«Я прыгала через сугроб, аки коза взнузданная. В спину мне неслось: «Ату её!» И слышался сатанинский свист.
Мужской хохот перебивал все мои ужасные фантазии. И уже я различала: «Куда? Ну, куда ты, я пошутил..» И снова смех - баритоном, с хрипотцой.
Но мои меховые полы раздувались и шапка с узорами слетала с макушки. А варежки я и вовсе оставила у негодника в руках.
Отбежав на почтительное расстояние, крикнула - перехлёстывая морозный декабрьский ветер, пересыхая напряжённой глоткой и надеясь на примирение: «А ты не передумаешь? Ты же убеждал..» Тут на проходной гуднул автомобиль и заглушил напрочь мою тираду. А визави обернулся на резкий звук и заспешил навстречу гостям.
«Ё-моё!» - только и выдохнула я.
Распри возникли из-за неопределённости важного вопроса. Могу ли я послать всех, кого хочу? Потому что право имею. Или обязана снова помолчать - потому что так кому-то лучше. Кому лучше - я даже не спрашивала. И так ясно. Но почему мне опять затыкают рот, если позвали всё-таки? Оставалось загадкой..
Кстати, подробности - такие нескромные противненькие детальки - предстоящего события я узнала сидя в машине. И отдаляясь от города со скоростью 130 км/ч. И я бы развернулась и отправилась домой - кабы была за рулём. А так, мне погромче включили музыку. Вручили алую розу на длинной ноге. И пообещали некие поблажки.
«Поблажки» теперь стояли у ворот и махали дружно конечностями. Мне и моему гостеприимному дому. Смеялись, обнимались, передавали сумки с продуктами, наверное.
К вечеру нарядят ёлку, положат под неё подарки. Накроют стол, нарядятся сами. Фу, ничего не забыла.. Мне было муторно уже, до всякой ёлки. И смотреть на них, и слушать, и осиливать дурацкие приколы и терпеть сальные анекдоты. Ничего в мире не поменялось, они все остались такими же - и только хуже. И, ей Богу, ничего не произошло бы умопомрачительного, кабы я встретила «ёлку» в своей городской квартире. Под бой курантов осушила б бокал с шампанским - полусладкое, как люблю - закусила шоколадкой. Ох, какая пошлость! И отползла бы в три уже спать. Под петарды с улицы и вои загулявших прохожих.
Но от меня утаили каверзу и просто позвали на зимний пикник. Который — ах ты, мати - совпал с НГ. Бывает же..
В последние - перед явлением публики, судьбоносные - полчаса меня слёзно попросили не встревать никуда. И потерпеть. «Опять!» - почти рыдая воскликнула я. И обиделась. Он пробовал утешить - я отошла. Он двинулся за мной, решил вцепиться в плечи - я побежала. Перепрыгивая высокие завалы снега, уже зарёванная, твердила себе: «Не в этот раз. Только не в этот раз!» И меня настигало: «Вернись, договорим..»
Я устремилась к гаражам. Права в кармане, спиртного не пили. Два сорок — и я сижу под личной пластиковой ёлочкой. И разворачиваю блескучую разноцветную фольгу, в которую запелёнуты презенты. И мне никого не надо. И не пошли бы все!.
Но здесь судьба воткнула свой посох: «Погоди, дорогая!» И образовались на горизонте приглашённые.
Он не обманул. Ближе к восьми, подмигнул - восседая за столом, в почётном торце. Типа, «погоди - ещё не вечер..» Как раз на острой неучтивой - похабной прям - фразе одного уж подвыпившего гражданина. Почти в мою сторону. А спустя «куранты» и полконцерта «огонёк» отвлёк в коридор. Сунулся губами в лоб мне. И произнёс сакральное: «Давай, дорогая. Они - твои!»
Три дня спустя - хорошо, каникулы долгие! Я ещё вспоминала с хохотком весь кураж, выпавший из меня. Как дорогое феерическое шампанское я выдала столько пены, треска и углекислоты. Что на пару поколений хватит! Крайний гость - оплёванный профессионально, припечатанный всем, что сделал. Изумившийся своей богатой судьбе и массе оплошностей в ней. Твердил, сходя с лестницы крыльца: «Бэд карма. Бэд карма.. Бэд..»
И был прав!»