Соединённые Штаты одержали победу в войне с Мексикой и 2 февраля 1848 года по договору Гуадалупе-Идальго получили Калифорнию и Новую Мексику, а так же границу по Рио-Гранде для Техаса. И теперь перед страной встала едва ли не более сложная задача, чем заставить мексиканцев признать поражение и подписать бумаги о сецессии: интегрировать огромные новые территории, а это суммарно 1,36 миллиона квадратных километров, в экономическую и социально-политическую структуру США. Причём появился один непредсказуемый, но очень мощный фактор, который заставлял поспешить с решением проблемы. Сразу по присоединению Калифорнии там вспыхнула знаменитая Золотая лихорадка!
Началось всё неподалёку от лесопилки Саттера близ городка Колома. 24 января 1848 года, буквально за неделю до окончания войны, Джеймс В. Маршалл, работавший на Джона Саттера, обнаружил кусочки золота в водяном колесе на реке Юг Форк Американ-Ривер. Он отнёс находку Саттеру, и вдвоём они тщательно проверили металл, подтвердив догадку о том, что это было золото. Саттер был весьма обеспокоен и хотел, чтобы эта информация оставалась в тайне, поскольку боялся, что его сельскохозяйственный бизнес пострадает в случае начала массовых поисков золота. Однако вскоре всё равно поползли слухи, за которые ухватился в марте 1848 года издатель газеты и торговец Сэмюэль Бреннаном из Сан-Франциско. Он сам приступил к поискам, открыл бизнес по торговле добытым золотом, ну а главное – провёл впечатляющую пиар-акцию: он прошёлся по улицам Сан-Франциско, держа над головой фиал с драгоценным металлом, восклицая «Золото! Золото! Золото из реки Американ-Ривер».
После подобной рекламной кампании множество калифорнийских семей, занимавшихся ранее фермерством, решили отправиться на поиски золота, став первыми старателями. Но это было лишь начало. 19 августа 1848 года на тот момент имевшая наибольший тираж газета восточного побережья New York Herald сообщила о начале Золотой лихорадки в Калифорнии, а 5 декабря президент Полк официально подтвердил это в своем обращении к конгрессу. И вот тут грянуло. Колоссальная масса людей – не только из США, но и вообще со всего мира ринулась за лёгким богатством в Калифорнию. До начала лихорадки крупнейшие города региона – Лос-Анджелес и Сан-Франциско были крошечными поселениями. В Сан-Франциско когда его жители узнали об открытии золота, городок буквально опустел, а люди побросали свои дела, присоединившись к поискам золота. Что и неудивительно - численность населения в 1848 составляла жалкую тысячу человек. Но уже в 1850 – за полтора года, она увеличилась до 25 000 постоянных жителей! Путём несложных подсчётов можно установить, что ежесуточно в город прибывало в среднем 43-44 новых жителя.
Инфраструктура города совершенно не справлялась с подобным наплывом и не поспевала за ним. Люди жили в палатках, деревянных лачугах или даже в каютах, выломанных из заброшенных кораблей. Но обязательно в каждом лагере старателей наскоро создавались два заведения - салун и казино: надо же где-то пропивать и проигрывать добытое золото! Бушевали эпидемии, процветала преступность, скакали, как безумные, цены. Состояния сколачивались и тратились с поразительной быстротой. И всё это – при минимальном государственном контроле: длинная рука закона, по большому счёту, просто ещё не успела туда дотянуться. Всего в Калифорнию в период с 1848 по 1855 прибыло порядка 300 000 человек! Огромная цифра для того времени вообще и конкретно для США. Всё население страны в 1850 году составляло 23 191 876.
Во многом именно Золотая лихорадка стала тем зерном, которое перевесило чашу весов великого противостояния. Случайным, неучтённым фактором. Вести хозяйство по южной модели в регионе было невыгодно – во всяком случае, менее выгодно, чем копать и мыть золото. Имеющие свободные деньги и возможность приобрести участок завозили туда не черных рабов и такие культуры, как хлопок или табак, а наёмные бригады разорившихся старателей-единоличников, динамит и вагонетки. Зато отстраивавшемуся в чистом поле и с нуля, причём в рекордные, лихорадочные во всех смыслах сроки региону нужна была промышленная продукция. Вот и вышло, что первым вступил и расправил крылья в Калифорнии именно капитал Севера, а не Юга.
Но уйдём чуть в сторону от золота и вернёмся к вопросам войны, мира и большой политики. На момент окончания Американо-мексиканской войны действующий президент – Джеймс Полк был достаточно популярен в массах, но имел и немало противников, причём, что занятно, так сказать, с противоположных сторон. Ультраэкспансионисты утверждали, что Полк продешевил, и с Мексики можно было взять больше – вплоть до полной её ликвидации и включения в состав США. Противники же политики экспансии утверждали, что война была не только несправедливой и не обоснованной агрессией, но и бессмысленным предприятием. Имеющееся население не в состоянии быстро освоить столь огромную территорию (не забываем и о присоединённой тогда же и тоже требовавшей освоения части Орегона), она даст экономическую отдачу только в среднесрочной и долгосрочной перспективе, но при этом этот акт аннексионизма может подорвать как исключительно удачное положение Соединённых Штатов на международной арене (чего в реальности не произошло), так и внутреннюю стабильность (что и случилось). Стоит отметить, что в числе критиков президента с этой стороны особенно активен был конгрессмен Авраам Линкольн.
Тем не менее, политический авторитет и вес Полка был высок. Сравниться с ним могли разве только генералы – непосредственные победители мексиканцев, в первую очередь Скотт и Тейлор. Оба они имели известные политические амбиции, но Тейлор был куда напористее. В целом они продолжали линию позиционирования себя, которую некогда наметил и с успехом использовал для прихода к власти генерал Джексон. Тейлору даже в большей мере, чем упомянутому 7-му президенту США было всё равно, на чьей спине въезжать в Белый дом – его персональное политическое кредо было выражено довольно слабо. Он просто хотел сделаться президентом, а не проводить некий определённый курс. И здесь нашли друг друга генерал и партия Вигов. Если демократы были последовательными сторонниками экспансии, присоединения Техаса, войны с Мексикой, членом их партии был и президент Полк, то Виги делали ставку на противоположные течения – и проигрывали. Теперь же настало время сделать финт ушами. Если Демократическая партия намеревалась поддержать кандидатуру действующего главы государства при его выдвижении на второй срок, то виги сделали предложение Закари Тейлору – и он его принял.
Борьбы обещала быть равной, но… В самый последний момент Полк из-за проблем со здоровьем сходит с дистанции и отказывается баллотироваться. Тут дело действительно было серьёзное, не политес: 15 июня 1849 годы Джеймс Полк скончается через 103 дня после окончания своих полномочий в качестве президента Соединённых Штатов – предположительно от холеры, или, скорее, неких её осложнений. Демократы пользовались широкой поддержкой, но выдвинутый ими экстренно Льюис Касс был несравненно менее известен и популярен лично по сравнению с Тейлором, которого при помощи прессы вигов сделали настоящим героем нации. Выборы состоялись 7 ноября 1848 года и, хотя и не без борьбы, с результатом 47,3% голосов против 42,5% генерал Тейлор одержал победу. 4 марта 1849 он сделался 12-м президентом — и сразу же проявил себя довольно таки курьёзным образом: день инаугурации, 4 марта, выпал на воскресенье, а Тейлор, человек чрезвычайно религиозный, или, как минимум, желающий таковым выглядеть, отмечал воскресенье аналогично иудейской субботе и отказался по этой причине от принесения присяги в этот день, перенеся процедуру на 5-е число.
Довольно быстро стало очевидным – Тейлор не политик. Он оказался на высшем посту, но не предпринимал ничего серьёзного и значительного. Да, по видимому, ограниченный кругозор и компетентность и не позволили бы президенту этого. Он скоро отдалился от вигов и попытался занять позицию авторитета, стоящего выше мелких партийных дрязг – над схваткой, но в реальности его стали если не игнорировать вовсе, как Тайлера в конце срока последнего, то по возможности без него обходиться. Ну а главное – Закари Тейлор умер на втором году своего президентства. Во время празднования Дня независимости 4 июля 1850 года у строящегося Монумента Вашингтона он, страдая от жары, выпил несколько стаканов холодного молока, съел мороженого и свежих фруктов. И несколько дней спустя умер из-за болезни пищеварительной системы. Его сменил – на великое счастье Вигов без выборов, которые они наверняка проиграли бы Демократам, вице-президент Миллард Филлмор. Членом партии Вигов он был практически с момента их основания, самостоятельной фигурой же не был никогда, нигде и ни в чём не блистал, играя при Тейлоре скорее техническую роль. В общем как президент он был достаточно слаб.
Но! Миллард Филлмор по всем принципиальным вопросам шёл в фарватере лидера Вигов Клея. И именно этот человек в 1850 году обыграл Юг, предопределил успех Севера во внутриамериканском противостоянии – и Гражданскую войну. Да, именно так, не больше и не меньше!
Но вернёмся чуть назад. В 1845 году Республика Техас была присоединена к США и сделалась одноимённым штатом. Данное событие было оформлено совместной резолюцией президента США и президента Республики Техас, то есть межгосударственным договором. Это означало, что у его положений высший приоритет по сравнению с внутренними актами Соединённых Штатов, в том числе Миссурийским компромиссом, а также правами штатов, гарантированными американским законодательством. При этом в Совместной резолюции чётко и однозначно указывалось, что из Техаса будет выделено ещё аж 4 штата – для лучшей управляемости, а фактически – в порядке определённой компенсации Северу за вхождение в состав Союза последовательно двух рабовладельческих штатов (собственно, Техаса – по межгосударственному договору, а так же Флориды – по произволу президента Тайлера) без аболиционистского эквивалента. Как именно будут выглядеть новые штаты и что при этом останется от Техаса, было совершенно неясно, проектов имелось множество. В самом Техасе, разумеется, не просто знали обо всех идеях, посещающих умы сенаторов, конгрессменов и вообще политической элиты страны, но и пытались заранее «подстелить соломку» и принять меры. Образовать суммарно пять штатов из одного Техаса? Хорошо. Но каким к этому времени будет сам Техас!? В ходе войны с Мексикой власти Техаса не только добавили к своей территории земли до Рио-Гранде, чего требовало и федеральное правительство, но явочным порядком влили в себя большую часть всей огромной Новой Мексики! Техас не просто стал крупнейшим штатом США, он вообще по площади был сопоставим с доброй половиной оставшихся штатов вместе взятых! Причём, хотя никаких формальных прав так вот объесть Новую Мексику у техасцев не было, Тейлор за два своих президентских года не сделал ничего, чтобы ревизовать произошедшее, и граница устоялась.
И вот теперь, уже после его смерти, президент Филлмор – с подачи лидера вигов Клея, призвал, наконец, разобраться с Техасским вопросом. К этому времени штат уже очень плотно и прочно вошёл в экономическую систему и структуру Юга. Южные элиты совершенно не желали его расчленения, умаления и появления на какой-либо его части чуждых, северных элементов – новых штатов. В этой связи южными демократами была принята следующая тактика: сам текст Соглашения 1845 года однозначен и тут ловить нечего – стало быть, надо его пересматривать. Но как, под каким соусом? Очень просто: в момент присоединения Республики Техас никто не мог знать, что в скором времени после этого Соединённые Штаты получат ещё новые, дополнительные территории. Теперь же вопрос нужно решать комплексно – не только по Техасу, но и по всем приобретениям последних 5 лет вообще. В этом была своя логика – действительно, Техас 1845 года и Техас 1848 года это, как сказали бы в Одессе, две большие разницы. Южане видели два возможных варианта ответа на эти свои предложения. В идеале Север вырезал бы себе штат где-нибудь в ещё совершенно неосвоенной части новоприобретённых земель поближе к Тихому океану, а Техас остался бы Техасом, уже в полных правах войдя в Юг. Как минимум же дело можно было просто затянуть в бесконечных прениях, что представлялось более реальным. Конечно, северяне могли и настаивать на соблюдении буквы Соглашения 1845, но тут был важный нюанс – резко против выступало само население Техаса – настолько резко, что могло бы пойти едва ли не на восстание. И очень мало кому хотелось создавать прецедент насильственного распиливания на части штата центральной властью против воли его жителей.
К огромному удивлению южан вместо противодействия, или проволочек они встретили активную поддержку. Вообще поистине судьбоносные решения 1850 года были приняты с потрясающей быстротой – буквально та и другая сторона боялась, как бы противоположная не передумала. Президент, а на самом деле Клей, выдвинул следующие предложения. Техас, такой, каким он был на 1845 год, сохраняется в целости – и даже прибавляет территорию до Рио-Гранде и некоторые другие. Он лишается только большей части самочинно экспроприированных земель Новой Мексики, которая становится Территорией Нью-Мексико, а так же небольшого куска земли севернее широты 36°30 – для формального исполнения требований Миссурийского компромисса. Что Юг давал взамен? Запрещалась работорговля в столичном округе Колумбия – но вводились более суровые законы о поиске и поимке беглых рабов на всей территории США. А главное – свободным штатом становилась Калифорния. Преподносилось это следующим образом: во-первых, там уже объявляли Республику в 1848 году (мы помним, что это была во многом фикция, но факт такой был) – и Республика эта, да и в составе Мексики Калифорния, уже были свободными, аболиционистскими. Во-вторых, в ходе войны имело место быть восстание промексиканского элемента – образование штата и соответствующие права должны были успокоить местных жителей и укрепить их лояльность. В целом оформление территории США на побережье Тихого океана в форме штата более надёжно и твёрдо закрепляет его за страной, что важно в том случае, если какая-нибудь внешняя сила попытается оспорить итоги Американо-мексиканской. Наконец, из-за Золотой лихорадки там впечатляющими темпами растёт население, и статус штата будет важен для лучшей организации управления. Из наименее заселённой части Калифорнии создаётся Территория Юта. И она, и Нью-Мексико решат вопрос о рабах сами – в некоей отдалённой будущей перспективе.
Юг к этому времени не успел ещё вложить в Калифорнию капиталов, был очень и очень рад тому, как в итоге всё устраивалось с Техасом, а потому легко на эти условия согласился. Ещё раз подчеркну – всё было сделано очень быстро – Тейлор умер, а Филлмор сменил его в июле, переговоры прошли в августе, а итоговые документы были приняты в сентябре 1850. И всё! Юг ещё не знал этого, но он проиграл! Теперь единственным выходом для него, что он, спустя примерно 5 лет и осознает, сделается сецессия с перспективой Гражданской войны!
Но как? Почему? Закономерный вопрос, дорогой читатель, попробую объяснить. Погнавшись за благоприятной перспективой для Техаса и, будто бы, ничего не теряя в Калифорнии, за деревьями элиты Юга не увидели леса – того, что в их споре с Севером главной всегда была не политика, даже не рабство как таковое, а экономика. И здесь у Юга изначально была одна слабость – едва ли не единственная, но ставшая фатальной. Его экономическая модель менее универсальна. Вы не везде можете выращивать хлопок и табак, не везде можете вести плантационное хозяйство. Есть регионы, которые по совокупности природно-климатических факторов для этого просто неприемлемы. А вот промышленная модель Севера хороша для любого климата. Юг не мог войти и встать твёрдой ногой на территории севернее определённой климатической линии, а вот Север мог строить новые штаты по себе где угодно.
Великую борьбу Севера с Югом за преобладание в США, поскольку она велась преимущественно через освоение новых пространств, «переваривание» Дикого Запада, уместно и удобно будет представить себе как громадную настольную игру, где цель – добраться до противоположного края карты, до Тихого океана. К 1850-м годам партия явно подходила к концу – США как государство дошли до противоположной от той, где некогда располагались 13 колоний, стороны континента. Пространства для манёвра – и по времени, и по месту, почти не осталось. Нужно было поделить остаток – и, при равном разделе, всё - рыба в домино, пат, ничья. Освоение Дикого Запада не даёт решающего преимущества никому, и Югу с Севером так и придётся дальше жить, хоть и в мире вечных компромиссов, но на равных и вместе. Однако, выходит иначе. Почти всю игру Юг продвигался быстрее Севера, но в последний момент северная фишка сделала скачок через несколько клеток сразу – и первой оказалась на финише. Да ещё и закрыла путь для фишки южан. На картах Гражданской войны, которые мы обычно видим в книгах и в интернете это не очень видно, потому что не превращённые в штаты территории закрашиваются в цвет того, кто их фактически контролировал. Но вот – карта с разбиением именно по штатам – от 1856 года.
Юг – рабовладельческие, плантаторские штаты, какой он есть, почти такой же будет граница Конфедерации. А Север, настоящий Север – вот он, розовым цветом. Теперь сравнение с перескочившей фишкой весьма наглядно, не правда ли?
Калифорнию ещё можно было превратить в плантационный, южный штат. Лежащие между ней и Техасом территории для такого рода хозяйства не подходят – там слишком сухо, но, находясь между двумя крупными штатами южной модели, они так или иначе неминуемо тоже туда втянулись бы. Калифорния стала бы вторыми морскими экспортными воротами южного вывоза. Равенство Севера и Юга сохранилось бы, баланс теперь уже нечему было бы поколебать. Великая идея президента Монро и его Миссурийского компромисса стала бы реальностью. В действительности же Юг ждал крах. Всё, что мне остаётся теперь – описать его подробности, которые в предельно сжатый срок – 10 лет, доведут дело до сецессии и Гражданки.
В самом начале ничто, будто, не предвещало близкой развязки. Президент Филлмор очень спокойно и тихо руководил страной до 4 марта 1853 – ровно столько сколько ему полагалось, ведя отсчёт от момента избрания вице-президентом. Возможно, в числе прочего эта тишина объясняется тем, что 29 июня 1852 в Вашингтоне умер Генри Клей – главный автор Компромисса 1850 года. Совсем не случайно, что в 1957 году комитет Сената под руководством Джона Ф. Кеннеди назвал имя Клея в числе пяти наиболее выдающихся сенаторов в истории США. Его кончина несколько затормозила дело, потому как партия Вигов, и без того ослабевшая в противостоянии с Демократами, окончательно вступила в полосу кризиса, оставшись без лидера. Но на этот раз это был кризис лишь парии – элиты Северы, напротив, набирали силу. Решительные шаги будут сделаны в 1854 году – тогда события начнут разворачиваться с огромной скоростью. Именно в этот момент возникнет и буквально в мгновение ока сделается могучей новая партия, Республиканская. Менее чем через 7 лет после своего создания она проведёт своего президента – и им станет Авраам Линкольн. А Виги тихо сойдут со сцены: партия будет распущена официально в 1856 – к этому моменту все её кадры, которые чего-то стоили, уже перетекут к Республиканцам. И это не случайность. Виги – партия компромисса во главе с признанным мастером компромисса Клеем должна была передать эстафету партии без компромиссов и такому же лидеру. Именно такой человек, как Линкольн, нужен был северным элитам на вершине пирамиды власти в тот момент, когда Юг – в порядке ли шантажа, или действительно и окончательно попытается выйти из состава США, а они это уже ясно предвидели. Человек, который не пойдёт на поводу. Виги, хотя и опирались по большей части, конечно, на Север, пытались сделаться популярными везде. Республиканская партия отлично знала своего избирателя и не искала другого.
Тем временем, к концу 1852 у южных элит постепенно начинает спадать пелена с глаз. Радость по поводу Техаса поутихла, и внезапно стало понятно, что новых точек для внутренней экспансии, а главное – для инвестиций, для вложения капиталов, не просматривается. И… нет, южане не паникуют – пока ещё не паникуют. Но, так сказать, крепко задумываются. Во внутренней политике они намереваются продемонстрировать свою силу и влияние, проведя президентскую кампанию так, чтобы победа их кандидата была совершенно бесспорной – и, в общем, добиваются своего. Даже то, что Виги опять попытались использовать проверенную карту популярного военачальника – теперь, после Тейлора, счастье попытал генерал Скотт, покоритель Мехико, не спасло их от поражения. Кандидат от Демократической партии – Франклин Пирс, получает 50,8% голосов избирателей против 43,9% у конкурента, а главное – аж 254 голоса выборщиков против 42. При этом сам по себе президент был… специфической личностью. Да, он давно был в политике, в 27 лет уже был депутатом Конгресса, где представлял Нью-Гемпшир, но никаких особенных знаковых и значимых политических решений, или даже заявлений за ним не числилось, ни на что реально Пирс не влиял. Вероятно именно по этой причине он, бросив всё, как волонтёр участвовал в минувшей войне – и действительно проявил себя там с лучшей стороны, смело пройдя не только военные дороги Мексики, но и путь от капрала до генерала. С другой стороны Пирс был алкоголиком, а главное – он сам едва ли не лучше остальных чувствовал, что не соответствует по масштабу занимаемому посту и тем задачам, которые время ставит перед страной. В своей инаугурационной речи, причём, судя по описаниям свидетелей, спонтанно, без бумажки, он заявил дословно следующее:
Я испытываю удовлетворение от того, что ни одно сердце, кроме моего собственного, не может чувствовать личного сожаления и горькой скорби, которые я испытываю от назначения на должность, которая бы больше подошла другим, в то время, как я ее мало желаю.
В общем и целом в его лице лидеры демократов хотели иметь такого же послушного и покладистого, только для них, президента, каким был Филлмор для Клея и Вигов. И ведь получили! Вообще всё правительство Соединённых Штатов при Пирсе было по преимуществу южным, а военным министром в нём и вовсе был Джефферсон Девис – будущий президент Конфедерации, а пока что близкий друг действующего президента США. Но! Было уже поздно. При всей своей готовности, ни президент, ни кто-либо другой уже не мог пересмотреть ранее принятое решение по Калифорнии и её статусу свободного штата. Здесь стоит отметить ещё одну слабость Юга – почти комическую, но теперь ставшую непреодолимой преградой. Можно (и в итоге это будет сделано Линкольном) насильственно запретить рабство там, где оно было – но невозможно силой его насадить там, где экономическая реальность этому не способствует. А в Калифорнии – и ввиду продолжающейся Золотой лихорадки, и ввиду влияния капитала Севера, и исторически это было именно так. Гонка на существующем поле Соединённых Штатов была Югом проиграна. Оставался единственный шанс – сделать другую доску! Вновь изменить границы государства, причём достаточно сильно, чтобы произошедшее в 1850 году не было настолько принципиально. Иными словами, теперь спасти Юг могла только масштабная внешняя экспансия.
Но куда? Понятно, что автоматически речь идёт о территориях, находящихся южнее существующих американских границ. Начать решили с, так сказать, проверенной Мексики. Слабость её была очевидна. Найти повод для продолжения войны – не так уж сложно. Скажем, некая вооружённая провокация, якобы предпринятая мексиканцами. Но проще всего было при помощи силового давления и всемогущего (не настолько, как сейчас, но уже вполне) доллара просто купить без войны то, что требовалось. Сперва решили прощупать почву, предложив сделку, которая не меняла ничего принципиально ни для США, ни для Мексики, но означала, в случае успеха, что по этому же пути можно двигаться дальше. Итак, осенью 1853 года под предлогом необходимости этой территории для прокладки трансокеанской железной дороги (которую в реальности никто и не подумал там строить, да и вообще необходимости для её постройки что-то дополнительно покупать не было никакой – а реальная Трансконтинентальная дорога, которая была введена в эксплуатацию в 1869, была проложена гораздо севернее), американский посланник в Мексике Джеймс Гадсден предложил правительству южного соседа продать 120 000 квадратных километров земли, которая ныне по большей части входит в состав штата Аризона, а тогда определялась по рекам Рио-Гранде и Гил/Хил.
Мексике деньги были нужны и даже очень, а оговорённый участок был просто куском пустыни. Тем не менее, был большой и вполне осознававшийся риск, что Штаты не остановятся на этом, и, стоит только продемонстрировать, что мексиканцы готовы «торговать родиной», как у них скупят всё – и даже особенно согласия спрашивать не станут. Тем не менее, сделка состоялась. 30 декабря 1853 Гадсден подписал договор, получивший в историографии его имя. Соединённые Штаты уплачивали 10 миллионов долларов. Почему это стало возможным? Потому что Санта-Анна! Старый лис умудрился (не будем здесь расписывать как – всё же эта книга посвящена истории США, а не Мексики) в последний раз вернуться к власти. Он сделался президентом в апреле, а необходимые бумаги подписал лишь чуть более полугода спустя.
Как и следовало ожидать, очень быстро аппетиты элит Юга разгорелись. Пробный шар прошёл успешно – значит можно резко усиливать натиск. Появляются и озвучиваются, аналогичные планы в отношении полуострова Калифорния, пустыни Сонора, земель к югу от Рио-Гранде – вплоть до самого Мексиканского залива.
Казалось бы, южанам удалось вывернуться из завязанной в 1850 петли – но не тут то было. Во-первых, элиты Севера хорошо понимали что к чему, а потому повышенное внимание к Мексике вызвало противодействие антирабовладельческих сенаторов в Конгрессе. Это не могло остановить южан – у демократов было пока ещё большинство, но это привело к затяжке времени, и её оказалось довольно, чтобы коренным образом переменилась ситуация на противоположной стороне южной границы. Санта-Анна пал в августе 1855 – окончательно, причём едва не основной причиной была именно сделка Гадсдена и вызванный ею взрыв патриотического возмущения. А главное – окончательный крах так долго возводимого и лелеемого президентом образа себя как отчаянного, смелого и вообще едва не единственного настоящего защитника Отчизны. Действия Санта-Анны были прагматическими, их нельзя было так однозначно называть предательством, но они совершенно не вписывались в отстроенный им же имидж. И всё рухнуло. Диктатор, который к этому времени оформил своё пожизненное президентство и титул Его ясновеличие, утратил популярность в армии, которую не помогли вернуть даже щедрые выплаты. Солдаты не смогли и, что важнее, не захотели побороть восстание, начавшееся в 1854 году на юге страны, а уже в следующем году «Ясновеличие» бежит из Мексики. Окно возможностей здесь для Юга закрылось. С 1857 года перманентно продолжавшаяся гражданская война достигнет такого накала, что у мексиканцев будет одновременно существовать два альтернативных правительства и президента, а длиться это будет аж четыре года. Иной читатель скажет: тут бы и воспользоваться слабостью! Но повторное откровенное насилие над Мексикой на этот раз могло вызвать вмешательство держав Европы – в том же 1855 закончилась Крымская война. А главное не было бы силы в самой Мексике, которая могла бы надежно признать и легализовать в виде мирного договора результаты гипотетического вторжения. В декабре 1861 года начнётся интервенция в Мексику блока европейских стран – в первую очередь Франции. Такой противник Югу был совершенно ни к чему.
Главное же, южным элитам всё ещё не до конца пришло понимание масштабов постигшей их катастрофы – и в первую очередь того, как мало времени у них осталось. Но 1854 год наглядно продемонстрировал силу ветра перемен уже и самым самоуверенным. 20 марта 1854 была создана Республиканская партия. 30 мая 1854 Конгресс США примет так называемый Акт Канзас-Небраска. Что это за закон? Почему он так важен? Всё просто. После того, как Калифорния в 1850 стала «северной», у Юга закончилась естественная для его экономической системы зона экспансии. Объективных предпосылок, чтобы где то ещё в США возникали новые рабовладельческие, плантаторские штаты больше не было. Но были юридические – а именно по-прежнему действенный Миссурийский компромисс, однозначно предписывавший, что новые штаты в составе США должны появляться только в равной пропорции. На практике теперь это означало, что или при создании нового свободного штата где-то придётся насильственно насаждать рабство, что немыслимо, либо что новые штаты не будут создаваться в принципе – эдакую заморозку административно-территориального вопроса в стране, что тоже было малореально. По здравом размышлении это понимали все, но понимать — одно, а оформить – другое.
Элиты Севера пошли здесь изящным, а ещё очень, уж простите такое слово, издевательским путём. Они не стали требовать разрушить Миссурийский компромисс в свою пользу, вовсе нет. Они возвысили голос в защиту прав штатов и их самостоятельности! То есть сделали именно то, что многие годы делали южане – только вот обстановка была совсем другой. Юг делал это для того, чтобы не допустить чрезмерного усиления федерального центра, чтобы свободно проводить ту политику в вопросе рабства, а главное – ввоза и вывозы товаров, какая ему необходима, в любом случае, вне зависимости от исхода последних выборов. Теперь же все много-много раз повторявшиеся южанами (в том числе и их кумиром – президентом Джексоном) лозунги были обращены против них. Прения были долгими, но Югу было просто нечем крыть! Да, депутатов демократов было больше, они могли провалить, заблокировать Акт, но тогда они публично и перед всей Америкой расписались бы в том, что многие годы по конъюнктурным соображениям лгали, что все их партийные лозунги есть пшик – и партию можно закрывать, она с треском проиграет все ближайшие выборы, а следующий состав Конгресса может торпедировать Миссурийский компромисс уже не под соусом свободы штатов, а под каким-нибудь другим. Да и в целом воскрешать сейчас давно отошедший в прошлое спор о правах и статусе штатов внутри Союза было для Юга чревато. Если пойти против увеличения степени свободы штатов, то Север может и подыграть, возможности федерального центра увеличатся, а главное – большую роль станет играть не соотношение не по штатам, а соотношение по населению – и здесь Север тоже сильнее, причём существенно. Цугцванг – любой ход для южан ухудшает позицию!
И вот, сделано. Формально после 30 мая 1854 года рабовладельческий штат мог появиться хоть на границе с Британской Канадой – географический запрет в виде линии 36°30’ с.ш. исчез. В реальности, разумеется, ничего подобного не случилось. Да и случиться не могло. На географическом севере страны все штаты самой природой отдавались Северу политэкономическому, а на географическом юге за каждый штат теперь предстояло бороться. Обозначу заранее результаты этой схватки – ни одного рабовладельческого штата в США больше создано не будет.
Сам по себе Акт 1854 никаких новых штатов не создавал, так что немедленного проигрыша ещё не было, но песок уже посыпался в часах. И вот теперь Юг запаниковал – а с ним и Демократы, и президент. Простая мысль: если сейчас, при «своём» президенте и практически «своём» Конгрессе происходит такое, то, что будет после, когда на главных постах окажутся рано или поздно представители элит Севера!? Следствием паники стала спешка – и именно она в итоге и лишила Юг последних, хотя, впрочем, и без того довольно призрачных шансов. Была поставлена одна цель – экспансия, экспансия как можно скорее! Там, где нужно было действовать продуманно и аккуратно, дипломатия Соединённых Штатов приобрела ловкость и грацию носорога на подвесном мостике.
В 1854 году произошёл инцидент, который действительно давал неплохие шансы: Испания без всякой правовой основы захватила американское судно «Блэк Уорриор», в США прошла волна возмущения. Пирс хотел использовал это как повод для того, чтобы потребовать отделения Кубы от Испании – и, в общем, мог привести дело к этому, но не сразу, со временем. Испания была слаба. Только в 1849 году там закончился тяжёлый династический (а в основе своей политэкономический) кризис и гражданская война – Второе Карлистское восстание. Куба хотела независимости: в 1823 году испанцы не без труда подавили там восстание, аналогичное революционным восстаниями в остальной части Латинской Америки – и теперь при удобном случае оно вполне могло повториться. Это не пустые слова – позднее, 10 октября 1868 года восстание таки грянет – и такое, что испанцам придётся подавлять его 10 лет, доведя под конец численность своих войск на острове до 100 000 человек. В общем, предпосылки для успешного давления на испанцев у Пирса в 1854 были. Но! Во-первых, и помимо самого президента, дипломатия Соединённых Штатов знатно облажалась - американский посланник в Мадриде, Пьер Суле, ни с кем не посоветовавшись, поставил правительству в Мадриде краткосрочный ультиматум, в котором требовал смещения ведущих кубинских должностных лиц, тем самым сразу и ясно дав понять, что американцы желают эскалации конфликта вокруг захваченного судна, а в первую очередь мечтают привязать его к Кубе. Испанцы разгадали эту уловку, проигнорировали ультиматум Суле, но сами стали действовать предельно корректно. Они своевременно и точно заплатили компенсацию за конфискованный «Блэк Уорриор», тем самым устранив в своей основе формальный повод для конфликта.
Тем не мене, в августе 1854 года Суле, бывший госсекретарь, ныне посол в Лондоне, а главное видный южный политик Бьюкенен и сам президент совместно составили коммюнике — Манифест Остенд, который требовал насильственного отделения Кубы от Испании, если испанцы не продадут остров добровольно. Начни США военные действия сразу или почти сразу после оглашения Манифеста – и они могли бы ещё иметь успех, но произошла утечка информации в прессу. После того, как стало содержание Манифеста, резкие протесты возникли одновременно и на Севере Соединённых Штатов, где ловко используя лозунги сохранения и поддержания мира, отрезали Югу одну из последних дорог к спасению, и в Европе, что потенциально было весьма опасно. Державы Старого Света не были намерены позволять США так обращаться пусть и с ослабевшим, но крупным европейским государством. В итоге Пирс и его радикальные советники вынуждены были отступить, что в итоге полностью уничтожило шансы на возможную аннексию Кубы на долгие годы вперёд.
Число возможных направлений стремительно уменьшалось, а нервозность и поспешность действий только росли. Под самый конец срока в 1856 году Пирс даже продавил закон, по которому каждый гражданин Соединённых Штатов, открывший незанятый остров с залежами гуано, мог требовать его для США, после чего на сомнительной правовой основе были присоединены не менее 70 островов (среди них Мидуэй и Остров Рождества). В будущем они будут весьма ценными для Соединённых Штатов, но, конечно, чтобы отменить роковое для Юга развитие событий, этого было явно мало.
Наконец, была и ещё одна, последняя и, пожалуй, наиболее реальная возможность. В 1840 году распалось на множество маленьких кусочков – буквально по штату, государство, которое у нас знают как СПЦА – Соединённые Провинции Центральной Америки. В 1842 году была предпринята попытка восстановить государство на конфедеративных началах, но в 1845 она потерпела крах. Образовавшиеся страны, такие как Гондурас, Сальвадор, Коста-Рика и другие, были слабыми, нищими, туда стремительно проникал и закреплялся иностранный капитал и зарубежные товары, которые стремительно завоевывали рынок. Вообще вода в государствах Центральной Америки была мутная, располагающая к разного рода авантюрам. Ну а американец и авантюрист – разве это не синонимы почти, уж в ту эпоху так точно? Мгновенно из ниоткуда возникли некие Генри Л. Кинни и Уильям Уокер, которые попытались реализовать свою мечту о власти и богатстве. Кинни приобрёл за гроши большой участок земли в Никарагуа, который якобы принадлежал «королю» индейцев племени москитос, человеку, чей титул был более чем сомнителен – строго говоря, американцы просто его выдумали и приплатили кому-то из местных, чтобы он согласился эту роль играть. Ловкий спекулянт продавал участки земли многим американским магнатам в том числе даже и членам правительства Пирса.
Кинни в конце концов был выслан из Никарагуа, благо он действовал как банальный мошенник, а вот Уильям Уокер был человеком совсем из другого теста. В 1855 году, используя все возможности, включая подкуп, он создал в Никарагуа марионеточное правительство, сплотил вокруг себя недовольные народные массы и провозгласил… восстановление рабства! Это была абсолютно ясная заявка на аннексию – и именно Югом. Местные настолько «озверели», что, по крайней мере существенная часть элит, готова была примириться с утратой независимости в обмен на приток больших денег на их богом забытую территорию. Здесь американцам опять не хватило выдержки. Вместо того, чтобы дать правительству Уокера устояться, несмотря на предостережения министра иностранных дел, президент Пирс незамедлительно его признал. Теперь уже ни у кого не оставалось сомнений: аннексия – дело ближайшего будущего. Причём одной только Никарагуа дело очень вероятно, не ограничится. В итоге против Уокера и планов США сложилась Коалиция Центральноамериканских государств – в общем то всех, кроме Никарагуа, которая под угрозой интервенции расстроила все планы Уокера, у которого не было сил им противостоять.
Зато они были у президента США. Пирс не собирался останавливаться и готов был даже уже послать войска, но тут веское «нет» сказала Владычица морей – Британия. Почему? Да, у англичан были в регионе экономические интересы, да, они не особенно желали получить штатовцев в бассейне Карибского моря, но прежде всего на жесткость позиции Великобритании повлияла обида и желание рассчитаться за совершенно конкретный случай, который произошёл незадолго до того. В Грейтауне, небольшой британской колонии на реке Сан-Хуан, всё началось как самая банальная бытовая драка, разве только не без расистского душка. После того как американский капитан убил чернокожего лоцмана, один британец слегка поранил бутылкой адвоката американца, взявшегося его защищать, началась быстрая эскалация насилия. Правительство Пирса послала в Грейтаун военный корабль «Сайен». Его командир, капитан Холлинз, настаивал на извинении со стороны Британии и компенсации в размере 24 000 долларов. Когда британцы не уступили, Холлинз пригрозил бомбардировкой Грейтауна. Жители бежали. Вскоре Холлинз сровнял поселение с землёй. Уже это было совершенно излишне, избыточно и неумно, а в условиях, когда властям Соединённых Штатов как воздух нужна была сравнительно безопасная внешняя экспансия – просто преступно. Граф Кларендон, британский министр иностранных дел, относившийся к американцам вполне благосклонно, назвал эту акцию преступлением, которому нет равных в новейшей истории. «New York Tribune» характеризовал действия Холлинза, как ненужное, неоправданное, бесчеловечное применение военного насилия. Тут бы самое время как-то дезавуировть действия сурового капитана, извиниться, пойти на попятную, но Пирс упёрся рогом и непоколебимо защищал действия Холлинза в своём ежегодном послании к Конгрессу.
Теперь британцы с удовольствием воспользовались возможностью отомстить. Риск английского вмешательства разом перечеркнул всё. Теперь Пирсу не оставалось ничего другого, как быстро послать вместо экспедиционного корпуса скромную миссию для спасения Уокера. Сам Ульям Уокер, однако, был не из тех, кто легко сдаётся – он продолжил, и не без некоторого успеха, свою деятельность в Центральной Америке, но в итоге ввязался в такую авантюру в Гондурасе, из которой уже не смог выбраться, и был расстрелян в 1860 году.
Так или иначе, по разным причинам, в чём-то по неудачному стечению обстоятельств, но по большей части – по собственной неорганизованности и дипломатической неловкости, Соединённым Штатам при Пирсе не удалось в достаточной мере прирасти территориально, чтобы мрачная перспектива для Юга была бы снята. Теперь всё уже совершенно бесповоротно, с ускорением двигалось к развязке – разве только ещё никто не предполагал, что она выйдет настолько кровавой.