В глубине души я журналист. По трудовому договору тоже. Пишу в колонку про бизнес, как взрослая тётя, которой можно ходить в кино и замуж!
На днях сидим с дочкой в кофейне. Я лохматая, потому что ветер. Пелагея пускает пузыри в стакане с водой.
Поднимаю глаза и вижу знакомого дядьку. Вижу, как всегда, плохо. Но очки не ношу из принципа, чтобы мир не терял размытой привлекательности. Я подошла поближе. Стою, вглядываюсь ему в усы и говорю: «А я вас знаю».
Он, похоже, не привык к вниманию лохматых женщин, поэтому как-то напрягся: «Откуда? — говорит, — я вам денег должен?»
Я ему: «Хахаха. Хуже. Вы мне обещали интервью. А потом перенесли. Потом снова обещали и снова перенесли».
«И теперь вы за мной следите?» — он снял тёмные очки и посмотрел на меня, как на бывшую.
«Да», — киваю я и понимаю, что это не он. Ну, не Петя, а, возможно, какой-то Константин.
«О чем мы должны были говорить? О стратегии?» — спросил он строго, и взрослый журналист внутри меня заметался, потом стукнулся башкой о дверной косяк и упал.
Стою, делаю вид, что все по плану, надо только ручку в кармане найти. Тут из-за спины как выпрыгнет моя Пелагея: «Мама, я хочу писить!». В шесть лет ещё принято громко делиться такими секретами.
Я: «Ш-ш-ш!»
Дядя послушно перешёл на шепот: «В основном мы работаем Be to Be, но есть варианты сотрудничества...»
«Тогда какать, мам!» — пошла Поля ва-банк ещё громче.
Непетя почесал свой бритый подбородок и нахмурился: «А вы из какого издания?»
«Мы из здания библиотеки, — ответила моя дочь, — книжки ходили сдавать. А теперь идём в здание туалета».
Он помолчал, надел очки и снова спросил шёпотом: «Женщина, можно я уже пойду? Мне ещё четыре кофейни надо обойти. Вам, кстати, ножи не нужны? А чугунная сковородка? Нет? Ну и ладно».
«Ну, и ладно», — пожали мы плечами и отправились в здание туалета, пока взрослый журналист внутри меня не очухался.
© Алёна Кривошеева
