» - подумал он. Обошлось и на этот раз, но теперь Итшидо решил, что в ближайшее время он обязательно должен умереть. «Нет, судьба, не надо меня мучить! – думал он. – Лучше уж сразу, чем получать уведомления о неизбежном и ждать его с минуты на минуту! Такова, видно, моя судьба… Это должно было произойти гораздо раньше: разве можно открыть высший смысл и протянуть после этого еще четыре месяца? Нельзя… Просто повезло. Просто почувствовал… Но, может быть, вся суть в том, чтобы перед смертью открыть этот смысл другим?»
Перед спектаклем Мава неожиданно встретился со старой знакомой.
- Елена! – воскликнул он. – Сколько лет, сколько зим!
- Мава! – воскликнула она. – Вот уж не ожидала увидеть тебя здесь! У тебя же работа! Что ты делаешь в Италии в декабре?
- Что, что… Работаю! Знаешь же, какая сейчас в мире напряженная ситуация: многим такое счастье недоступно из-за отсутствия среднего образования! Вот я и решил помочь… Только не задавай никаких вопросов: они могут испортить всё дело.
Как показалось Маве, Елена всё поняла. Она стала рассказывать, что читает книгу о разведчиках, а потом спросила:
- А не писал ли ты, Мава, в последнее время стихов о войне?
Мава удивился: откуда она всё знает? Да, это было в ноябре. Но прочитает он другое, о зоопарке…
- Интересно, - усмехнулась Елена. – Ну, ничего. Когда-нибудь твоя поэтическая мысль станет взрослой.
Итшидо возмутили эти слова: неужели он еще ребенок? А как же то, что произошло после смерти Топтыгина? Нужно рассказать Елене о последней скорби… Уж это стихотворение нельзя не назвать гениальным! С этим соглашался не только Мава…
- Хорошо, - снисходительно улыбнулась Елена. – Может быть, прочитаешь о войне? Очень тебя прошу!
После упрека за детскую поэтическую мысль Мава не хотел ничего читать, но ему пришлось согласиться…
- Это же история моего папы! – воскликнула Елена. – Он тоже смог выйти из плена благодаря заступничеству врага! Правда, у тебя всё хорошо кончается: оба понимают, что война никому не нужна. А на самом деле добрый мальчик был убит за предательство…
И Елена заплакала. Это была уже не та строгая женщина, ругающая зрелого поэта за незрелость… Это был настоящий, живой человек. Правда, Маве пока всё равно: он должен успокоиться.
И вот начался спектакль. Спектакль, который Мава не раз видел в Одессе. Но реальный прототип этого спектакля никогда не будет прежним… Может быть, Степан Борисов чувствовал реальные трагические события, поэтому сегодня был выше всяких похвал? Он даже попадал в ноты! Да, если Борисов это делает во время пения, значит, спектакль можно назвать необычным. Правда, итальянцы об этом не знали, но, поскольку сегодня всё было нормально, у них не было никаких претензий. «Ватрушкин, - подумал Мава. – Настоящий Ватрушкин! Лев Олегович должен был относиться к этому по-доброму! Не знаю, почему он сначала выступал против этого замечательного актера…»