C Зои Лионидас, исследователем Средневековья, переводчиком и лингвистом говорим о Жиле Де Рэ на протяжении нескольких десятков серий. Итак, он арестован за свои проделки. Организуется судебное разбирательство.
- Как дела в суде, Зои?
- Следующее заседание, 28 сентября, прошло в отсутствие обвиняемого. Показания в этот день дали десять человек – родителей и иных родственников пропавших детей.
И наконец, решающим днем стало 8 октября того же года, когда подсудимый – Жиль де Монморанси-Лаваль, барон де Рэ предстал перед епископом Малеструа и Жаном Блуэном, викарием генерального Инквизитора в Нанте, прокурором, и наконец, огромной толпой городских жителей, привлеченных сюда слухами о злодеяниях барона. Заседание происходило в верхней зале замка Тур-Нев, о чем свидетельствуют протоколы, сохранившиеся до нашего времени.
В этот день никаких дипломатических реверансов уже не предусматривалось, и нашему герою был предъявлен полный список, выдвинутых против него обвинений, который включал в себя сношения с дьяволом и его присными, а также принесение им в жертву живых, мертвых и умирающих, издевательства и пытки, и растление детей, глумление над их телами, и наконец – похищение священника Жоффруа де Феррона, что на общем фоне выглядело уже достаточно скромно.
- Да, теперь уже обвинения более чем серьезные. Как проходил суд?
- Заседание открылось речью прокурора, который по обычаю, присягнул на Библии в том, что не является врагом подсудимого и будет действовать не из корыстных или мстительных побуждений, но едино для установления истины. Вслед за тем прокурор произнес обвинительную речь, для удобства зрителей - по-французски (к слову сказать, сохранившиеся материалы дошли до нас на латыни – официальном языке католической церкви того времени).
Следом, в согласии с протоколом, подсудимому также следовало присягнуть в том, что он будет правдиво отвечать на вопросы суда, но вместо того наш герой, весьма предсказуемо впал в дикую ярость. Жиль орал, топал ногами, изрыгал на судей площадную брань и наконец, угрожал, что принесет лично папе жалобу на их произвол.
Ввиду того, что продолжать в подобной атмосфере было невозможно, заседание пришлось прервать, и водворить подсудимого в его апартаменты, чтобы дать ему время успокоиться и трезво обдумать свое положение.
- Так. Это 8-е октября. А когда следующий раз собрались? Долго ждали, пока Жиль угомонится?
- Новое заседание прошло 11 октября вновь в отсутствие подсудимого. Суд вновь заслушал свидетельские показания, однако, по причине утраты части документов неясно, шла ли речь о прежних или новых свидетелях.
И наконец, еще два дня спустя, Жиля вновь доставили в залу заседания, где его ждали судьи, прокурор и огромная зрительская толпа. На сей раз обвинительный акт был ему зачитан уже целиком – сорок девять пунктов, с тогдашней неторопливостью начинавшихся с доказательства подсудности барона де Рэ искомому суду, и заканчивавшуюся перечислением его злодеяний, которые даже нам, людям XXI века, достаточно закаленным в подобных вопросах, читать без содрогания почти невозможно.
- Да и цели у нас нет в жутких подробностях копаться. Если можно, так сказать, статистически, что ему инкриминировалось?
- В этот день была названа окончательная цифра: бароном было убито сто сорок детей обоего пола, кроме того, на сухом официальном языке XV века были скрупулезно перечислены надругательства, которым подсудимый подвергал своих жертв.
Обвинение настаивало, что свои злодеяния Жиль де Рэ совершал, чтобы умилостивить дьявола и подчиненные ему силы зла, с целью добиться для себя могущества, богатства и прочих столь же заманчивых целей. Отягчающим обстоятельством полагалось то, что имея полную возможность прервать, как мы бы сейчас сказали «серию» убийств, а также отправиться в паломничество в Иерусалим, чтобы искупить – хотя бы частично – свои прегрешения, Жиль так и не сделал ничего подобного, но продолжал убивать, растлевать и мучить свои жертвы.
- А что на это отвечал обвиняемый?
- Суд вновь предложил нашему герою присягнуть на Библии и быть готовым к тому, чтобы правдиво отвечать на вопросы, которые ему будут задаваться. Впрочем, результат остался неизменным, барон вновь впал в дикую ярость, орал, топал ногами, оскорблял и проклинал судей, особенно выделяя почему-то епископа Малеструа, которому кричал в лицо, что тот недостоин своего сана, и не может почитаться Господним слугой. Всем остальным пришлось не легче, барон прилюдно назвал их «развратниками и христопродавцами», недостойными судить человека его ранга, и наконец закончил свои грязные словоизлияния воплем, что скорее умрет в петле, чем позволить подобному суду решать свою участь.
Справедливости ради надо сказать, что ни епископа ни инквизитора, как видно, привыкших в своей практике встречаться с самыми разными человеческими характерами, это не проняло. Не теряя спокойствия, викарий Блуэн приказал принести верительные грамоты, удостоверявшие его право судить еретиков в Нантском диоцезе. Грамоты были доставлены в суд, и по обычаю времени, подвергнуты освидетельствованию «людьми почтенными и достойными доверия. Подпись и печать Жана Граверена – генерального инквизитора Франции были признаны безусловно подлинными.
Что касается Малеструа – подсудность Жиля этому прелату была совершенно безусловной. Дело в том, что во времена, о которых идет речь, подсудность определялась местом совершения преступлений. Именно потому судьбу Жанны решили буквально двести метров – случись ей несколько ближе подъехать к воротам Компьеня, как она оказалась бы вне пределов Бовесского диоцеза, и тем самым, вне полномочий Пьера Кошона. Впрочем, как не раз уже было сказано, история сослагательного наклонения не имеет.
- Да ладно. Все оказываются, словно случайно, совершенно там, где почему-то должны были оказаться.
- Но вернемся. Все вышеперечисленное на Жиля не произвело ни малейшего впечатления, он продолжал буйствовать, проклинать суд, и отказываться подчиниться. Терпение судей наконец-то подошло к концу, и епископ Малеструа обвинил нашего героя в смертном грехе гордыни (superbia на латинском языке) а также в смертном грехе чревоугодия, под которым в те времена понималось злоупотребление изысканными блюдами и винами. Отрицать подобное было в самом деле сложно, в том же Орлеане (и не только) драгоценный гипокрас лился в самом деле рекой. Посему, принимая во внимание все вышеизложенное, епископ Малеструа своей властью отлучил подсудимого от церкви, что на последнего не произвело ни малейшего впечатления. Разбушевавшегося барона пришлось вновь водворить в его апартаменты, отправить туда же одного из писцов с копией материалов суда, чтобы Жиль мог, успокоившись, ознакомиться с документами, и более трезво обдумать свое положение.
Продолжение следует, а пока следует напомнить нашим читателям, что все части нашего рассказа можно найти здесь, а ещё не забудьте поставить лайк, ну а если не подписались, то самое время.
