В начале апреля я, как и многие, записался на прием к врачу-эвтанатору. Кабинет эвтаназии располагался в полуподвальном помещении здания «Центра реабилитации инвалидов ПМТ головного мозга». Я добирался туда по нарисованной в спешке схеме, какими-то бесчисленными пересадками с троллейбуса на трамвай, потом опять на троллейбусе, через пустыри на задворках обшарпанных пятиэтажек, через насыпь и рельсы заброшенной железнодорожной ветки. Погода была обычная для этого времени – низкое темное небо и мелкий монотонный дождь, сменяющийся временами мокрым снегом. Я совсем озяб, вода стекала со старой кепки за воротник, в ботинках противно хлюпало. По узенькой скользкой тропинке, протиснувшись между мокрыми кустами разросшейся акации и ржавым забором, я добрался до входа с неброской табличкой над дверью. Пять ступенек, пустой коридор с единственной дверью.
Постучавшись, я вошел. В кабинете стоял конторский шкаф с картотекой, какой-то стол, похожий на хирургический, но обитый оцинкованной жестью, и письменный стол, за которым сидела врач – женщина неопределенного возраста, в несвежем белом халате. Наверное, я что-то напутал со временем и пришел как раз в обеденный перерыв. Она ела рыбные консервы, ложкой зачерпывая прямо из банки, по-стариковски придерживая под ложкой кусочком серого хлеба. И у нее не было лица. Увидев меня, она вздохнула, отодвинула в сторону консервную банку и хлеб и достала из ящика стола маску Участливого Внимания. Натянув ее, поправила резинку за ушами и на затылке. Маска была старая, с облупившейся краской по краям. Потускневшая улыбка была кое-где кривовато подправлена красной помадой.
- Рассказывайте, - прозвучал из-за маски лишенный модуляций голос.
Я, запинаясь и путаясь, начал рассказывать про неудачи, преследующие меня в последние годы, про тоску, про одиночество в моей старой, еще бабушкиной, «однушке». Зачем-то рассказал о том, как однажды, всего единственный раз, хотел познакомиться с девушкой, а ее парень, отошедший за пивом, вдруг появился откуда-то, и небрежно оттолкнул меня с безразличной ухмылкой на красивом мужественном лице. Неудачно ступив, я упал, больно ударившись локтем, а они пошли своей дорогой. И она смеялась. Так задорно и весело. Молодым, здоровым, беззаботным смехом. Рассказал о том, как болел всю зиму. С постоянной температурой, глотая бессчетно таблетки аспирина, завернувшись в старое одеяло и курил, курил, курил, отчего воздух в комнате становился серым и тяжелым, и стекловатой застревал в бронхах, вызывая снова и снова приступы кашля. Собирался рассказать и о том, как…
- Достаточно, – вновь прозвучало из-за маски, - этого вполне достаточно.
- Так что?
Вместо ответа врачиха стянула маску, положила ее на стол и, снова порывшись в ящике стола, достала маску Искреннего Сочувствия. Уставившись на меня пустыми прорезями глаз она все тем же механическим голосом заученно проговорила текст, повествующий примерно о том, что «жизнь прекрасна и удивительна и не скупится на ситуации порой кажущиеся безвыходными но тучи это всего лишь тучи и все что они могут так это только на время закрывать вечное прекрасное бесконечно доброе теплое и живое солнце и есть важные непреходящие и не теряющие актуальности ценности любовь семья дети и мы забываем о них после пары неудач а зря ведь…», ну и все в таком духе. Закончив, она покосилась на недоеденный хлеб и консервы и спросила:
- Не передумали?
- Нет-нет.
- Ну хорошо, - быстро сказала она, и принялась строчить направление на бланке с множеством печатей. Маска сменилась на Печальное Одобрение.
- Ложитесь, - сказала она, указав рукой на оцинкованный стол. – Будет немного больно.
Автор: Ежи Залесски
Источник: https://litclubbs.ru/articles/31705-evtanazija.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: