Выше мы осветили вопросы внешней политики при президенте Джеймсе Монро – в частности его знаменитую Доктрину. Теперь настало время перейти к политике внутренней, а именно к Миссурийскому компромиссу. Но сперва – краткая общая характеристика того положения, в котором находилось общество США на рубеже 1810-х – 1820-х. Во-первых, окончание войны с Англией и дальнейшая деэскалация в отношениях, которая в итоге привела к подписанию Конвенции 1818 года, ослабление и утрата колоний Испанией, невозможность после 1815 года проводить независимую внешнюю политику для Франции означали одно – Соединённым Штатам более ничего не угрожает. Причём не угрожает в том числе и огромным территориям, приобретённым в рамках Луизианской покупки. Во-вторых, в полном объёме восстановилась и оживилась трансатлантическая торговля. В третьих продолжало возрастать население – к 1820 году оно составило 9 638 453 человека. Всё это делало неизбежным не просто продолжение, а резкое усиление движения на Запад. Наибольшей мощи переселенческий поток достигнет в 1830-х – 1840-х, но уже 1820-е обещали стремительное его ускорение. Президент Монро был достаточно умён, чтобы понимать – в ходе этого масштабного процесса неизбежно возникнут турбулентности, которые могут нарушить с огромным трудом выстроенное равновесие политических элит и экономических укладов Севера и Юга.
Дополнительно осложнял всё тот факт, что готовых для перекачки на Дикий Запад капиталов было больше на Юге, а населения – на Севере. Деньги, даже в ту эпоху, движутся быстрее, чем люди, так что вполне могла сложиться чреватая острейшими конфликтами ситуация, когда кибитки и телеги с переселенцем и его семьёй могли прийти на границу территории, где уже будет значиться "частная собственность" – и так на гектары во все стороны. Для плантаторов Юга при этом рабочая сила не являлась проблемой – как мы помним, вопреки расчётам конгрессменов, запрет на ввоз рабов не дал результатов – темнокожее население успешно воспроизводилось в самих Штатах. В целом экспансия была нужнее Югу: он получал от этого прямую и крупную выгоду, в то время как Север ещё не испытывал такого демографического давления, которое вызвало бы совсем уж страшную людскую волну – в основном снимались с места люди либо авантюрного склада, либо уже настолько обедневшие, что им было нечего терять. Не удивительно, что на южном фланге освоение происходило быстрее. Ещё в 1812, как мы помним, появилась Луизиана, в 1817 – Миссисипи, в 1819 – Алабама. На севере за это же время возникло два штата – Индиана и Иллинойс. У Юга к 1820 на очереди был ещё один штат – Миссури, причём территориально он сам должен был расположиться севернее, чем любой из штатов южного, плантационно-рабовладельческого типа. При сохранении подобного рода тенденции уже через 10-15 лет мог необратимо нарушиться баланс Севера и Юга в Конгрессе. При этом дополнительную уязвимость создавала сама конфигурация политической системы США. Федералисты к 1820 году как сила окончательно исчезли. На политическом поле осталась одна-единственная, одержавшая полную победу партия – Республиканцы-демократы, которым просто не с кем было вести борьбу. Те вопросы, которые лежали в основе дебатов в 1790-х и 1800-х годах ушли в прошлое, но именно они некогда вызвали к жизни Федералистов и Республиканцев-демократов. Если первые стремительно уходили в небытие, то вторым грозил раскол – и он вполне мог пройти именно по линии Север/Юг. Монро получил прекрасно управляемую, консолидированную Америку, но уже при его преемнике всё могло полететь в тартарары. Требовалось принимать решение сейчас, пока были условия для его реализации. И оно было принято.
С подачи президента Конгресс оформил в виде законов несколько положений, которым суждено стать ключевыми для развития США вплоть до 1854 года, до акта Канзас-Небраска. В состав страны принималось одновременно два штата: Миссури – рабовладельческий и Мэн – свободный. Если Миссури возникал на новых территориях, то Мэн целенаправленно был выделен из штата Массачусетс – "сердца Севера", т.е. северные элиты пошли на этот шаг осознано и с пониманием. В дальнейшем эта пропорция, это равенство должно было неизменно сохраняться – на каждый новый рабовладельческий штат, принимаемый в состав США, должен был приходиться один свободный – и наоборот. Помимо этого, рабство было заранее запрещено для всех территорий, находящихся севернее 36°30’ с. ш. и западнее Миссисипи. По примерным расчётам Мэдисона это должно было позволить пройти всю территорию бывшей Луизианы, а позднее – и Орегона, выйдя к побережью Тихого океана и освоив все земли, на которые не претендовали другие государства (Британия, Мексика), с сохранением прежнего соотношения социально-политических сил. Кто же выиграл от принятия этих законов? Парадоксальным образом автору доводилось видеть утверждения и о том, что он был выгоден Северу и был и уступкой южан, и обратные. Вероятно, причина в том, что перед нами действительный, подлинный компромисс, от которого выиграла вся Америка. Он позволил с успехом бросить на Запад силы и Юга, и Севера, сохранив при этом внутренний мир и единство страны, не давая никому из них политического преобладания.
С другой стороны Миссурийский компромисс впервые не просто юридически, но и конкретно-географически обозначал линию раскола. На уровне Конгресса признавалось, что есть две всё более обособляющиеся, отличающиеся, а главное – враждебные Америки. И, чтобы они не передрались между собой, требуется особая перестраховочная бумага. Мэдисон фактически внутри страны продавил документ, больше походивший на межгосударственное соглашение. Сам по себе Компромисс был рабочим вариантом при условии отсутствия других крупных внешне или внутриполитических потрясений, которые могли бы раскачать лодку помимо вопроса о новых штатах и рабстве – и при Мэдисоне их в самом деле не было. Но вот в дальнейшем этого нельзя было гарантировать, и такие события, как Американо-Мексиканская война, со временем послали к чёрту все замыслы 1820 года.
Но всё это будет потом, а пока что Соединённые Штаты успешно и динамично развиваются. Страна живёт в эпоху, которую уже тогда именовали "эрой доброго согласия". Особенно важно отметить здесь следующее – если Юг прирастал от новых земель, от плантаций, то на Севере началось могучее развитие промышленного производства. Мы помним, что ещё в 1817 Мэдисон уплывал к новому месту жительства, на которое он сменил Белый дом, на пароходе, но теперь дела пошли куда быстрее. Да, мастерской мира была Англия – и она ею останется единолично ещё на ближайшие 30 с лишним лет. Но, если не брать за ориентир только первое место, то Штаты находились в авангарде мирового экономического роста. Настоящий рывок произойдёт чуть позже - в 1830-х. Но уже 1820-е закладывали для него основу. США развивались буквально по всем фронтам, однако это видимое согласие всё же таило в себе скрытую угрозу. Обнажилась она в 1825, когда Монро по истечении двух своих сроков должен был уйти. В 1820-м Монро и Адамс как вице-президент избирались фактически без оппозиции. За президента было подано 80,3% голосов – прежде такое удавалось лишь Вашингтону. Монро и в самом деле не было равнозначной альтернативы. А вот Адамсу в 1824-м она была – упоминавшийся прежде генерал Джексон. Тот после резко увеличивших его и без того немалую популярность событий во Флориде, первым губернатором которой он стал в 1821 году, резко пошёл в политику. Джексон был харизматичен, напорист, дерзок, понятен массам, а главное он первым в истории США разыграл выборную стратегию президента-крутого парня. Адамс был полной противоположностью: интеллигент, дипломат, человек, привыкший работать на вторых ролях, быть важным, но всё же лишь звеном в команде сильного лидера. Адамс был превосходным номером два, он был во многом похож на своего отца, который занимал похожее место в тандеме с Вашингтоном. Но, кроме всего вышеперечисленного, было и ещё кое-что: Адамс был уроженцем Массачусетса – северянином, а Джексон – уроженцем Южной Каролины, южанином, причём, если можно так сказать, южанином до мозга костей. Выборы 1824 года вообще очень важны для последующей политической истории США – формально оба основных кандидата были выдвинуты одной партией, но уже скоро те, кто группировался вокруг Джексона, сформируют основу Демократической, а те, кто ставил на Адамса, Республиканской партий, царствующих на Олимпе американской общественной жизни и поныне. Новая Англия организованно проголосовала за Адамса, большая часть Юга отдала голоса Джексону. В итоге победы не смог достигнуть никто, поэтому их результат был решён Палатой представителей. Несмотря на тот факт, что Джексон получил больше голосов выборщиков, чем Адамс – 99 голосов и 41,3 % против 84 голосов и 30,9 %, он не получил абсолютного большинства, а Палата избрала президентом стал Адамс.
Причина была проста – он намеревался и был способен продолжать политику своего предшественника, которая отлично себя зарекомендовала. Джексон же воспринимался почти так же, как Трамп на последних выборах в Соединённых Штатах – его избрание пророчило неопределённые, непродуманные, а потому угрожающие перемены. Джексон рубил сплеча, по-военному, а его образование оставляло желать лучшего – до конца жизни он будет писать с ошибками. Генерал был известен агрессивным экспансионизмом и лютой ненавистью к англичанам – на что, впрочем, у него были свои причины. Семья Джексона имела ирландское происхождение, а потому, в духе характерной для многих выходцев с Зелёного острова отношения к сынам Альбиона, как к оккупантам, в своё время восприняла с большим энтузиазмом развернувшуюся в Тринадцати колониях борьбу за независимость. Старший брат Эндрю записался добровольцем в один из полков Континентальной армии и вскоре погиб. В 1780 году дом Джексонов был превращен в лазарет, а Эндрю со вторым братом участвовал в нескольких экспедициях как связной. Война оставила у Джексона шрамы и фигурально, и в самом буквальном смысле - по доносу соседа-лоялиста он вместе с братом оказался в плену, где приобрёл шрам на голове от удара шпагой. От грозившей смерти их спасла мать, обменяв на нескольких английских солдат, находившихся в ее лазарете. Брат, не выдержав тягот пленения, умер, едва вернувшись домой, а жизнь Эндрю в течение нескольких месяцев находилась в опасности. Как только он встал на ноги, Элизабет отправилась в Чарлстон ухаживать в тюрьмах за пленниками-патриотами и вскоре умерла там от холеры. Так в 1781 г. 14-летний Эндрю стал сиротой. В 1812 Джексон предводительствовал войсками и ополчением под Новым Орлеаном. В общем, Джексон мог повести дело к резкому охлаждению так удачно налаженных отношений с Великобританией, а то и вовсе к войне – хоть за тот же пока не поделённый Орегон.
И, несмотря на всё это, не Джексон, а Джон Адамс Младший нанёс первый мощный удар по систему сдержек и компромиссов, выстроенных его предшественником Монро. Произошло это в 1828 году – уже под конец его срока, когда руководивший до этого очень плавно и без эксцессов и резких движений президент принял решение ввести новый таможенный тариф. Эта новация должна была послужить защитой американской промышленности и рынка от конкурирующих промышленных товаров – а поставляла их в первую голову Англия. Сами по себе отношения двух стран не особенно пострадали, хотя и начали чуть остывать – британцам было куда ещё вывозить свою продукцию кроме Штатов, да и там сборы были отнюдь не запретительными. Но известные ответные меры были приняты – и вот это резко не понравилось южанам. К этому времени Юг уже очень и очень сильно был связан с текстильными фабриками Альбиона – король-хлопок начал своё царствование. Для плантаторов оптимальным вариантом была максимальная открытость и свобода торговли, благо они перевозили через океан громадные оптовые партии. Английский ответ был очень слабым – но уже он суммарно давал весьма крупную упущенную выгоду. Южные конгрессмены получили от своих элит наказ – необходимо торпедировать закон 1828 года.
И вот здесь обнаружилось страшное: по совершенно объективным причинам, сколь невыгоден он был Югу, настолько же полезен для Севера. Решение Адамса обнажило истину – экономические интересы двух Америк не просто различаются – они сделались противоположными. С этого момента начали тикать часы – или США смогут снять это противоречие, или, рано или поздно, оно углубится, усугубится – и грянет гром. Как оказалось в реальности – пушечный.
Адамс проявил упорство – и это, а так же его излишнюю увлечённость внешнеполитическими прожектами – в частности президент активно продвигал идею союза всех государств Нового Света и с этой целью даже созвал конференцию в Панаме, которая толком ничего не дала, ему не простили. Тариф 1828 года сохранился, а вот сам Адамс проиграл свои вторые выборы всё тому же Джексону, который получил 56% голосов. И на этот раз кандидаты выдвигались уже разными партиями. В 1828 году, прямо перед выборами, Демократы отделились от Республиканцев, которые теперь именовались Национальной Республиканской партией. Причём корневым противоречием был именно вопрос о тарифах – и о степени контроля центра над торговлей штатов. После поражения Джона Куинси Адамса на выборах 1828 года большинство его сторонников перешли к анти-джексонистам под руководством Генри Клея. Платформой Национальной республиканской партии была так называемая “Американская система” Клея: национально-финансируемые, как сейчас сказали бы, инфраструктурные проекты и протекционистские тарифы, которые должны были бы ускорять экономическое развитие.
Но победил Джексон. Он будет президентом два срока – до 1837. И сейчас его лицо украшает купюру достоинством 20$, но на деньгах Конфедерации Джексона поместят на самую большую, 1000 баксовую банкноту. 1000$ в первой половине 1860-х, когда шла Гражданская и существовала Конфедерация, это колоссальные деньги. Настолько, что купюра просто не могла быть функциональной – и скорее факт её создания следует воспринимать как оммаж генералу Джексону, подчёркивание его особой роли в истории США с точки зрения конфедератов. В самом деле, время его президентства – это эпоха, когда Соединёнными Штатами руководил не просто генерал-южанин, а, если так можно выразиться, даже больший южанин, чем, многие из военачальников, которые реально будут сражаться в 1861-1865 на стороне КША. Последствия были… разноплановыми, но, в общем, конечно, Джексон (естественно, не желая того) сделал очень многое, чтобы призрак Гражданской воплотился позднее в реальность.
Помимо прочего Джексон проявил себя и как расист, но только не в отношении чёрных, как некоторые, наверное, подумали, а индейцев. В 1830 году он подписал закон о выселении так называемых Пяти цивилизованных племён, положив в общем и целом начало политике, которая в дальнейшем выльется в создание резерваций. Причём, как это часто бывает, за большой подлостью и преступлением стоял в действительности не жар убеждённости в превосходстве белого человека, а скромный материальный интерес. Для начала, конечно, стоит здесь коротко изложить – а что же это за Пять цивилизованных племён вообще. Речь идёт о племенах чероки, чикасо, чокто, криков и семинолов.
Вообще индейский вопрос появился в США в тот же момент, когда возникли как независимое государство и они сами – и даже ещё раньше, потому что в ходе войны за Независимость англичане попытались использовать индейцев на своей стороне. Соответственно первым решение должен был искать ни кто иной, как Джордж Вашингтон. Его позиция была следующей: индейцы имеют равные права с белыми, однако более примитивную общественную организацию. Как только индейцы усвоят практику частной собственности, строительства домов, фермерства, образования для детей, обратятся в христианство, они добьются признания со стороны белых американцев. Ну а государство поможет им в этом. План Вашингтона из 6 пунктов включал:
- беспристрастное правосудие в отношении индейцев;
- покупку индейских земель на основании чётко сформулированных правовых актов;
-продвижение торговли;
- продвижение экспериментов, направленных на цивилизацию или «улучшение» индейского общества;
- право президента на предоставление индейцам «подарков» (с тем, чтобы своевременно задабривать вождей);
- наказания в отношении тех, кто нарушал права индейцев.
Эта линия осуществлялась при первом президенте США, затем при Адамсе и Джефферсоне. Конечно, нельзя говорить о полной беспристрастности белых по отношению к индейцам, как и полной включенности их в американское общество, но определённый прогресс был налицо. К 1820-м годам племена юго-востока вполне в духе политики Вашингтона, основали школы, приняли практику фермерства, многие обратились в христианство и начали строить такие же дома, как у белых соседей. К слову сказать, часть индейских фермеров имела в собственности чёрных рабов. Но вот чего они точно не имели, так это плантационного хозяйства, тем самым резко выбиваясь из общей социально-экономической картины Юга.
Не удивительно, что преуспевающие господа, которые хотели стать ещё более преуспевающими, под самыми надуманными предлогами продвигали ту мысль, что белые и индейцы не могут уживаться вместе. Причём в ход шли и утверждения того плана, что происходящее де плохо и для самих племён, которые насильно принуждены к коренным изменениям своей жизни. Где же выход? О, всё очень просто – нужно создать отдельную территорию для индейцев. Естественно не тем, где они уже проживают – новую – и переселить их туда. Собственно, именно это президент Джексон и сделал – на почти незаселённой части земель нынешнего штата Оклахома была сформирована Индейская территория. Формально переселение туда было добровольным, его даже финансировало федеральное правительство, но в реальности индейцы были поставлены перед следующим выбором: или переместиться на новое место, где они якобы будут совершенно свободны и полностью независимы (что позднее оказалось попросту ложью), либо, оставшись, признать все решения властей тех штатов, где находятся – в том числе судебные, которые массово лишали индейцев земель в пользу белых. Т.е. свою землю Пять цивилизованных племён должны были потерять в любом случае. Большинство выбрало новую жизнь и свободу – и оказалось жестоко обманутым. Дважды. Во-первых, сама дорога была превращена в Дорогу слёз, условия маршей были сознательно сделаны ужасными – схожим образом будут много позже действовать османы в отношении армян на ранней стадии геноцида. У индейцев чероки, которые шли полностью добровольно, самыми первыми, дорога отняла 20% численности. У других племён – больше. Там, где оказывалось вооружённое сопротивление, все прежние гарантии аннулировались, и депортация шла уже сугубо насильственными методами. Находившиеся в составе США наименьший срок – а потому и наиболее самостоятельные, организованные и сохранившие боевые навыки семинолы во Флориде организовали сопротивление, стоившее армии США 1500 убитых, при 500 погибших индейцах. Но зато после победы белых от племени остались одни ошмётки – даже сейчас семинолов сохранилось около 18 000, при том, что современная численность других четырёх племён в разы выше.
Определённую известность в стране получило в этот период письмо Харкинса. Джордж Харкинс принадлежал к роду вождей племени чокто – возможно наиболее далеко зашедшего по пути цивилизации. Это был политик уже вполне современно западного типа, он пытался пробить для индейцев место в Конгрессе. В 1832 году, когда события уже вовсю развернулись и истинные цели федералов стали понятными, он напишет так называемое прощальное письмо. К слову, автору на момент написания было всего 22 года:
“Не без смущения я вознамерился обратиться к американскому народу, внятно сознавая и ощущая свою некомпетентность, и полагая, что для ваших просвещённых и просветлённых умов вряд ли будет занимательным обращение какого-то чокто … Мы оказались меж двух зол и выбрали на наш взгляд меньшее. Мы не могли признать право, которое присвоил себе штат Миссисипи − права быть нашим законодателем и судьёй. Хотя власти штата компетентны в создании законов для своих собственных граждан, это не значит, что они станут хорошими законодателями для чокто, народа столь несхожего по характеру и обычаям с белыми. Допустим даже, что власти поймут проблемы нашего народа, но могут ли они устранить гору предрассудков, которая всегда препятствовала торжеству законности и стояла непреодолимой преградой между благотворным правосудием и моим любимым народом. Мы, чокто, предпочитаем страдать и остаться свободными, но не жить под разрушительным воздействием законов, в создании которых мы не принимали никакого участия.
Хотя штат Миссисипи принёс нам много зла, я выражаю ему от всего сердца только искреннее пожелание процветания и счастья.
Я хотел бы надеяться, что в будущем новые поколения не будут ощущать воздействия репрессий, которым столь жестоко подвергли нас, пусть мир и счастье будут им наградой. Среди мрака и ужаса сегодняшнего расставания нас ободряет надежда, что вскоре мы достигнем предназначенной нам земли, и ничто, кроме самого подлого предательства никогда не отнимет её у нас, на ней мы сможем жить свободно. Хотя ваши предки завоевали свободу на поле боя и славы, наши предки были свободны с момента рождения, но вы заставили нас выкупать свою свободу как самых презренных рабов (перед уходом индейцев, оставлявших почти всё имущество, заставляли ещё и рассчитывать по всем долгам)”.
Письмо, как уже было сказано, имело некоторый резонанс, его напечатали газеты и… ничего не изменилось. Слишком много стоила земля. Реакции президента не последовало вовсе. Впрочем, едва ли это удивительно – в 1832 году у Эндрю Джексона была куда более серьёзная проблема. Произошло событие, о котором, несмотря на огромную его важность, в самих США знают очень мало, а у нас – можно сказать, не знают вообще. Полноценная генеральная репетиция Гражданской. О сецессии объявил штат Южная Каролина – и она же позднее будет первым штатом, заявившим о выходе из Союза 20 декабря 1860 года, дав начало Конфедерации. В чём причина? Как мы помним, генерал Джексон прямо ненавидел англичан, но объективные государственные интересы требовали мира. Сложно сказать, чего стоило в личном плане Джексону поддержание и даже укрепление отношений с Британией, но, вероятно, он принял необходимое решение не без большого внутреннего скрипа. Может быть, именно это стало причиной того, что президент позволил Конгрессу принять в 1832 году чрезвычайно важный документ. Мы помним, что ещё в 1828 году Адамс Младший вводит в интересах промышленности США новый таможенный сбор. Спустя 4 года, когда стало понятно, что производство Соединённых Штатов начинает большой рывок, конгрессмены сочли прежние меры защиты собственного рынка недостаточными. Естественно, северные конгрессмены. Своих противников они упрекали в продвижении интересов иностранных государств в ущерб США, развернули кампанию в прессе и, пользуясь благосклонностью президента, продавили закон. И вот тут грянула буря. Переполошился весь бизнес Юга, твёрдо уверенный – Англия на этот раз ответит всерьёз. В Лондоне было отлично известно кто такой Эндрю Джексон – до тех пор, пока он вёл себя дружелюбно, подозрениям не давали хода, но теперь всё вполне могло начать раскручиваться по аналогии с тем, как это было в 1800-х. Тогда всё окончилось вообще войной. Ну и ещё, конечно, в Сити не могли хорошо отнестись к тому, что решение Конгресса ведёт к тому, что воротилы Англии недополучат большую долю прибыли. В свою очередь ответ Великобритании мог нанести страшенный удар по плантаторам. Они продолжали вести экономическую экспансию – и массово вкладывали деньги из расчёта на будущую прибыль: они вложились в появившийся в 1821 году штат Миссури, они вложились во Флориду, они вложились прямо сейчас в развёртывание производства на бывших индейских владениях. Резкое сокращение прибыли могло дать толчок настоящей волне банкротств – это вместо ожидавшегося расцвета. Нужно было что-то срочно предпринимать – но было совершенно очевидно, что Конгресс в ближайшее время решения менять не будет.
Тогда и возникла идея воскресить старую, уже, кажется, поросшую мхом тему о прерогативах центра и штатов. В короткий срок Южная Каролина выдвинула под руководством Джона К. Кэлхуна, Роберта Янга Хейна, Джеймса Хамилтона-младшего и других политиков доктрину нуллификации. Она гласила, что федеральные законы, противоречащие уже принятым законам штата, могли быть нуллифицированы и объявлены недействительными. Фактически данная теория рассматривала Союз как содружество отдельных суверенных государств. С юридической точки зрения это был явный нонсенс. Расчёт был на три позиции: первая – практически буквально на испуг. Каролинцы стали вести ситуацию к эскалации так быстро, что уже к 1833 году дошли, собственно, до заявлений о возможности сецессии – у их противников просто не оставалось времени на взвешенную реакцию. Возможной такая тактика была потому, что в Южной Каролине были убеждены, что с ними будут говорить только перья, но не пушки. Здесь – вторая позиция – расчёт на личность Эндрю Джексона. Как мы помним, он – южанин. И не просто в том смысле, что уроженец географического юга. Вообще политическая доктрина Джексона, если её можно проследить – никаких сочинений, формально её излагавших, он, естественно, не писал, в центр всего помещает идею свободы. По современной политической классификации генерала вообще можно бы было поименовать либертарианцем – он был сторонником мощного самоуправления и минимальной роли центрального государственного аппарата федерации. Центр должен был делать только то, что штаты по отдельности делать не могли. Одним словом, идеи, лежавшие в основе политики нуллификации, были весьма близки к воззрениям президента – а только он мог отдать приказ о применении силы. Наконец, южнокаролинцы рассчитывали и на то, что реакция Англии сама по себе заставит США задуматься о последствиях принятия тарифа 1832 года.
И вот тут выяснилось нечто весьма неожиданное – этой самой реакции не было. Британия не принимала никаких ответных репрессивных и запретительных мер по отношению к Соединённым Штатам. Южане смекнули, что, возможно, всполошились так сильно напрасно. А тут ещё Джексон, хотя и сочувствовал доктринально Каролине, не желал терять имидж крутого, решительного президента-главнокомандующего. Он с одной стороны обратился с призывом к Конгрессу о снижении пошлин, однако, одновременно публично подверг критике Южную Каролину и доктрину нуллификации, угрожая использованием военной силы. Запахло порохом. Но Юг не был намерен просто молча отступать: да, сейчас новый тариф не привёл к фатальным для его экономики последствиям – но вдруг следующее аналогичное решение Конгресса приведёт? Необходим был такой выход из кризиса, который до известной меры страховал бы от этого. Кончилось всё взаимными уступками: центр отменил тариф, а Южная Каролина и все остальные позабыли о нуллификации – как тогда думалось, навсегда. Мир? Да, но если бы на месте Эндрю Джексона был бы другой человек, более убеждённый в правильности решения конгрессменов, всё могло бы быть по-иному. Да, скорее всего, в этом случае уже Южная Каролина уступила бы перед твёрдостью и волей федералов – благо своей военной силы у неё было мало, но существуют сценарии, при которых Гражданская могла бы грянуть уже тогда – в 1833, почти на 30 лет раньше. Может быть, это бы было и к лучшему – в тот период и при том уровне прогресса военной технологии она просто не смогла бы стать столь кровавой…
Ну а в реальности Соединённые Штаты жили и развивались дальше. Росло население – в 1830 году оно составило 12 866 020, в 1840 – уже 17 069 453. Много это или не очень? Как посмотреть. Темы прироста весьма высоки, но в абсолютных цифрах… население одних только Британских островов на 1831 - 24 100 000, а на 1841 - 26 900 000. Население Российской империи на 1835 год – примерно 60 миллионов человек. Что даже важнее, росла экономика, стремительно развивалось промышленное производство. Если до середины 1830-х Англия сохраняла почти монополию на технологические новации в производстве, то с этого времени США кое в чём оказываются близки даже к завоеванию пальмы первенства. Например, в производстве современного стрелкового оружия. В 1836 году Сэмюэль Кольт открывает в Патерсоне (США) первую фабрику по массовому производству капсюльных револьверов собственной конструкции. С этого момента начинается триумфальное шествие револьвера, в течение примерно трех десятилетий совершенно вытеснившего однозарядные пистолеты. В 1830 в США началась железнодорожная эра - локомотив “Том Тамб” Питера Купера впервые проехал 21 километр по рельсам железной дороги «Балтимор и Огайо». К 1831 году паровая железная дорога связала Олбани и Скенектади, дистанция 16 миль. К 1833 протяженность ж/д в США уже около 300 километров. До взрывного роста 1850-х ещё далеко, но начало вышло вполне многообещающее. Эндрю Джексон пожинал плоды по большей части решений принятых ещё Монро, но пожинал успешно – и был весьма популярен – до тех пор, пока не затеял борьбу со Вторым Национальным банком США. “Хороши” в этой борьбе были обе стороны – и сам президент, который считал что единый банк Соединённым Штатам просто не нужен, и руководство банка, которое, чтобы доказать обратное, приложило руку к запуску в стране механизма финансового кризиса. Он, конечно, довольно сильно подорвал популярность Джексона – но всё же не до нуля. Генерал благополучно пробыл президентом два срока до 1837, перед этим в 1836 году всё же убив Банк, что он считал самым главным достижением своей жизни. И в наше время, и, что интереснее, уже тогда, в 1830-х, существовало немало теорий заговора на этот счёт – в частности упоминается, что долей акционерного капитала в Банке владели Ротшильды, которые после его ликвидации потеряли влияние на американские финансы. Под самый конец президентства Джексон добавил США ещё два штата – хотя в целом период его президентства дал тут мало изменений. В 1836 году на Юге появился Арканзас, а в следующем году на севере – Мичиган. Баланс сохранялся.
Джексон был персоной со многими недостатками – но в чём ему всё же нельзя отказать, личностью он был яркой. Волевой, смелый, со своими взглядами. После его ухода в большой политике США настанет на время эра политических ничтожеств, президентов, имена которых назовут не то что немногие у нас в стране, но и мало кто в самих Соединённых Штатах…