Большой Великан

изображение: Freepik.com

Под вечер Большой Великан совсем разозлился и даже отпихнул ногой старый пень, который он давным-давно принес из соснового леса и сделал из него уличный табурет. На таком табурете можно было сидеть по ночам, когда мыши устраивали особенно шумные пляски на чердаке и не давали Великану спать. А еще на нем можно было резать яблоки и сушить грибы. Большой Великан заботился о своем пне, и даже заносил его в дом, когда шел дождь, потому что пень наверняка мог промокнуть. Но все-таки в глубине души Великан не очень сильно беспокоился о пне. Ведь такому большому великану, как он, было совсем не удобно беспокоиться сразу о двух вещах. А вторая вещь у великана была намного чудеснее, намного дороже. Ее-то Большой Великан и любил до ужаса сильно и бескорыстно.

Этой необыкновенной великаньей вещью была Лени. Нельзя точно сказать — кто такая была эта Лени. Но одно можно было рассказывать про нее с большой уверенностью: Лени была красива, как молодая ивовая ветка, и до безумия любила ванильное мороженое. Это самое мороженое Большой Великан носил для нее из Города целыми банками. У него были такие специальные банки из сосновой смолы: его друг, тоже великан, выдувал их на манер стеклянных вазочек в глубокой черной пещере. В банках можно было носить все, что угодно — хоть мороженое, хоть чернику, хоть мятные пряники, хоть даже спящего ежа. Можно было ни капельки не сомневаться, что ничего не испортится и не убежит.

Лени жила с Большим Великаном целое лето и целую осень в его собственной пещере. Но потом пещера перестала ей нравиться и Лени стала капризничать, что зимой в ней будет слишком холодно. Хотя Большой великан заранее приготовил двенадцать пушистых шкур. Лени говорила, что зимой в пещере будет слишком мало света. Хотя Великан сам лично ловил по ночам июльских светлячков и хранил их в старых фонарях. А еще Лени воображала, как скучно будет в пещере, которую первая метель, конечно же, заметет снегом, и никто не будет ходить к ним с Великаном в гости. Ей было все равно, что Большой Великан еще в сентябре вырезал для нее лошадку-качалку из теплой липы и разослал приглашения всем друзьям, в которых он просил их как можно чаще приходить на зимние чаепития. А еще великан сварил побольше ореховой нуги и купил у бродячего торговца десять книжек со сказками. Лени это совершенно не интересовало. Она мечтала о доме на берегу Щучьего Озера.

И вот Большой Великан — а кстати, он звался именно БОЛЬШОЙ, потому что был и в самом деле намного больше, чем обычные великаны — он надел свой пыльный тулуп и целый ноябрь, морозный и ветреный, строил дом у Щучьего Озера. Он строил дом не для себя — сам он мог жить, где угодно. Однажды ему даже пришлось на три зимы поселиться под непонятным мостом. В те времена наверху летали ужасные Шумы, и никто не мог их спокойно выслушивать, даже великаны. Наверху тогда что-то ломали и сбрасывали.

Так вот — Большой Великан строил дом исключительно для Лени. А пока он строил, она гуляла по снежным полям и вытаскивала сонных кротов из плохо спрятанных норок. Не то чтобы Лени была грубой или озорной девочкой. Просто она никогда не думала, что в мире есть плохие и хорошие поступки. Она считала, что обо всех людях и обо всех предметах нужно думать одинаково — не хорошо и не плохо, и тогда можно будет совершенно спокойно делать с ними все, что угодно. Обижаться им в таком случае не полагалось. Поэтому Лени обращалась с кротами так же, как и с вечерними болотными танцорами, так же, как со своими старыми башмаками и так же, как с большими великанами. Она переживала только за свою плюшевую гусеницу Мартину, у которой было всего пять лап. Лени боялась, что гусеницу рано или поздно придется чинить и штопать, а ведь ниток в лесу почти не у кого было попросить. Разве что у земляных жуков — но они по большей части были скользкие и кусачие. «Если гусеница поползет по швам, — думала вечерами Лени, — я никогда-никогда не выпущу ее из рук». Она будет сидеть там, как младенец, до самой моей старости.

И хотя Большой Великан пообещал Лени, что сам займется гусеницей сразу после того, как закончит строить дом, Лени не верила, что у Великана выйдет что-нибудь хорошее. В отношении гусеницы Мартины, конечно. Что касается будущего домика — в нем Лени не сомневалась. Ведь все великаны ужасно талантливые строители. Но в его способность чинить плюшевых гусениц Лени не верила.

Она вообще мало во что верила. И мало что чувствовала по-настоящему. Иногда она рассказывала Большому Великану, что это все потому, что давным-давно, когда у нее еще были мама и папа, к ним в деревню пришел Снежный Лось и унес за гору все ее добрые чувства. Он зацепил их своими рогами, как легкую шаль, и утащил далеко-далеко. Лени даже не пыталась искать свои чувства — на лосиной тропе они, скорее всего, порядком испачкались и порвались, так зачем же ей нужны такие чувства? К тому же, у нее тогда еще были мама и папа, и их добрых чувств хватало на всех троих, и даже немножко оставалось в запасе.

Большой Великан молчал и улыбался. Великан был не совсем уверен, что причина в этом, но все же молчал. Он ведь один знал, как долго не таяли у нее на лице слезинки, после того, как он нашел Лени на дне Болотного Оврага. Он никогда в жизни не напомнил бы Лени об этом. Тем более, Лени и вправду мог напугать какой-нибудь лось. И Большой Великан сначала даже подумывал о том, чтобы изловить его и заставить извиниться перед Лени. Но потом он решил, что если это не простой лось, а действительно Снежный, то, наверное, есть какой-нибудь закон, который строго-настрого запрещает великанам убивать таких лосей. Снежных-то, скорее всего, на свете не много.

Когда дом был достроен, Большому Великану осталось только нарезать прутьев из орешника для кухонных подстилок и принести мягкой земли для цветочных горшков. Дом был готов, и можно было завалить вход в пещеру большими валунами. Ведь если великан уходит из своего жилища — там никто больше не должен поселиться. Поэтому обязательно нужно спрятать или вообще разрушить бывший дом.

Большой Великан вернулся в пещеру поздним вечером. Он вымел из нее пыль и солому, аккуратно вынес два птичьих гнезда и маленькую беличью хатку наружу и позаботился, чтобы они непременно нашлись, когда хозяева к ним вернутся. Большой Великан забрал из пещеры все свои вещи и чуть не забыл картинки, которые висели у него над очагом — их он вырезал из книжек Лени. Книжки быстро ей надоедали, и она, прочитав одну книжку два-три раза, просто выбрасывала ее в угол.

Большой Великан так радовался, наблюдая за своей Лени, которая носилась с плюшевой гусеницей под мышкой по всему дому. Она бегала из комнаты в комнату, топоча ногами, трогала каждый угол, заглядывала и под шкаф, и под кровать, и на чердак. Она успела разрисовать обои в прихожей и разлить варенье на подоконник, пока Большой Великан чистил свои тяжелые сапоги. Весь вечер Лени просидела в красивой спальне с розовой кроватью и показывала гусенице Мартине, как правильно заправлять постель. Ведь Большой Великан сделал кроватку и для нее. Лени никак не хотела идти спать, но Большой Великан пообещал показать ей, что он спрятал в чулане, только если она хорошо выспится и утром съест все картофельные галеты.

Утром Лени почувствовала, что ветер пахнет совсем как ее мама. Она решила проверить, что есть такое в ветре, что было похоже на маму — может быть, такие же ромашковые волосы или мятное масло из глиняного кувшинчика? Лени протянула ветру свою маленькую ручку и полетела вместе с ним.

В утренних сумерках розовый балдахин перестал раскачиваться и замер, как болотный туман. Гусеница Мартина ерзала в своей кроватке, пытаясь как-нибудь расправить клетчатое одеяло. Картофельные галеты на кухне обгрызал огромный рыжий кот. Большой Великан бегал вдоль Щучьего Озера и искал свою Лени. Он тряс большие кедры, огромной ручищей вытаскивал из воды упитанных сонных карасей и спрашивал их, не видели ли они красивое существо с ивовыми волосами. Но никто не видел Лени, никто даже не слышал ее голоса, не замечал ни тени, оставшейся от нее на снежных лужайках. Большой Великан думал и думал, куда она могла деться. Может быть, она решила поесть ванильного мороженого и пошла в Город? Но ведь у нее еще оставалось целых три банки. Может быть, Мартина опять захотела одуванчик и Лени побежала за ним в поле? Но ведь в ноябре не бывает одуванчиков. Может быть, она решила завести ручного барсука? Нет, ловить барсука она точно отправила бы Большого Великана. Лени не ушла — ее украли.

Так решил Большой Великан. Он даже подумал, что снова приходил Снежный Лось. Но потом все решилось само собой.

Через три дня, когда Великан ослаб от голода и бессонницы, стоптал две пары сапог и сломал четыре посоха, к нему неожиданно подлетела старая ворона. Она и на ворону-то не была похожа, потому что высохла до невозможности за свою долгую жизнь, и поэтому поначалу Большой Великан спутал ее с сухой деревяшкой. Но ворона закряхтела и подковыляла ближе к Большому Великану. Она рассказала ему, что видела, как Лени, смеясь и расплетая свои длинные волосы, бежала чуть выше дальнего холма. Она бежала, едва касаясь замерзших зонтиков резеды, и тропинки вытягивались из последних сил, чтобы поцеловать ее босые ноги. Они-то точно знали, куда бежит Лени, и даже не пытались ее позвать. А вот качели у ручья вдруг сами стали раскачиваться и кричали громко-громко: «Куда же ты, милая Лени? Неужели ты бросаешь нас? Вернись, Лени, вернись! Заплети волосы в косы, беги обратно к своему великану! Не слушай ветер, Лени, пой, пой! Пой громче!...»

Но Лени бежала вперед. Она держала за руку высокую женщину в синем плаще. Та смотрела не на дорогу, а на Лени, и улыбалась, а в глазах у нее перекатывались ледяные шарики. Лени обнимала ее за шею и снова смеялась. Она, наверное, совсем не замечала эти шарики.

Большой Великан прогнал старую ворону, крича, что он не верит ни одному ее гадкому слову. А когда ворона ушла, Большой Великан сел на широкий пенек перед своим прекрасным новым домом и громко заплакал. Он плакал, как маленький великан, утирал нос грязным рукавом своего полушубка, всхлипывал и прятал лицо в ладони. Он плакал, потому что верил старой вороне.

Прошло три месяца с тех пор, как Лени убежала за ветром. Пришла снежная зима, и кроликов стало сложно различать на прибрежных лугах. Мела метель, но иногда, особенно темными ночами, за дальним холмом шумел дождь. Ледяной, тихий зимний дождь. Весь лес знал, что в такое время за дальним холмом плачет Большой Великан. В своем прекрасном большом доме, со своим крепким пеньком около ворот.

Однажды Большой Великан вышел посидеть перед домом, чтобы почистить глиной ведра и бочки. И вдруг он так сильно разозлился, что оттолкнул ногой пенек, выкатил бочки на дорогу, побросал ведра в овраг и побежал в дом. Он побил всю посуду, содрал все обои, сломал мебель и разорвал все книжки со сказками. Он посшибал с полок банки с мороженым и с солеными грибами, облил картинки вчерашним супом, а кастрюлей запустил в цветочный парник. Гусеница Мартина так испугалась, что вскарабкалась на окно и хотела вылезти по сточной трубе наружу, но Большой Великан как раз в это мгновение кромсал большим ножом ковер в прихожей. Он увидел Мартину и схватил ее за самую длинную лапу. Большой Великан хотел завязать ее в узел, и гусеница зажмурилась от ужаса. Конечно, она бы не умерла, ведь плюшевые гусеницы не очень-то портятся, когда их завязывают в узлы, но как ни крути, это было бы неприятно. Но Большой Великан опустил руки и положил гусеницу Мартину на развалины старого буфета. Он вышел на улицу и сел прямо на землю.

Целую ночь просидел Большой Великан перед своим домом. А может быть, и две ночи. Но потом к нему пришел гость. Этот гость шел с мешком за плечами и попросил у Большого Великана продать ему варежки или рукавицы, потому что было очень холодно. Но Большой Великан только нахмурился и поднял с земли камень. Странник совсем не испугался и сел рядом с ним. Он сбросил с плеч свой мешок, развязал его, достал два куска овсяного хлеба и две вяленые рыбки. Положив одно на другое, он протянул угощение Большому Великану, но тот отвернулся.

• Ты правда не хочешь?
• Не хочу. Я ничего не хочу.
• Вообще ничего?
• Вообще.
• И даже не хочешь, чтобы пришла весна?
• Не хочу.
• Почему?
• Потому что весной разведется еще больше таких надоедливых дураков, как ты!
• Ты злишься, а ведь злиться совсем не хочешь.
• Откуда тебе знать, чего я хочу? Бери свой мешок и уноси ноги, пока я не сделал из твоего колпака мешок для табака!
• Я уйду, но сначала немного отдохну. К тому же тебе, видимо, обязательно нужно с кем-то поговорить.
• Мне ни с кем не нужно говорить! Мне вообще никого здесь не нужно! Уходи, уходи!
• А я вот слышал, что тут живет самый гостеприимный и самый сильный великан во всей стране! Это разве не ты?
• Не я. Это точно не я.
• Да ладно, не обманывай. Это ты.
• Я не гостеприимный великан и не сильный великан. Я не люблю никого и все ломаю. Вот и тебе поломаю пару костей, если не уйдешь!
• Меня ты не тронешь. А вот свой прекрасный домик ты, как вижу, хорошо побил. За что ты его так?
• Потому что он мне не нужен. Он меня не ждет и не хочет, чтобы я в нем жил. Я хочу обратно в свою пещеру, хочу в лес, к соснам.
• Но тогда надо было подарить домик кому-нибудь, Пусть бы в нем жили добрые люди или лесные звери. Ломать-то зачем?
• Я подарил его своей Лени. Но ее унес ветер.
• Ветер?
• Да, ветер в длинном синем плаще.
• Ветры не носят плащи. Синие — точно не носят.
• Какая разница. Она побежала гулять с ветром и не вернулась ко мне. Она заблудилась. Она не подумала, что я буду скучать. Она не обернулась и слушала ветер. Лени, моя Лени...
• Значит, там, куда она бежала, ее ждало что-то хорошее. Она, наверное, счастлива сейчас там. Я очень надеюсь.
• Она была счастлива здесь. И я тоже был счастлив. А теперь нет. И она там, скорее всего, тоже теперь грустит и страдает.
• Откуда ты знаешь?
• Не знаю, откуда я знаю.
• Ты большой сильный великан, а так глупо иногда думаешь.
• Я совсем не сильный. Я разрушил домик, а плюшевую гусеницу раздавить не смог. Я все могу раздавить — а гусеницу не могу. Я вовсе не сильный. Я несчастный великан и мне очень плохо.
• Разве великанам бывает плохо?
• Очень часто бывает. И особенно зимой.
• Ты любил свою Лени. Но ничего теперь изменить нельзя. Так что же ты до сих пор плачешь и злишься?
• Потому что мне без нее одиноко. Мне плохо без нее. Я хочу, чтобы она пришла...

И Большой Великан снова заплакал. Он уже не отворачивался от странника, только громко шмыгал носом и смотрел на тающий от его горячих слез снег. Он плакал и плакал.

• Ты очень сильный великан. И вообще: разве великанья сила измеряется раздавливаньем гусениц?
• Не знаю. Может, и этим.
• А я знаю: совсем не этим. Настоящая сила умеет творить добрые дела. И только она. Понимаешь?
• Я не хочу творить добрые дела. Я хочу в пещеру.
• Ты уже сделал целую кучу добрых дел. Надо просто вспомнить, как это делается.
• Вспомнить?
• Ну да. Ты, наверное, чуть-чуть забыл. Вот и все.
• А у меня получится вспомнить?
• Думаю, да.
• Тогда надо совершить какой-нибудь очень-очень хороший поступок! Чтобы я сразу вспомнил свою силу!
• Правильно! Правильно!
• А какой можно сделать очень хороший, очень сильный поступок? Самый сильный для великана!
• Ну, например, можно повернуть зиму спиной и принести немного тепла тем, кто ужасно замерз.
• А кто ужасно замерз?
• Мне кажется, надо поискать в лесу. Там-то уж точно кто-нибудь замерз. Я, например, когда шел сюда, видел у Зеленого Ручья семью барсука. У них сосной пробило нору, и теперь они живут на улице. Их заметает снег и морозит ветер.
• Тот самый ветер, что увел Лени?
• Нет, ее увел совсем другой ветер. Но ты можешь спасти барсуков от этого ветра.
• Как же я могу повернуть зиму спиной?
• Очень просто: ты разгребешь руками снег, поломаешь лед и построишь им новую нору на мягкой подстилке из камышовой соломы. А еще принесешь им корзинку весеннего тепла. У тебя же еще остались перины с липовыми цветками?
• Да, да! И светлячки в фонарях! Есть еще светлячки!
• Ну вот видишь. Ты уже почти вспомнил свою силу.
• Я пока не буду думать о силе. Я сейчас пойду в лес. Только вот принесу тебе рукавицы. А еще валенки и варенье....

И Большой Великан побежал в дом. По дороге он поднял три стула и поставил их на место. Попрощавшись со странником, он отправился в лес, искать барсуков. Плюшевая гусеница Мартина выползла на крыльцо и почувствовала, что воздух пахнет совсем как Лени. Она сняла со всех своих ножек красные носки и сложила их у входа в домик Большого Великана. Ветер снова прилетел к Щучьему Озеру...