Высокое выравнивание

Высокое выравнивание или

​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ четыре года за 20 минут.

​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ (Заметки лётчика-пенсионера).

​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​

​ ​ ​ ​ ​ КМБ (Курс молодого бойца).

​ В 1979 году я стал курсантом Балашовского училища лётчиков (Балашовская бурса им. высокого выравнивание).

​ ​ Август. Жара. Проходим курс молодого бойца (КМБ). ​ «Топчим» плац, карабины СКС с трехгранными штыками, запрещенные международной конвенцией за долго до нашего рождения, оттягивают плечи.

​ ​ Из окон соседнего дома доносится:

​ ​ - "Лето, ах лето, лето звонкое звонче пой.

​ ​ А мы поём, шагая в строю, "День победы". Громко и звонко!

​ ​ Не понимаю куда я попал: в лётное училище или в роту почётного караула. Командир взвода, капитан Головенько (Шкалик), даёт команду на перекур и перемотку портянок. Минут десять есть… Все бегут к киоску с мороженым. Я - тоже. Очередь. Я, конечно, не первый. Чувствую, что время поджимает. Получаю желанный стаканчик. Бегу через плац. Откусываю кусок этой ледышки.​ Не понимаю. Что это? Мороженое томатное!!! Моё представление о жизни меняется за пару секунд!

​ ​ За месяц нас выдрессировали, как цирковых лошадей! Присяга. Маршируем торжественным маршем с примкнутыми штыками, которые почти касаются спин впереди идущих. Одним словом - «В атаку стальными рядами!». Слава богу, начинаются занятия! Постоянное чувство голода, первая выкуренная сигарета, математический анализ, теоретическая механика, черчение, сопромат и тому подобное. Всё то, что в последствии не понадобится, как нам в тот момент казалось. Про авиацию напоминала только азбука Морзе. Ну и, конечно, физо. Это практически основной предмет. За красивые глаза зачёт не поставят. Всё по секундомеру. Или, если на десятом подъёме переворотом чуть согнул ноги в коленях и услышал: «Не считать!!!» - в отпуск можно не поехать. Поблажек никому. Даже родному сыну. Лопинг за 31 секунду крутили все без исключения. ​ Короче, лично у меня желание заниматься спортом отбили на всю оставшуюся жизнь! Хотя по прошествии лет пришёл к выводу, что, наверное, всё это было не зря. В жизни пригодилось. Даже сопромат.

​ ​ Ольга

​ ​ Хмурые осенние дни сменились зимней слякотью. Рутина казарменной жизни, борьба со сном и голодом (кормили нас отвратительно). Казалось, что это не закончится никогда. Была одна отдушина - дискотека по субботам в доме офицеров. Одним словом, первый курс -"Без вины виноватые". На одной из таких дискотек меня пригласила на белый танец симпатичная, молодая девушка, по всей видимости - школьница. Мне было тогда семнадцать лет, а ей, как позже выяснилось, - шестнадцать. Вроде бы ничего особенного в ней не было, но какая-то искра во мне зажглась. Потом я понял: это была не искра. Это была молния! Я влюбился...

​ ​ Дело дошло до того, что, находясь в карауле в качестве разводящего, я смылся на дискотеку. Благо начальником караула был младший сержант Андрей Шувалов - отличный парень из суворовцев. Трудно себе представить, чем рисковал он и что было бы со мной, если бы меня хватились. Я пришёл на дискотеку в повседневной форме и в сапогах, хотя все остальные были при параде. Я увидел Ольгу, так звали мою возлюбленную, в окружении курсантов четвёртого курса. Они лихо отплясывали! Она не просто улыбалась, она вся искрилась! Я с гордым видом, как бы не замечая её, удалился в дальнюю курилку. ​ Достав сигарету, я отчётливо понял, что жизнь моя дала трещину. Ведь я уже написал своему лучшему другу, Игорю Травникову, который был для меня непререкаемым авторитетом, что нашёл свою любовь и собираюсь жениться! Каково же было мое удивление, когда в курилку вошли двое из тех четверокурсников, которые так энергично обхаживали Олю! Один из них сказал:

​ - "Мы тебе морду набьём, если ты будешь от неё бегать. Мы тебя по всем курилкам искать не собираемся. Иди. Она тебя ждёт!"

​ ​ ​ Я что-то пробурчал в ответ и, чувствуя себя, как минимум, Печориным, вышел из курилки. Спустившись в танцзал, я быстрым шагом, не обращая внимания на Олю, направился к выходу. Когда я надевал в раздевалке шинель, она вбежала и возбуждённо сказала:

​ ​ - "Ты что - дурак?!"

​ ​ Я ушёл молча. По своей неопытности, я тогда не понимал, что моё поведение могло вызвать у неё сильное, ответное чувство!

​ ​ Наши противоречивые отношения продолжались около года. Мы так заморочили друг другу голову, что при очередной нашей встрече, Оля сказала:

​ ​ - "Если ты завтра не придёшь ко мне домой, то я сразу после окончания школы уеду в Саратов поступать в институт!".

​ ​ ​ Я задумался...

​ ​ Мы были уже на втором курсе, который в курсантском фольклоре назывался "Приказано выжить."

​ ​ Мы уже спокойно могли затушить об голую пятку бычок, не испытывая при этом боли. Это был результат постоянного ношения яловых сапог. Одним словом, «росли над собой!".

​ ​ На следующий день после Олиного ультиматума, мы оказались не далеко от её дома в ресторане "Кристалл". Водку принесли с собой. Официантки были к нам лояльны: мы же заказали один салатик на троих! Выпив, я рассказал своим закадычным друзьям о своих сомнениях. На что, один из них сказал:

​ ​ - "Саня, ты что говоришь? Посмотри, сколько девчонок вокруг. Да и фамилия у неё какая-то подозрительная -Грешнова. Даже не думай!»

​ ​ ​ Так умерла моя любовь.... Да. В Саратовский пединститут Оля, действительно, поступила. Наверное, что бог не делает, всё к лучшему!

​ ​ Ну не зря третьекурсников называют "Веселые ребята"! На тот момент мы уже заканчивали лётную программу и чувствовали себя почти "Чкаловыми". Мы даже могли позволить себе снимать маленькую летнюю кухню у вредной старушки в частном секторе, а также взять на прокат два велосипеда "Украина". На одном из них я приехал на пляж. Ольга сидела в одиночестве. Я даже не сразу её заметил.

​ ​ Мы возвращались вместе. Она сидела на раме. Переднее колесо было почти спущено. Вот тут-то и пригодилась физподготовка! Преодолев расстояние около семи километров, мы оказались у калитки нашей загородной резиденции! Мы перелезли через забор и когда я открыл дверь в нашу халабуду, оттуда выскочила белая, как снег, коза. Ощущая под ногами что-то мягкое (козий грильяж), мы прошли в маленькую комнатёнку. Оля присела на кровать и начала раздеваться...

​ ​ Я хладнокровно и цинично воспользовался этим обстоятельством!

​ ​ Больше с Ольгой мы никогда не виделись...

​ ​ По прошествии многих лет я задавал себе вопрос. Так что же это всё-таки было? Наваждение? Вспышка душевного мазохизма? Юношеский максимализм? Коррида полов? Или что-то ещё?​ А может это и есть Любовь?

​ ​ Год свиньи.

​ ​ На Новый год я попал в наряд дневальным по роте. В честь праздника все были в парадной форме одежды. Смениться я должен был в ноль часов под бой курантов. Стою… Скучаю… Без двадцати двенадцать подходит ко мне курсант, который должен был меня сменить и говорит:

​ ​ - "Саша, давай я тебя пораньше сменю. Может, Новый год успеешь встретить?».

​ ​ Я от неожиданности, передав ему штык-нож, как был без шинели, выскочил из казармы. Недалеко от училища, в частном секторе, мои друзья в компании весёлых, «отзывчивых» девушек, готовились к встрече Нового года.

​ ​ Памятуя о том, что гипотенуза короче суммы двух катетов, я решил рвануть напрямки. Была оттепель. Почти весь снег растаял. В темноте я наткнулся на ограждение из колючей проволоки. Опыт преодоления подобных преград у меня уже был. Находясь в верхней точке бетонного столба, я ловко спрыгнул вниз и понял, что приземлился во что-то жидкое и дурно пахнущее. Как же я забыл, что рядом располагался свинарник подсобного хозяйства! Впереди маячили огоньки конечного пункта моего маршрута. Только вперёд. Назад дороги нет. Метров сто мне пришлось прошлёпать по этой зловонной жиже. Короче, в гости я завалился не в лучшем виде. Тем не менее, в 12-00, переодевшись в спортивный костюм, под бой курантов, я встретил Новый год. В четыре часа утра, я, как огурчик, стоял на своём посту в идеально чистой форме. От меня исходил тонкий аромат лосьона "Пингвин". К своему стыду, я не могу сейчас вспомнить ни фамилии, ни даже лица курсанта, который проявил благородство, сменив меня на целых двадцать минут раньше положенного срока. Если бы не он, не было бы этого сюжета.

​ ​ Весы Фемиды.

​ ​ ​ У нас весы Фемиды изображаются с перевесом в одну сторону, хотя в некоторых странах они находятся в равновесном положении.

​ ​ ​ Курсант Яша Дельфонцев был положительным, дисциплинированным человеком. Он даже вёл какую-то активную комсомольскую работу. Женился одним из первых в нашей роте, получив сомнительную «привилегию» ходить в увольнение с 18 до 7 часов утра. Прежде чем дать увольнительную, командир роты лично напутствовал его, наверное, не выворачивая ему только кишки. А Яше ещё нужно было добраться через весь город до своей молодой жены. Путь его пролегал через Привокзальную улицу, где он попадал в руки местной шпаны со всеми вытекающими последствиям, частенько приходя домой в синяках. Будучи уже на третьем курсе, Яша ехал в автобусе и узнал одного из своих обидчиков. Он с трудом нагнал его на плохо освещенной зимней улице. За эти годы у Яши, естественно, накипело. Он отдубасил своего противника и сдуру, в качестве трофея, взял переносной кассетный магнитофон "Весна".

​ ​ Менты взяли Яшу утром следующего дня. Недели через три его привезли на показательный суд, который проходил в доме офицеров. Дельфонцев был обрит и в тюремной, чёрной фуфайке. Обвинения ему были предъявлены серьезные, в том числе и ограбление. Пострадавший, довольно крепкий парень, сказал, что никаких претензий к обвиняемому не имеет. Он только просил вернуть ему магнитофон, который был изъят и находился в отделении милиции. С учётом хорошей характеристики, Яше дали... четыре года. Молодая девушка, секретарь суда, после объявления приговора, расплакалась.

​ ​ ​ Позже произошёл другой криминальный случай. Один из курсантов нашего училища, армянин по национальности, сломал челюсть своему сокурснику дужкой от кровати. Случай беспрецедентный и позорный. На суде военный прокурор предложил меру наказания: сто суток содержания на гауптвахте. Зал загудел. Суд вынес решение избрать мерой наказания-один год условно с продолжением учёбы в училище. Наверное, на чашу весов Фемиды была положена честь правосудия.

​ ​ Поручик Голицын.

​ ​ Незадолго до стажировки, на майские праздники, компания наших сокурсников была "запеленгована" отцами-командирами, когда те возвращались с шашлыков. Ребята были в «гражданке» и подшофе.​ У одного из них в руках был переносной магнитофон, из которого, о ужас, звучала песня «Поручик Голицын». И дело приобрело политическую окраску: весь курс в качестве показательного наказания начали гонять, как сайгаков по степи.

​ ​ Правда, после забегов по воде во время февральской оттепели, естественно, в сапогах и на лыжах "Турист", эти сайгачьи бега нам показались детской забавой. А песня «Поручик Голицын» приобрела бешеную популярность на долгие годы.

​ ​ ​ ​ Странный запрет.

​ ​ ​ ​ Однажды капитан Головенько, по прозвищу Шкалик, которое он получил за своё пристрастие к алкоголю, пришёл на вечернюю поверку в состоянии лёгкого подпития и дал нашему бравому сержанту Мише Попову небольшой листок с текстом и сказал, что все должны его выучить за сутки. Это были слова нашей новой строевой песни. Надо заметить, что мы уже года три горланили «День победы». Хорошая песня, но надоела она нам хуже горькой редьки. Мы быстро выучили слова и через день, с энтузиазмом, запели: «Когда мы покидали наш родимый край и молча уходили на восток…».

​ ​ Новый репертуар нам понравился, но наша радость длилось недолго. Где-то через месяц замполит батальона подполковник Курнаев, услышав этот шедевр, в приказном порядке запретил её петь.

​ ​ Почему это произошло, мы тогда не поняли. Только по прошествии многих лет, услышав её в исполнении Гарика Сукачёва, до меня дошло, что в тексте этой песни было очень много окопной лирики и правды о войне и слишком мало ура-патриотизма: -«Не лист багряный, а наши раны горели на речном песке».

​ ​ В последствии капитан Головенько, почему-то ассоциировался у меня с капитаном Тушиным из «Войны и мира», являясь примером простого, добродушного и чуткого русского человека. Светлая ему память.

​ ​ Богатые женихи.

​ ​ Четвертый курс у нас называли "богатые женихи". Предполагаю, что город Париж, в котором я никогда не был, на порядок уступает Балашову по количеству красивых девушек на одну душу мужского населения. На четвертом курсе мы посетили большое количество курсантских свадеб. Был даже случай, когда мы по ошибке пришли на свадьбу, на которую не были приглашены, но нас буквально насильно усадили за стол. Дело в том, что потенциальных женихов катастрофически не хватало, а на любой свадьбе будущих невест было с избытком. К нам пришла «популярность». В шутку нас стали называть "свадебные генералы". Надо отдать должное, что никого из претенденток мы не обнадёживали и ничего им не обещали.

​ ​ Стажировка.

​ ​ Пришло время стажировки в частях. Нас, курсантов, в количестве пяти человек и целой команды регбистов, на самолёте АН-26, привезли на подмосковный аэродром «Кубинка». Началась новая, почти взрослая жизнь: отсутствие контроля, полеты, интересные командировки в Среднюю Азию, на Кавказ, на Украину, почти отеческое отношения к нам командиров после училищной муштры. Всё это показалось нам сказочным раем. На наших инструкторов мы смотрели, как на настоящих корифеев, мастеров своего дела. Они были для нас дедушками русской авиации, хотя им было не более 45 лет.

​ ​ К сожалению судьба некоторых ребят из нашей пятёрки сложилась трагически. Юра Фролов и Коля Колодезев погибли. Игорь Клюев попал на 6 лет за решетку по сфабрикованному обвинению. Костя Куцевол служил в ВВС Украины. Что с ним сейчас, мне не известно. Но всё это было потом… А пока… всё было прекрасно, как слова из песни: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью"...

​ ​ ​ После окончания стажировки, мы вернулись в Балашов.

​ ​ После успешной сдачи третьего госэкзамена, мы решили это дело обмыть. После употребления спиртных напитков, включая и пиво, чёрт нас дёрнул, сверкая шпорами, прогуляться по главной улице города. Перед нами останавливается уазик, из которого выходит зам. начальника училища, полковник Борисов и говорит:

​ ​ - Ребята, садитесь. Подвезём.

​ ​ Мелькнула мысль: мы же теперь почти лейтенанты… почему бы и не воспользоваться служебным автотранспортом.

​ ​ По дороге мы оживлённо беседовали с полковником, делясь жизненными проблемами. Уазик остановился у курсантского клуба. Мы зашли внутрь и, увидев шеренгу курсантов, пополнили её ряды. В ней стояло человек пятнадцать «залётчиков». Весь курс был собран по тревоге. Не доставало только нас. Наш бравый начальник училища, генерал-майор Вертель, обходил нашу шеренгу. Когда очередь дошла до меня, я весело отчеканил:

​ ​ - Курсант такой-то, член ВЛКСМ.

​ Генерал спокойно сказал:

​ ​ - Расшифруйте ВЛКСМ.

​ ​ Я чётко ответил. Следующим был мой друг Миша Хохлов, который никак не мог выговорить аббревиатуру ВЛКСМ, а тем более, расшифровать её. Миша «запомпажировал». Начались смешки и подсказки из зала. Чтобы не придавать ситуации комичный оборот, генерал жестом отсёк нашу четвёрку и громко скомандовал:

​ ​ - В комендатуру! Шагом марш!

​ ​ Мы исполнили его команду беспрекословно, точно и в срок.

​ ​ «Окинава».

​ ​ ​ На следующий день нас отвезли на "Окинаву" - так называлась местная гауптвахта. Начальником этого заведения был капитан Фильке, возможно этнический немец, который славился лютой ненавистью к курсантам. Когда мы были здесь в первый раз, условия нашего содержания отличались от теперешних. В то время нам приходилось спать на бетонном полу, укрывшись шинелями. Нас, курсантов, было двое. С нами в камере было ещё двое русских крепких парней, казах и грузин. Все они были представителями славного Стройбата. Кстати, у грузина на тот момент было трое детей. Когда его призвали, у него был один ребёнок, через полгода за какие-то заслуги его отправили в отпуск, во время которого он заделал ещё и двойню. Но он продолжал честно отдавать долг Родине, объясняя это тем, что, если он вернётся раньше срока в своё селение, его перестанут уважать.

​ ​ Нашим интернациональным составом мы работали дружно и слаженно, выдавая «на-гора» уголёк для аэродромной котельной. Кормили нас какой-то баландой. Когда в караул заступали литовцы, нам не давали даже ложек. Их нам заменяли кусочки хлеба.

​ ​ Там, на «Окинаве», я впервые увидел, что может сделать с человеком одиночная камера всего за один месяц. Когда этого "узника" повезли на суд, я заглянул в его камеру и увидел помещение размером один метр на полтора с бетонным полом и стенами, оштукатуренными так, чтобы к ним нельзя было прислониться. По центру потолка зияла круглая дыра. Не трудно себе представить, как выглядел и чувствовал себя человек после месяца содержания в таких условиях. Но это всё было в прошлый раз.

​ ​ Теперь же нам выделили отдельную камеру, в которой был даже стол. На нём лежали воинские уставы и старые газеты. Практически, номер - "люкс". На работу нас выводили в теплицу подсобного хозяйства. Там мы «развлекались» тем, что лупили лопатой здоровенных местных крыс. На третий день нашего пребывания на "Окинаве", с утра мы опять оказались в этой теплице. Выводным на этот раз был молдаванин - весёлый, деревенский парень. Угостив его сигаретой, мы без тени превосходства, а по-человечески попросили его спеть какую-нибудь молдавскую песню.​ Он охотно согласился. Потом стал не только петь, но и танцевать. Мы хлопали в такт его напева. Я сидел на какой-то бочке с сигаретой в зубах и тоже хлопал. На коленях у меня лежал автомат нашего танцора. И тут вбегает Фильке и с перекошенным от злости лицом орёт:

​ ​ - "Всем по пять суток ареста!"

​ ​ ​ Через пару часов за нами приехал на УАзике наш командир роты. Подготовка к последнему экзамену закончилась.

​

"Голубой карантин".

​ ​ ​ Все экзамены сданы.

​ "Голубой карантин"- это недельный интервал между сдачей последнего экзамена и выпуском из училища. Для чего нужна эта пауза, толком не знает никто. Видимо, для оформления документов.

​ ​ Мой лучший друг, Сергей Утин, ещё до стажировки, начал активно встречаться с одной девушкой, студенткой пединститута. После возвращения в училище он узнал, что она в положении. Они решили официально зарегистрировать брак. На этот раз я выступал в роли свидетеля. Мы приехали в местный ЗАГС, где нам сказали, что расписаться не получится, так как книга регистрации находится в местной тюрьме (оказывается и там люди женятся). Время идёт. На 16 часов у Сергея был заказан телефонный разговор с матерью. В 15-45 книга регистрации всё ещё отсутствует. Невеста нервничает. Серега говорит:

​ - "Я побежал на переговорный, а ты, если книгу привезут, распишись за меня".

​ ​ Слава Богу, у меня хватило ума сказать:

​ ​ -«Серёга, давай наоборот. Я на переговорный, а ты оставайся здесь».

​ ​ Только через много лет я понял, что испытала невеста, попав в эту ужасную ситуацию.

​ ​ Свадьба их прошла в узком кругу, в одной из комнат общежития пединститута.

​ ​ Настал долгожданный день выпуска.

​ ​ Молодые лейтенанты стояли в парадном строю. Всё прошло торжественно и чинно. Диплом мне вручала женщина, полковник авиации, вдова маршала Новикова, чьё имя носило наше училище. После банкета самолётом АН-26 нас привезли на один из подмосковных аэродромов. Началась наша офицерская жизнь! Через несколько месяцев я получил письмо от Сергея, где он писал, что у него родился сын и всё у них хорошо. С ответным письмом я почему-то задержался и, находясь в командировке в Ташкенте, наконец-то, написал ему. Положив письмо в штурманский портфель, пошёл искать почтовый ящик. Недалеко от лётной столовой, навстречу мне попался мой однокашник Гена Семененко (трагически погиб через несколько лет). Он спросил: ​

​ -"Про АН-12 под Читой слышал?".

​ ​ - "Да"- ответил я.

​ ​ -«Знаешь - кто?»

​ ​ - «Нет», - отвечаю.

​ ​ - «Утин».

​ ​ А у меня в портфеле лежит неотправленное Серёге письмо. Катастрофа самолёта АН-12 произошла 27.08 1984 в районе аэродрома Чита. Причина катастрофы - заправка некондиционным топливом. Экипаж пытался спасти самолёт, сев на вынужденную посадку. На пробеге, в результате возникшего пожара, самолёт полностью сгорел. Погибли все. В дальнейшем, скорбный список наших потерь продолжал пополняться. Причины были разные, в том числе и развал нашей великой страны.

​ ​ Прошло сорок лет. На данный момент каждого четвертого из нас нет на земле. Все они в небесной эскадрилье.

​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ Светлая память Вам, ребята!