Продолжаем рассказывать о «наших лицах» столицы
Конечно, Москва и фоменки давно считают его своим. Учился в ГИТИСе у Петра Наумовича на курсе, который основал театр Мастерскую Петра Фоменко. Ведущий актер, заслуженный работник культуры России, на счету множество театральных и киноролей…Рустик, как его любовно зовут в театре.
А начинал Рустэм Юскаев у нас. Коренной саратовец, учился в нашем классическом университете на отделении психологии. Помню его еще юношей в самодеятельности биофака – она тогда была нехилой. Наша редакция газеты находилась рядом. «Все они таланты»: биологи были редкие остроумцы. Какой веселый конкурс на самый оригинальный бутерброд затеяли они на Новый год! Первое место занял проевший зарплату бедный лаборант, который просто-напросто… размазал карамельку по хлебу.
Два года Рустэм работал по профессии на заводе, потом — ее сменил, уехав учиться в Москву. Аналитик по первому образованию и по натуре, он очень хорошо умеет формулировать. Как поклонница великого Фомы – театра его и его самого (видела раз в жизни, но близко – на премьере в театре Станиславского: он прошел по нашему ряду, «как каравелла, как виденье», рассеянно окутав синим туманом очей и «с ног валя» своей сумасшедшей харизмой), прочла много воспоминаний о нем. Размышления Юскаева запоминаются: «Я считаю, что секрет театра «Мастерская Петра Фоменко» в том, что в его основе лежит любовь. Любовь учеников к учителю, любовь внутри компании. Это основа, которая формирует наш театр. Зритель отлично это считывает. Конечно, мы люди взрослые и всякое бывает, но в той или иной степени все пытаются это сохранить».И еще: «Петр Наумович… сочетает в себе два качества, которые встречаются крайне редко, когда такие человеческие и профессиональные качества сочетаются в одном человеке – он великий режиссер, и он великий человек».
Один из лучших спектаклей первых фоменок, еще студенческий – «Двенадцатая ночь» по Шекспиру ( режиссер Евгений Каменькович).В этой вольной, хулиганской, дающей в полной мере ощутить свежее дыхание ренессансного театра, Рустэм с присущим ему тонким комизмом сыграл несчастного герцога Орсино. Влюбленного, но не любимого. Герцог забавно горячится, настаивает, в упор не видя сохнущей по нему Виолы. Потом будут еще десятки интересных ролей. В кино тоже его станут часто приглашать, но не случится встречи с режиссером, хотя бы близким Фоме по масштабу личности и таланта.
А в театре он был и интеллигентным Вершининым в легендарных «Трех сестрах» Петра Фоменко. И безалаберный Мурзавецкий в другом культовом спектакле фоменок. Юскаев сумел показать этакого обаятельного шалопая и одновременно опасного манипулятора. А какой он был замечательный Ростов в постановке Мастера – «Война и мир. Начало романа»! Мы как будто приглашены на именины в дом Ростовых. Шумный, немного бестолковый, староприимный московский дом… Скачет кудрявый «казак Наташа, пробегает испуганной ланью Соня, с напускной важностью расхаживает Николай…Добрейший граф Ростов не выдерживает напора домашней и такой уютной жены в салопе и чепчике (Галина Тюнина), которая решительно требует у него денег для нуждающейся подруги…»…Играл там Юскаев и холодного князя Курагина, озабоченного лишь устройством своих детей.
Из неповторимого сочетания лиризма, юмора и сценического обаяния соткан и его образ Фарятьева в известной пьесе Соколовой. На мой взгляд – одна из лучших ролей актера.
Фантазия в крупный ситчик
При входе зрителям вручают обрывки обоев – желто-зеленые, с большими розами на фоне синих листьев. Развернув обрывок, понимаешь, что такая в спектакле «Фантазии Фарятьева» программка.
На сцене квартира с точно такими обоями, такой же халат носит вечно подслушивающая и подглядывающая Мама (Галина Кашковская) – можно совсем слиться со стеной. Она озабочена одним: пристроить старшую дочь Сашу. И тут уж, как говорится, все средства хороши. Мама все кого-то кормит, строит большие планы переезда, надеясь на плавающего где-то мужа… Муж далеко, да и есть ли он? Не очень она похожа на жену моряка, счастливо ожидающую на берегу.
А вот и старшенькая, совершенно нелепая в этом наряде: белесый парик, нечто узкое-короткое-лиловое с блестками, безмерной высоты шпильки…Она почти с них валится, двигаясь в своей, изломанной пластике (Полина Кутепова – я смотрела с ней). А мысли ее далеко-далеко от комнаты с кричаще веселыми обоями в ситчик. И какое ей дело до неловкого стоматолога с его сумасшедшими теориями и внезапной любовью!
Третья здесь Люба, еще маленькая женщина, но проницательная и смелая (Вера Строкова). Она нутром чует людей, «вычислит» и Фарятьева. Влюбится в него с размаху, со всей безбашенностью юности. И была бы самым стойким сторонником его теорий, протяни он ей руку, да хотя бы заметь ее… Вера первая понимает , что в жизни сестры снова появился «этот ужасный человек», и пытается удержать ее, да как остановишь несущийся под откос поезд ?..
Но если б «Фантазии Фарятьева» были только о «несчастных любовях», стоило бы их снова ставить? Пьеса Аллы Соколовой написана в 70-х, когда увлечение инопланетными цивилизациями еще не пошло на убыль. Но и тогда тонкие актеры Андрей Миронов и Марина Неелова в чудном фильме Ильи Авербаха играли не про это.
Павлу Фарятьеву, уже не юному, грузному в своем широком пальто, рядовому «зубнику», все эти теории про другие миры и «не свои планеты», похоже, нужны, чтобы разукрасить серую обыденность, утешить себя и тетю (в дивном исполнении Евгении Дмитриевой). Тетя словно создана по образу и подобию своего племянника. Не замечая его душевных мук, хлопочет о какой-то дальней родственнице. Но свято верит, что ее мальчик сделал выдающееся открытие: люди живут не своей жизнью, пора поменяться местами с нашими далекими антиподами. А еще тетя жутко боится, что его, такого чистого, неискушенного, оседлает какая-нибудь ужасная особа (особа с особо богатырскими формами заглядывает в дверь – привычные фоменковские штучки).
Фарятьеву, по большому счету, хватает его восторженной тети, его работы и его звездной тайны (в сцене с тетей, решенной насмешливо-фантазийно, электричество высекают прямо из пальцев). И вдруг он встречает очень земную, красивую и несчастную женщину – и влюбляется в нее со всеми ее несчастьями. Совсем как Маша в «Трех сестрах» полюбила героя Рустэма.
Саша рассказывает свою жизнь. Сейчас она совсем другая: искусственность слетает с нее вместе с диким лиловым костюмом. Павел утешает на свой лад, суля всеобщую гармонию. Точно такие слова мечтатель будет говорить и Любе, когда, не веря еще в свое счастье (Саша ему не отказала), явится в шляпе, пальто, с чемоданчиком и усядется в гостиной, слушая и не слыша сбивчивые объяснения Любы.
Они действительно как существа с разных планет: каждый говорит о своем и на своем языке. Первый порыв любви большого, чистого ребенка, каким играет его Юскаев, готовность, если надо, отказаться от самого дорогого – своих теорий – и полный крах всех надежд. Все здесь, в этой сцене с Любой. Безуспешно пытаясь удержаться на вздыбившемся вдруг полу, он роняет то чемоданчик, то шляпу.
«Я не могу без нее жить», – как-то совсем буднично говорит сам себе. Ему бы поскорей уйти, а тут Мама с ее безразмерным письмом от родных…
Соколовская пьеса выглядит такой немудреной, ставили ее по-всякому, порой – очень сентиментально. Но так, как в Мастерской поставила режиссер Вера Камышникова, сравнить не с чем.
Есть тут и комикование по поводу нашего повального увлечения космосом в 60-е годы. Далекие миры, о которых с таким придыханием говорил Павел, вот же они, параллельно нашим. За овальным зеркалом возникает точно такая комната, тоже в крупный ситчик. Живут там антиподы, похожие на наших героев – да не совсем. Они повторяют их движения, да не все. А может, те, за стеклом, и есть настоящие, а эти, в комнате – только их отражения? Наверняка у деятельной и любопытной Мамы антиподов несколько. Иначе как бы она перемещалась, телепортируя то влево, то вправо?
А с комнатой происходят чудеса (потрясающая работа художника Марии Трегубовой): она удлиняется к балкону, поднимает паркетины пола, существа в скафандрах лезут в балконную дверь, голубое небо с белыми облаками превращается в ночное и звездное, пространство бесконечно расширяется… А вдруг все уже началось, и Вселенная открылась?..
Порой кажется, что спектакль поставил сам Фома – столько в нем фирменного хулиганства Мастерской, выдумки, юмора, и при всем том – теплоты. Не согласна, что решен в не соединяемых между собой стилистиках. Просто лирика подается не в «чистом виде», на блюдечке с каемочкой, а приправлена горькой иронией – и самоиронией постмодернистского театра. И обернута, как в фантик, в яркую фантазийную оболочку. Которая в крупный ситчик.
Обаятельный герой Юскаева всех сумел заразить мечтой. Неважно о чем. Ночная сцена женщин в белых одеждах дана с легкой раскованностью и ежеминутной радостью бытия. Трепещут, взлетают длинные пододеяльники, точно чайки над бурным морем. Кажется, и героини сейчас исчезнут – вслед за ними.
Не вспомнила ни разу про знаменитый фильм. Фарятьев Рустэма занял уже свое место рядом с героями Сергея Юрского и Андрея Миронова. «Если к правде святой мир дорогу найти не сумеет, честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой…»
P.S. Рустэм Юскаев уверен, что и «их театр – это в чистом виде Фарятьев, общность, которая в своей фантазии, в своем безумии или высшей мудрости верит, по крайней мере, верила в эти свои законы и основы». Ему виднее. Счастье, что самые смелые фантазии иногда сбываются. Разве не казалось создание нового театра из выпускников курса поначалу только «безумной» мечтой Петра Фоменко?
Ирина Крайнова, "Заря молодёжи"