Словно не понимая, что за диковинная вещь стоит перед ним, Пол расхаживал вокруг пианино и недоуменно разглядывал его, боясь его дотронуться до клавиш. В голове с самого утра гудела почти совсем неизвестная песня Джона — “You know my name”.
Он подумал, что будет, если он проверит, сможет ли путешествовать во времени и без Америки. Пол лег на кровать, прикрыл устремлявшие взгляд к потолку утомленные глаза и представлял. Лицо Джона: маленькие карие глаза, даже, наверное, цвета жженого сахара; в синеватых диоптриях слегка затемненных очков глазки кажутся еще мельче, и неизвестно, как такими маленькими зрачками можно увидеть мир, да так ясно и широко, как Джон. Но картинка не могла стать четкой: лицо Леннона внизу расплывалось, делая его жутким. Подбородок плыл вниз, как гуашь, превращая человека в карикатуру. Вслед за подбородком и обычно тонкими губами, ныне превращающимися в пухлые, потекли глаза, оставляя за собой черные следы в виде полос. Пол поднял веки, чтобы не лицезреть это безобразие. Затем, отдышавшись, снова закрыл глаза и представил Джона. Он представил, словно подходит к Леннону и что-то говорит, но вдруг начинает непроизвольно вращаться. Стены сливаются в полоски, а Джон, как покрытое снегом дерево, время от времени проплывает мимо — справа налево. А Пол все крутится, как юла, и все, что ему хочется — остановиться и сосредоточиться. Пол снова открыл глаза.
Что-то заслоняло ему солнце, и старик перевел взгляд в сторону окна. Повернувшись спиной к хозяину дома, стояла Америка, обратившаяся в силуэт. Полу показалось, что он переживает дежа-вю, но вспомнить, когда он видел точно такую же картину, не мог.
— Доброе утро, — произнесла Америка тихо и даже немножечко строго, все еще стоя спиной к МакКартни; ее голос отражался от оконной рамы и приобретал странное звучание. — Позавтракай, а потом я тебе расскажу историю о том, как я стала агентом и продюсером «Битлз», — Америка повернулась лицом к Полу.
— Что? А не рано ли? — полюбопытствовал Пол. Ами посмотрела на него вопросительно.
— Ну... Ты со мной... с Полом только познакомилась, а уже начала пробиваться в продюсеры.
— Не-ет, все на так просто, — Америка села на край кровати и сложила руки на коленях. — Я стала... А нет, об этом после завтрака.
— Умеешь ты заинтриговать, Америка! — похвалил девушку МакКартни, однако, без большого желания сделать ей приятно. Пол нехотя, кряхтя в унисон с кроватью, встал и подошел к двери. На пороге стоял до блеска начищенный поднос с завтраком. Пол подхватил его за резные края-ручки и внес в комнату. С жестяным звуком поставив поднос на стол, Пол глубоко вдохнул аромат свежайших и мягких, даже мягче, чем пуховая перина, булочек, маргарина, тающего от одного лишь дыхания, чабреца, заваренного в чайнике, и самого английского блюда — настоящей овсяной каши на воде, политой густым вишневым джемом. Ничего еще не успело остыть, поэтому над чаем и кашей витал беловатый парок. Пол принялся за завтрак, жадно уплетая кашу, скользя ложкой по тарелке, и жуя булочки. Америка то наблюдала за его трапезой, то подходила к книжной полке и, сдувая на пол пыль, разглядывала миниатюрную библиотеку Пола.
— И как тебе живется с книгами? — спросила Америка.
— Великолепно, — ответил Пол с набитым ртом.
— А отдельной библиотеки нет?
— В планах только, — сглотнув, произнес МакКартни.
— Это плохо. Книги по возможности нужно хранить в отдельных помещениях. У тебя дом большой, и места для библиотеки хватит. Книги собирают пыль, а она способствует бессоннице и головным болям. И, посмотри, ты же ешь пыльную пищу! — воскликнула Ами.
Пол уронил звякнувшую ложку в пустую тарелку.
— Учту, — мрачно сказал он, — спасибо, что не преминула возможностью испортить аппетит!
Пол вытер салфеткой рот и отстранил поднос.
— Кстати, помнишь, ты мне говорил про киноаппаратуру? — как бы невзначай спросила Ами, на что Пол ответил многозначительным «Ну». — Сегодня я тебе покажу мою настоящую технику.
— Звучит как угроза. Девочка, а не проще ли мне объяснить, в чем твоя миссия, или сколько тебе нужно денег, и смыться с глаз моих долой раз и навсегда?!
— Чем быстрее ты смиришься, тем легче тебе будет.
На столе появилась крохотная коробочка кофейного цвета. Она загорелась, как прожектор, и в воздухе повис ярко-голубой экран.
Пол смотрел на Америку не то испуганно, не то удивленно. Для него, разумеется, неизвестный механизм был диковинкой. Несмотря на то, что он был прекрасно осведомлен о всех новинках техники, даже купил себе несколько 3D-принтеров, которыми с пьянящим вдохновением печатал самого себя, МакКартни не знал о таких проекторах.
— Это не просто проектор. Это проектор галлюцинаций. Голограммы высшего качества. Фильмы, которых никто не снимал и не видел, — диктовала Америка словно учитель. Пол внимал.
— А что же тогда наши путешествия? Или это одна из возможностей этого... гхм... прибора? — любопытствовал Пол.
— Нет, — коротко ответила Америка.
Фильм завис в воздухе и был таким четким, как ни в одном дорогом кинотеатре. Появилась знакомая панорама — это Ливерпуль конца пятидесятых. В сознании быстро замелькали картинки, как слайды, — воспоминания. От самых страшных и отвратительных до самых сладостных и приятных. Внизу экрана, изображение на котором кардинально не изменялось, появилась надпись: «Ливерпуль, 1959», это же продублировал мужской бас.
Главная героиня весьма отдаленно напоминала Америку. У нее были черные глаза, прямой нос, брови немного иной формы. Голос, прозвучавший несколько позже, был мягок, но звучал приторно и по-детски. Пол мельтешил глазами, как будто следя за маятником, то смотря на Америку, водящую ногтями одной руки по кутикулам другой и сосредоточенно следящую за этим процессом, то переводя взгляд на девушку в экране, и пытался понять, что же между ними общего. Чем дольше и внимательнее он делал это, тем больше поражало острое различие черт. Мужчина не понимал, почему выбрали именно эту актрису. И каким же тогда будет герой Пола МакКартни, если так невнимательно отобрали Америку Зами?
— Возмутительно! Почему директор кастинга, или кто там, взял именно её?! — восклицал старик.
— Не волнуйся, это черновик, и в прокат он не вышел, — успокоила Ами. — Это должно было стать фильмом «Восемь жизней», под рабочим названием «Корень всемирной любви», но его пересняли. А это — правдивый материал об истории моего продюсерства. Чтобы было легче, считай, что это фильм по художественной книге.
Пол протянул недолгое и хриплое «А-а-а» и уставился на экран. «Почему же «Восемь жизней»?» — подумал он и в это мгновение разглядел еще одно отличие: если Америка была худощавой, но, несмотря на то, весьма крепкой, то актриса — щуплой и бледной, как пленный Освенцима.
Америка ласково улыбнулась. Момент, когда человек выходит из картонной коробки, которую соорудил в своем воображении, чтобы защитить себя, и становится искренним, ее радовал. Хотя это еще не вечер. МакКартни был переменчив, как неласковый лондонский ветер.
Фильм шел дальше. Фоном играли известные композиции рок-н-ролла в оригинале. Главная героиня неловко вошла в клуб, озираясь по сторонам, будто боясь, что из-за угла выскочит пьяный мужичок с кинжалом. На подобии сцены стояли пятеро парней с инструментами. Один из них запрыгнул на хлипкую дощатую конструкцию, накидывая на шею ремень бас-гитары, прямо в тот момент, когда Америка на него посмотрела. Был еще один парень, привлекавший к себе внимание — он стоял в середине сцены и говорил в микрофон. Предполагалось, что центром композиции станет говорящий, который успел шикнуть на опоздавшего коллегу, но другие участники группы оттеняли лидера. Барабанщик привлекал взоры зрителей громоздкой установкой. Один из гитаристов неверно держал гитару, другой слишком быстро перебирал пальцами по грифу. Говоривший, явный лидер, объявил песню, и группа после громкого отсчета — «раз, два, три!» — заиграла. Лидер не пел, а визжал, подражая Литл-Ричарду. Юноша путал слова, заменяя их своими. Басист (тот, что запрыгнул на сцену) не играл, а бил в баклуши. Ударник, который, помимо соло-гитариста, был единственным, кто работал, прекрасно держал ритм, но лупящий по струнам солист с него сбивался, не слыша себя. Музыкант, держащий гитару не так, как принято, перетягивал одеяло на себя, пытаясь затмить своей персоной коллег. Играли не в лад и невпопад, будто бы одну песню, но совершенно не совпадая партиями. Курили прямо на сцене и отвлекались на разговоры с зрителями. Америка вышла из клуба, не желая слушать неумелых музыкантов.
По фильму наступил следующий день. Снова клуб, в котором накануне находилась Америка Зами, снова звучал рок-н-ролл. На пороге остановилась Америка и ее подруга с пышными каштановыми волосами. «Это Крис, — констатировала настоящая Зами, хотя, как сказать — настоящая, — и актриса похожа».
— До группы им ещё далеко, им ещё заниматься и заниматься, — Крис сфокусировала взгляд на парнях и наклонила голову в сторону Ами. — Но искра в них определенно есть.
— Тоже мне, доморощенные профессионалки! — сказал Пол даже как-то по-доброму.
«Ливерпуль, 1961». Вслед за появившейся надписью это произнес диктор. На этот раз его голос неприятно задребезжал. Пол откинулся на спинку заскрипевшего стула и запрокинул голову. Америка мельком окинула его взглядом. На экране появилась другая Америка, приметившая джаз-клуб «Пещера».
«Я не знала, что в этот день в джазовом клубе “Cavern” играли рок-н-ролл, — начала монолог дублерша. — Спускаясь в зал, я слушала. Звуки меня пленяли, исполнение, несмотря на шероховатости, приводило в восторг!
...Спустившись в зал, я разглядела под низким потолком, загороженных покачивающимися из стороны в сторону людьми, тех парней, что видела пару лет назад в «Касбе», только их было четверо. Куда-то пропал нерадивый басист с глубоко посаженными мелкими глазами, с зачесанными наверх волосами, акцентирующими и без того выпирающий широкий лоб,. Зачесы, кстати, были и оставались у всех. Вон тот, который странно держит гитару, — к нему перекочевал бас. Тот, что опять стоит по центру, не вопит как резаный».
На экране появилась группа: парни выглядели неопрятно; курили, перекусывали, жевали резинку прямо на сцене, не прерывая выступления; поворачивались к публике спиной, переговаривались и ругались с первыми рядами.
«Теперь они играют намного профессиональнее, осталось только поработать над манерами. Вернувшись домой, я поняла, что хочу попробовать заняться их продвижением».
— Бред какой-то, — вяло произнес Пол, наклонив голову набок. — И актеры... не похожи... и текст натянутый.
Пол зевал.
Америка, невзирая на комментарий старика, вперилась взглядом в экран, будто видела этот фильм впервые. Экранная Америка написала письмо Джону Леннону с предложением своей кандидатуры на пост менеджера группы, познакомилась с Брайаном Эпстайном, совместно с которым разработала реформы в расписании выступлений и артистическом имидже; но вдруг раздался громкий, звучащий как сверлящая кирпичную стену дрель, храп уснувшего на стуле МакКартни. Америку это не повеселило. Она отключила прибор и удалилась.
Пол проснулся от того, что вскочил со стула. Раскрыв глаза, он понял, что стоит посередине комнаты. Чтобы сообразить, куда делась Америка со своим кинотеатром на колесах, потребовалось бы время. Пол решил не тратить его попусту и перелег на холодную белую постель.
Второй раз мужчину пробудила мысль о том, откуда же ему так знаком силуэт повернувшейся к окну Америки? Мысль гулко прозвучала в голове, отдаляясь, словно эхо. На улице темнело. Заметив сидящую на стуле девушку, старик вздрогнул. Она сидела со сложенными на груди руками и закинутой на ногу ногой и сверлила его взглядом.
— Сэр Пол, как часто вы заключали контракты? — спрашивала Америка строго. Полу не понравился этот тон.
— Космическое количество раз, а что? — взмахнув бровями, ответил Пол.
— Нам придется тоже заключить контракт, Сэр Пол МакКартни.
Америка протянула старику скрепленные степлером два листа контракта. Пол начал читать.
— Америка задумалась о приличии и начала обращаться к старшим на «Вы»? — изучая контракт, произнес Пол. Америка не ответила. Пол, ёрничая, зачитывал документ таким голосом, будто зажал нос прищепкой.
«Данный ультиматум ставится Главой Особого Эдемского Общества Америкой Зами гражданину Соединенного Королевства и Кавалеру Ордена Британской Империи Джеймсу Полу МакКартни...»
— Глава Особого Эдемского Общества? Что? — Пол смеялся громко и противно.
— Если сейчас прибегут твои слуги и увидят это письмо, они отправят тебя в дурку.
Пол лукаво глянул на Ами.
«...Систематические пропуски встреч наказуемы...»
— Ух, чувствую себя студентом! — взмахнул руками старик.
«...Наказание производится лично Главой Особого Эдемского Общества г-жой Зами...»
— Во-о-от, видишь, даже в серьезном документе ты не миссис МакКартни! — произнёс Пол после прочтения заинтересовавшего его отрывка.
— Я не меняла фамилию, — моментально ответила Зами. Пол, быстро бегая глазами по строкам, дочитал контракт.
— И почему я должен это подписать? — задал Пол вполне логичный вопрос.
— А я и не заставляю, — Америка скрестила руки на груди. — Но ты ведь сам знаешь, что тебе это сейчас нужно. Любые приключения — это почва для творчества. Но если тебя все устраивает, — она кивнула на заваленный стол, — пожалуйста, я отстану, — девушка протянула руку, чтобы забрать листы. Она понимала, что ударила Пола под дых.
Три месяца МакКартни страдал, потеряв вдохновение. Что же он покажет голодным фанатам? Что же он скажет, чтобы подтвердить свои же заявления, что, если ему захочется что-нибудь сказать, он напишет об этом песню? Урны всюду заполнены измятой бумагой, и клочья напоминали бы снег, если бы напряженный почерк не оставил чернильные следы. Пол не знал, о чем сказать миру. Музыка не сочинялась, книги не читались, фильмы не смотрелись, разговоры не клеились. И старый мэтр готов был ухватиться за любую нитку, чтобы всплыть.
И, может быть, в конце этой истории Пол дойдет до того, за чем гонится всю жизнь, — до совершенства. И у него есть преимущество — для него открыт неизведанный потусторонний мир, волнующий каждого. Если, конечно, Америка позволит ему туда ворваться.
— Ну ладно, хорошо, — не подавая вида, что он волнуется, сказал он. — Где ручка?
Америка указала глазами на лежащую на столе авторучку. Пол взял ее, щёлкнул два раза и приставил конец стержня к буквам.
— Ну и где расписываться? — гордо спросил старик.
— Вторая страница, внизу, — опирая голову на руку, устало ответила Ами.
Пол нацелился ручкой на черту рядом со словами «Подпись ответчика» и небрежно расписался.
— На, — мужчина протянул листы и ручку, и вдруг почувствовал, что его левую руку сжали, затем последовала боль в мизинце.
Читайте продолжение главы бесплатно:
