Согласитесь, красиво и хлёстко cказано: «Сильная женщина смотрит вызову в глаза и подмигивает ему». Как раз на этих двух основаниях стоит жизнь Анны Долгаревой. Смотреть вызову в глаза – это перемещаться по линиям боевого соприкосновения в роли бесстрашного военкора, а подмигивать ему – это писать потом вдохновенные стихи. Так кто же такая эта сильная женщина? Аня – поэт, военкор, волонтёр, журналист и блогер. А еще она та самая девушка, которая, словно менестрель, ездит по городам и весям с поэтическими концертами и отвечает на животрепещущие вопросы людей о мире и войне. И, кстати сказать, в 2021 году Анна стала лауреатом Всероссийской литературной премии имени Левитова, оргкомитет которой базируется в Липецке.
– Анна, расскажи, пожалуйста, более детально, как построена работа военкора в горячей точке.
– Я независимый военкор. Я сама налаживаю работу с подразделениями, договариваюсь о съёмках, приезжаю, снимаю, делаю заметки. Выходят как отдельные интервью, так и видеосюжеты и текстовые репортажи. Для меня интересно раскрыть психологию моих героев, их внутреннюю сущность. Дело в том, что довольно редко журналист может попасть в эпицентр настоящего боя, а постановочными кадрами я всегда брезговала, хотя знаю, что не все относятся к этому так, как я. Впрочем, отснять реальную работу тяжелого вооружения, например «Града», не так сложно, если знаешь, когда он будет стрелять. Если это известно, нужно просто договориться с начальником артиллерии о том, чтобы тебя пустили постоять рядышком. А вот в мясорубку реального стрелкового боя журналист, конечно, не попадёт. Интересно снимать операторов БПЛА за работой – хотя тут, опять же, скорее текстовый репортаж получается, зрелище-то не очень яркое: сидят себе мальчишки с пультами, и выглядит все так, словно они в приставку режутся. Я обычно приезжаю на сутки-двое, чтобы хорошо познакомиться с бойцами, проникнуться духом подразделения. Но бывает и так, что нет времени на репортаж с глубоким погружением – и тогда получается короткий сюжет, отснятый за один день.
– Как по-твоему, есть ли на Украине, в средней и западной ее части, люди, которые понимают, что на самом деле происходит?
– Происходит следующая ситуация. Каждое новое маленькое зло немножко больше открывает окно Овертона. Сильно раскачавшись на майдане 2014 года, люди радостно открыли это окно, затем распахивая его всё шире и шире. Многие из них потом наносили удары по Донбассу в течение восьми лет, оправдывая это некой «государственной идеологией». Так постепенно и незаметно в сознании украинцев закрепился нацизм. А те, кто симпатизирует России, – они, разумеется, есть. Это стало понятно, когда были освобождены Херсонская и Запорожская области. Там было немало людей, которые искренне приветствовали русскую армию. Думаю, и в других областях Центральной Украины будет так. Насчет Западной не скажу, не уверена.
– Как вообще могло произойти, что люди – не так уж важно, военные, гражданские – массово заразились одной из самых гнилых идеологий? У тебя есть ответ?
– Тут происходит идентификация «я хороший» с «я делаю нечто». Вот это произошло на майдане. «Я сражаюсь за вильну Украину» = «я хороший». Далее происходит отстаивание вот этого «я хороший», и оно принимает самые разные, самые уродливые формы. И уже можно убивать гражданских, доносить, предавать – все это будет ассоциироваться с «я сражаюсь за вильну Украину», а значит, приравниваться к «я хороший».
– Аня, ты как военкор бывала в разных местах боевого соприкосновения – ЛНР, пригороды Донецка, Мелитополь, Мариуполь. Где было находиться опаснее? Или опасность обстрелов, она везде одинакова?
– В Мариуполе, пожалуй, спокойнее, там меньше всего летит. Вообще, чем ближе к линии боёв, тем, естественно, жарче. Луганск, Мариуполь, Мелитополь от линии дальше, Донецк ближе. Прифронтовые города везде одинаковы. Но вообще я не по городам езжу, а непосредственно по линиям боевого соприкосновения. В города я приезжаю исключительно чтобы помыться и написать репортаж.
– Осторожно задам этот вопрос: по-твоему, скоро ли и каким именно образом ситуация начнет разрешаться?
– Это надолго. Четыре-пять лет, не меньше. Пока наш военно-промышленный комплекс не заработает в полную силу и не перейдет на серийный выпуск новейшего вооружения, мы не победим — это моё мнение.
– Аня, извини, что мало вопросов о поэзии – время такое. Но все же под конец попрошу: расскажи, что сейчас происходит с поэтами в России? И вообще – поэзия, творчество, все это способно сегодня как-то повлиять на ситуацию, мобилизовать страну именно в культурном плане?
– С поэтами в России происходит Ренессанс. У народа возник огромный запрос на поэзию, а она научилась на него отвечать. Обрати внимание, зазвучали на всю страну имена Игоря Караулова и Марии Ватутиной, Александра Пелевина и Егора Сергеева и других поэтов под росчерком Z. С Александром Пелевиным и Егором Сергеевым мы, кстати, объединились в волонтерскую организацию «Смертельная русская речь», сделав это для помощи фронту. Но в этом есть и опасность, потому что многие конъюнктурщики, паразитирующие на патриотической теме, тоже пытаются примазаться, так сказать, к этой волне. К счастью, у народа очень хорошее чутье – люди в России традиционно не пускают в сердце неискренность.
Фото из соцсетей Анны Долгаревой
