- Конечно, этот год был тяжелым, - начал Мава. – Действительно тяжелым. Но именно в этом уходящем году произошли такие события, которые заставили меня стать человеком. Я стал более спокойно относиться к некоторым событиям. Я повзрослел. Я нашел смысл жизни, поэтому в целом год можно охарактеризовать положительно.
- Всё это очень заметно, - улыбнулся Порфирий Вениаминович. – Да, я плохо тебя знаю, но вижу, что ты раньше не был таким спокойным, таким стальным. Это началось где-то в конце августа...
- Это как? – удивился Товиль. – Откуда ты знаешь, Порфирий? Ты же не психолог! Я со своим образованием ничего не знал, пока он во всём не признался!
- Тихо! – закричала Диана. – Это его личное дело. Теперь давайте я скажу. Да ничего был год… Вот только жалко, что Гоша с нами не отмечает…
«А что Гоша? – подумал Мава. – В следующем году всё будет нормально!»
1 января
- Мне, конечно, очень понравился концерт Зайковой, - продолжила Диана уже после боя курантов. – Я переменила свое отношение к ней.
- Милая Диана, дай, я тебя поцелую! – воскликнул Мава, а сам шепнул: «Твой опыт лучше моего». Он не боялся Товиля, ведь Товиль уже всё знал. Он боялся Порфирия Вениаминовича…
- Это какой опыт? – спросил Товиль. – Да-да! По законам экспертной команды «Русса» любой шепот в новогоднюю ночь превращается в громкую речь! Только что придумал! Так ты имеешь в виду Топтыгина?
Мава сначала растерялся, поэтому сказал примерно следующее:
- Нет, не Топтыгин… Ну да, Топтыгин, то, что я признал его после смерти…
А Порфирий Вениаминович, оказывается, только в эту ночь узнал о смерти Топтыгина… Мава очень расстроился, узнав об этом, и это было связано с культурной программой, которую он показал только что. Началось всё с четырех «земских» стихов: «Злата», «Карантинные танцы» (это были два стихотворения поэтов, которые умерли в уходящем году, но Мава об этом не задумывался: просто именно эти произведения, как ему казалось, получались у него лучше всего), «Десятый дом" и «Поезд жизни». Почему-то всем, кроме Карлы, было очень смешно. Потом Мава начал программу «Двенадцать месяцев»: уже в третий раз он, подводя итоги года, выбирал свои лучшие стихи каждого месяца. За июль он отчитался «Лошадиной радостью». Отчитавшись за август, он сказал:
- А потом наступил кардинальный переворот и в жизни, и в творчестве.
И прочитал «Проверку»… Причем перед этим он сказал:
- Надеюсь, в течение 1 минуты 12 секунд вы будете внимательно слушать. Надеюсь, пройдете проверку. Диана, что смеешься? Вся жизнь – проверка, а завтра – итог…
Мава долго вспоминал, как сказал эти слова, хотя в них и не было ничего существенного. Существенно было одно: «Проверка» разделила программу «Двенадцать месяцев» на две части. А Порфирий Вениаминович, бывший математик, несмотря на возраст, еще не понял смысл этого великого стихотворения, поэтому принялся шутить по поводу теоремы Ферма:
- Хотел доказать теорему Ферма,
Мгновенье профукал и съехал с ума!
«Одно понимает, - возмущенно подумал Мава. – Теорема Ферма – это мгновение, которое нельзя профукать. А вот свою единственную теорему он как раз и профукает… Он собирается исполнить детскую мечту, попасть на концерт знаменитого пианиста… Что-то мне подсказывает, что этот концерт по каким-то причинам сорвется. Нельзя же так издеваться над гимном жизни!»
Пробили куранты! Можно лезть под елку! Маве было интересно, как остальные отреагируют на его подарки. Товиль усмехнулся: он заранее знал, что ему подарят, и даже, возможно, читал эту книгу. Порфирий Вениаминович был в восторге, как и Диана. Федериго сначала оседлал свою лошадь, а потом уже начал проверять ее уникальное умение. Карла погладила Маву по головке и сказала: «Хороший мальчик!» Фелицата хмыкнула: все, кроме Мавы, подарили ей вещи, связанные с балетом, а он забыл, что она – бывшая балерина. О реакции Рудольфо никто ничего не знал: старшему эксперту подарки приносили за дверь, и он никогда не отмечал Новый год вместе со всеми. Маве же Диана подарила три книги: о Топтыгине, Песчанове и реальном ушедшем артисте.
- Это его любимчики, - объяснила Диана Порфирию Вениаминовичу.
Сам худший отец Одессы подарил всем одинаковые подарки – книги правил поведения. От Товиля Маве достался невидимый детектор лжи…
- Товиль, ты мне не веришь? – строго спросил Итшидо.
- Верю. Никто не собирается проверять правдивость твоих слов, пока ты в безопасности. Но, если тебя с твоей внешностью заподозрят в каком-нибудь преступлении, ты честно скажешь, что не совершал его, и тебя спокойно отпустят, потому что Магиса скажет: «Это правда!» Доволен?
- Конечно! – воскликнул Мава, а сам напрягся. Что же теперь делать? Есть ли проблемы с передачей информации? Вроде нет… Он же умеет отключать мысли! Или отключение мыслей приравнивается ко лжи? Мава попробовал: его отключенный мозг думал о Топтыгине, а сам он сказал, что думает о слоне, перед этим настроив на слона реальный мозг.
- О слоне? – удивился Товиль. – А откуда ты знаешь, что Рудольфо подарил всем игрушечных слонов? Или кто-нибудь (Карла или Фелицата) рассказал тебе, что Рудольфо всегда дарит всем игрушки, и ты просто угадал? Карла, ты не говорила ничего такого?
- Я собиралась ему как поклоннику одесской культуры подарить книгу предсказаний мудрой Ольги. Вернее, не собиралась, а дарю!
Фелицата, заметив, что Мава регулярно бегает, подарила ему руководство по физическим упражнениям. Федериго же подарил настольную игру:
- Когда приедешь в Одессу, покажешь друзьям!
Мава был очень счастлив. В этот миг он еще раз решил никогда не отступать от своих принципов.
- Правда, первая часть программы была не очень, - строго сказал Порфирий Вениаминович. – Эти «земские стихи», да еще недостаточно выразительное чтение… Чтоб я больше этого не слышал!
- Хорошо, хорошо, - ответил Мава, предварительно отключив мозг, чтобы детектор лжи не мог ничего распознать.
Утром Мава выучил три стихотворения – теперь он всё наверстал. Он любил работать утром 1 января, когда все нормальные люди, в том числе прочие эксперты, спят. Правда, Мава не хотел соблюдать обычный режим и спать 6 часов – его таймер был заведен на 8 часов. На 1 января он всегда заводил таймер, а не будильник. Через 6 часов Мава проснулся и, одержимый любовью к жизни, вышел на пробежку. Значит, приближается к теореме Ферма!
Но все учебные дела завершены, и опять пора в больницу… Хорошо еще, что в Нижнем Новгороде этого не будет! Однако что это? Почему Товиль вдруг заставляет Маву и всех остальных расходовать самый драгоценный ресурс? Почему учитель не знал, в какое время нельзя навещать больных? Пришлось целый час сидеть в фойе. Мава всё равно зря времени не терял. Да, по учебе он сейчас ничего не сделает, потому что не брал с собой никаких книг, но можно сделать что-то полезное для мира… Он вспомнил возмутительную историю, которая произошла на новогодней программе. Мава назвал имя реального ушедшего артиста и попросил всех встать, но не встал никто… Отклик на это событие получился очень сатирическим. Только как всё-таки выдержать поездку? Очень пугает Порфирий Вениаминович! Не будет ли он приставать? Как справиться без любимой жены? Но лучше сосредоточиться на творческих успехах: дописана глава романа, и теперь можно продолжать повесть.
Поездка
Почему-то в Нижний Новгород все поехали на поезде. Мава очень удивился, что таким способом можно добраться из Венеции, забыв, что во сне всё может быть. А поезд – это дополнительные ограничения.
- Сейчас не читаем, - спокойно сказал Порфирий Вениаминович. – В поезде читать нельзя.
Значит, Маву ожидает несколько часов бездействия. Какой ужас! Всё это время будущий эксперт складывал в голове еще одно стихотворение – год у него начался очень хорошо, хотя оба стихотворения были сочинены только потому, что в данный момент не было никакого другого занятия. Но и без проблем не обошлось: Диана сказала Маве, что положила в рюкзак штаны, которые надо будет надеть в поезде, но никаких штанов в рюкзаке не оказалось. Порфирий Вениаминович полез в рюкзак и достал штаны… Может быть, это его колдовство? Мава только что искал в том самом месте!
- Мава, давай поиграем в шашки, - предложил Порфирий Вениаминович.
Несмотря на свою неопытность в этом деле, Итшидо легко обыграл худшего отца Одессы, а вот в «Эрудите» борьба шла с переменным успехом. К сожалению, Мава записал всё это в дневник только на следующий день, ведь в поезде, согласно непонятным правилам, писать нельзя. Значит, 80% информации уже забыто…
На следующий день все прямо с рюкзаками направились в сторону Кремля, потому что заселение в квартиру было только в 12 часов. Порфирия Вениаминовича потянуло на каламбуры, хотя он прекрасно знал, что словосочетание «горб герода» поймет только Мава, а такое определение понятия «зенитка», как «дочь зенитовского игрока» (Порфирий Вениаминович был заядлым футбольным болельщиком), не поймет никто. Украинцы слышали о «Зените», поэтому Итшидо быстро сориентировался и спросил, что имеет в виду худший отец Одессы. Товиль почему-то посмеялся.
- А вот памятник Чкалову, - строго сказал Товиль через некоторое время. – Мава, ты хоть знаешь, кто такой Чкалов? А то и о «Зените» не знаешь…
- Я тоже ничего не знала о «Зените»! – возразила Фелицата. – А вот о Чкалове нам в экспертной команде «Русса» рассказывают!
- Ладно, Фелицата. Знай, что ты совершила преступление, которое не соотносится с итальянским долгом, но ты в этом не виновата. Виноват я. Вот зачем мне это непатриотичное поведение? А вот остановиться не могу…
- Непатриотичное поведение – это поездка в Нижний Новгород? – решил уточнить Федериго.
- Нет, не это, а один психологический эксперимент… Мне всё это очень интересно, однако долг итальянца велит прекратить, а долг психолога – продолжать. Однако… Ладно, я не имею права обвинить человека без доказательств, а доказательств у этой везучей с.....и не будет никогда, поэтому лучше махнуть на нее рукой!
Никто так и не понял, какую везучую с.....ь имел в виду Товиль…
Маве почему-то было тяжело идти по огромной лестнице, хотя даже немощная Карла не жаловалась. Он решил, что это связано с его усталостью из-за трагических событий, поэтому решил молчать.
Наконец состоялось заселение. Никаких проблем не возникло. Мава записал вчерашнее стихотворение и создал новое.
- Идем в Крестовоздвиженский монастырь! – объявил Порфирий Вениаминович. – А потом в арт-музей!
- А обедать не будем? – робко спросил Товиль.
- Ах, да! Монастырь, музей, обед!
- Может быть, наоборот? – повысив голос, спросил Товиль.
- Хорошо, наоборот: обед, музей, монастырь.
- Значит, я неправильно сказал… Монастырь, обед, музей!
- Ладно, уговорил…
После обеда Порфирию Вениаминовичу уже не хотелось идти в музей. Худшему отцу Одессы было слишком скучно… Чтобы развеять скуку, он стал коверкать фамилии художников, рассчитывая на понимание Мавы, но будущий эксперт с восхищенным взглядом рассматривал картину Алисова – ученика Айвазовского. Понравились ему также Петров-Водкин, Рерих и Гончарова, хотя раньше он почему-то совсем не интересовался изобразительным искусством.
Когда все вышли из музея, худшему отцу Одессы кто-то позвонил. Поговорив, Андреев закричал:
- Это вы во всём виноваты! У моего отца онкологический кокиух!
Все были знакомы только с обычным кокиухом, и словосочетание «онкологический кокиух» наводило ещё больший ужас, но никто не понимал, почему все в этом виноваты.
- Мава, убери крошки! – в слезах кричал Порфирий Вениаминович. – Карла, почему ты не сказала «спасибо» за еду? Ах, сказала? А почему я этого не слышал? Ах, все одновременно сказали! Тогда будешь говорить отдельно!
Почему-то к Карле Порфирий Вениаминович придирался больше всего. Может быть, он думал, что от его брани старушка тоже заболеет онкологическим кокиухом?
- Федериго, понравились художники? – неожиданно спросил Порфирий Вениаминович. – Расскажи, пожалуйста, подробнее, проанализируй!
Неожиданно Федериго показал все навыки анализа художественного произведения. Мава так точно не сможет. Вдруг и его начнут спрашивать? Однако Карла и Фелицата, как будто зная, что их не спросят, спокойно беседовали. Может быть, это опять проверка?
- А завтра в твой музей пойдем, Мава! – объявил Порфирий Вениаминович. – В смысле, в музей Горького!
Что ж, навыками анализа литературных произведений и биографии писателя Мава обладает. Но почему это его музей? Спрашивать нельзя… Но Товиль как будто прочитал его мысли:
- Судя по нашим занятиям, ты не являешься большим поклонником Горького. Почему же Порфирий думает иначе? Да, это его мнение, его право, но почему ты не спрашиваешь? Спрашивать всё подряд – долг настоящего итальянца!
- Нет, итальянцы не такие! – неожиданно для самого себя возразил Мава. – Они, как и все нормальные люди, спрашивают не всё подряд, а только то, что нужно! Я не спросил, потому что действительно люблю Горького (это была неправда, но на этот раз надо было угодить Порфирию Вениаминовичу), а на уроках любой другой школьник теряется! Мы же в роли школьников, верно?
- Наконец-то! – воскликнул Товиль. – Наконец-то Мава дискутирует со мной по поводу итальянского характера! А то раньше он соглашался с каждым моим словом об итальянцах, как будто боясь проколоться! Что ж, Мава, я приглашаю тебя на еженедельные дискуссии! Сам проявил инициативу! Если скажешь хоть одно неправильное слово об итальянцах, вылетишь сразу!
- Как будто у меня есть время принимать участие в этих никому не нужных дискуссиях! – возмутился Мава.
Вдруг Товиль расхохотался и сказал, что не ожидал такого ответа, но принимает его. Все испугались, что старший учитель сошел с ума: не пора ли вызвать ему скорую? Товиль и сам понял, что слишком далеко зашел. Он сказал, что во время поездки ему придется только пассивно участвовать в психологическом эксперименте. Никто не понял, почему…
Отвечать на большое количество вопросов по Горькому не пришлось. Единственный вопрос в адрес Мавы был вызван тем, что ему по жребию достался аудиогид. Остальные брали информацию из специальных буклетов. Мава тоже был ознакомлен с этими буклетами.
- Ну, как аудиогид? – спросил Порфирий Вениаминович. – Чем отличается от того, что здесь написано?
- Ничем, - честно ответил Мава. – Точнее, здесь еще Шаляпин поет…
- И зачем мы деньги платили! – воскликнул Порфирий Вениаминович. – Развели нас в этом дурацком музее! Ладно, что запомнилось?
Мава с легкостью ответил:
- Комната Екатерины Пашковой и ее помощь Горькому; гостиная и домашние концерты, на которых выступал и Шаляпин; детская. Единственный недостаток в том, что мы очень быстро всё осмотрели.
Порфирий Вениаминович злорадно засмеялся. В музее зарубежного искусства Мава не смог разглядеть ни одной картины, но запомнил, что большинство из них принадлежит неизвестным художникам, поэтому в случае вопросов по этим произведениям ему придется очень туго. Из «известных» ему запомнились следующие полотна: Ян Брейгель «Аллегория воздуха», Фоссати «Игра в карты», Тинторетто «Портрет венецианского вельможи», Ренуар «Женщина, смотрящая на птичку».
На этот раз Порфирий Вениаминович не забыл об обеде. После приема пищи худший отец Одессы попросил Маву сфотографироваться с памятником Евстигнееву. Итшидо сразу понял, почему Андреев принял такое решение: будущий эксперт готовится к «поступлению» в театральный институт, поэтому ему нельзя обойтись без такой фотографии.
- Почему только один раз? – вдруг спросил Мава. – Когда-то я фотографировался с памятником эстрадному кумиру, так там было множество вариантов…
- Это не по-итальянски, - строго сказал Товиль.
- Нет, по-итальянски! Вернее, это не наша отличительная особенность, это все так делают…
- Итальянцы – нет! – воскликнул Товиль.
Это означало, что Мава скоро вылетит из экспертной команды «Русса», но он решил держаться до последнего:
- Какие-то глупости ты говоришь, Товиль! Теперь я понял, почему ты меня подозреваешь: потому что сам не итальянец! Только я не могу сказать, кто ты… На итальянца очень похож…
- Смело, - заметил старший учитель. – На этот раз прощаю. Но в следующий раз вылетишь, если скажешь, что я не итальянец! Кто здесь старший учитель – ты или я? Когда дорастешь, тогда и поговорим!
Мава прекрасно понимал, что не дорастет никогда: таковы законы сна на миллион лет.
- Вот памятник Минину, - показала Карла, чтобы разрядить обстановку.
- Ха-ха! – засмеялся Порфирий Вениаминович. – Она говорит, что это памятник Минину! А где же тогда Пожарский?
- Глупо, - строго сказал Товиль. – Это напоминает мне одну историю на Новодевичьем кладбище… Да нет, не буду говорить… Просто я хотел сказать глупость под влиянием одного одессита.
- Какого одессита? – удивился Мава. – Почему ты не сказал, что видишь их здесь, в Нижнем Новгороде? Ты же знаешь, что я бы хотел с ними встретиться…
Товиль почему-то промолчал. Никто этого не понял.
Сегодня у Мавы снова было стихотворение. Вот бы таким был весь год! Началось и выполнение не ежедневных планов по подготовке. Ежедневные планы – это заучивание стихов. Мава мог делать это в Нижнем Новгороде, несмотря на то, что у него не было ни книг, ни интернета: он просто переписал нужные стихи в тетрадь, которую спокойно взял с собой. И даже ежедневный план он сегодня выполнил полностью.
- Сегодня у меня концерт! – совершенно неожиданно объявил Порфирий Вениаминович. – Поэтому все должны переодеться в строгую унифицированную форму! И причешитесь, с.....и! Да, Товиль, это и к тебе относится: в данном случае я выступающий, а ты зритель, и плевать мне в этот момент, что ты старший учитель! Фелицата, зачем эти косы? Убрала волосы в хвост! Федериго, рубаху поправь, неряха ты этакий! Карла, коза медлительная, чтоб быстрее передвигалась! Мава, а ты, наоборот, должен ходить помедленнее. Носишься, как разведчик какой-то! Товиль, а ты что смеешься? Ах, да! Он же подарил тебе книгу «Психология разведчика»! Что ж, есть над чем задуматься. Еще больше смеха… Подожди, Мава, а это что? Кроссовки с завязанными шнурками? Но ты их почему-то еще не надел! Так делать нельзя! Нельзя из-за экономии каких-то десяти секунд так обращаться с обувью! Неужели ты всерьез полагаешь, что это даст тебе какой-то плюс?
Мава промолчал: без Дианы ему придется терять время, за которое можно выучить пару определений. У него возникла идея следующего стихотворения. А концерт Порфирия Вениаминовича, перед которым была проведена такая серьезная подготовка, совсем не понравился будущему эксперту. Худший отец Одессы оказался точно таким же пианистом. Он просто барабанил по клавишам и называл это неизвестным произведением Моцарта, а неразборчивые слушатели соглашались… Мава не так хорошо знал классическую музыку, чтобы судить об обмане, но интуитивно догадался, что что-то не так… Конечно же, он ничего не сказал Порфирию Вениаминовичу.