Посвящается доблестному 44-му Нижегородскому драгунскому полку, русским воинам, павшим за Отечество, и их родственникам
… На наши планы вторгнуться в Дигорию кабардинцы ответили своими: они решили отплатить нам той же монетой – напасть на мирные абазин-ские аулы и переселить их в горы. Как только лазутчики доставили это известие в отряд генерала Глазенапа, весь Нижегородский полк форсиро-ванным маршем отправлен был в Баталпашинск для прикрытия мирных аулов. Но удар разразился не там, где ожидали: вместо абазинских селений кабардинцы разбили слободу Солдатскую, где были квартиры 3-го эскадро-на Нижегородского полка, находившегося в походе.
Казачий пост, застигнутый врасплох, был изрублен, множество жителей взято в плен, стада отогнаны, эскадронное имущество разграблено, и гор-цы скрылись прежде, чем сигнальные маяки донесли тревогу до Баталпа-шинска. Даже сам Георгиевск, в котором оставалось всего два эскадрона Таганрогского полка, несколько дней находился в оборонительном положе-нии: солдаты бивуакировали на площади, орудия стояли на валу с зажжен-ными фитилями, а к ночи пушки вывозились на мост к городским воротам. Опасались даже за Ставрополь. Глазенап, в срочном порядке вернувшийся из Кабарды для защиты линии, передвинул Нижегородский полк в Воров-сколесскую станицу, откуда он мог охранять и большой ставропольский тракт, и мирные аулы. В этом расположении полк оставался до зимы, и только в декабре вернулся на свои квартиры.
Наступившая зима прошла без особых тревог. А ранней весной 1805 года, когда для кабардинских стад в горах еще нет корма, и они пасутся на рав-нинах у Малки, Глазенап сформировал крупный отряд в станице Прохлад-ной; из Нижегородского полка в него вошли четыре пеших эскадрона с полковником Сталем. Кавалерию составляли одни казаки.
9 марта, скрытно переправившись через Малку, отряд сделал в одну ночь огромный 60-верстный переход, и неожиданно появился среди многочис-ленных кабардинских стад. Все они были захвачены, и 11 марта отряд стоял уже у входа в Баксанское ущелье, дикое и мрачное в эту пору. Здесь прои-зошло несколько кавалерийских стычек, в одной из которых отличился фанен-юнкер (воинское звание в кавалерии русской императорской армии до 1856 года, промежуточное между чинами унтер-офицера и обер-офи-цера. Присваивалось военнослужащим, являвшимся кандидатами на при-своение первого обер-офицерского чина) Глазенап в то время, когда был послан с приказанием к начальнику авангарда.
Войдя в ущелье, в первую же ночевку отряд подвергся обстрелу кабардин-цами с противоположного берега, на следующую ночь повторилось то же самое. И даже когда Глазенап передвинул лагерь от речки ближе к горам, по ночам пули продолжали «залетать» в палатки, и в отряде «случались» раненые.
А 15 марта случилось дело посерьезнее. Горцы напали на фуражиров, но из лагеря скоро подоспела помощь, и Нижегородцы с штабс-капитаном Потлогом отстояли вьюки.
Этот день и явился последним эпизодом кабардинского восстания. Боль-шие потери в людях, потеря скота и табунов заставили кабардинцев сми-риться. Их предводители ушли за Кубань, а оставшиеся были обложены большой контрибуцией.
За Кабардинский поход шеф Нижегородского полка генерал-лейтенант Глазенап получил орден Владимира 2 ст.; десять офицеров (в том числе прапорщик Чеченский) – ордена Анны 3 ст.; юнкер Глазенап произведен в офицеры.
По возвращении из экспедиции в Георгиевск Глазенап был встречен извес-тием о появлении чумы, завезенной с астраханской почтой. Первыми жер-твами стали почтмейстер и те, кто разбирал письма, а затем болезнь очень быстро распространилась по всему городу. Каждое утро прибавлялось по нескольку домов, забитые двери и окна которых свидетельствовали о «бес-пощадной гостье».
Чума скоро появилась и в Нижегородском полку: заболел и умер кучер полкового квартирмейстера, от него болезнь перешла к денщику этого же офицера, потом заболела жена трубача лейб-эскадрона – прачка, к кото-рой квартирмейстер посылал за бельем. Больную тотчас отвезли в каран-тин, а так как в землянке остались трое ее малышей, то к ним приставили часового, чтобы не допускать никого из посторонних.
В припадке чумной горячки, в бессознательном состоянии, больная ночью ушла из карантина, и, видимо, ведомая материнским инстинктом, пробра-лась к своей землянке и умерла на ее пороге. Часовой сообщил дежурному офицеру. Тот при виде детей, выбежавших от испуга в одних рубашонках, приказал часовому, не прикасаясь ни к чему, достать длинным шестом теплые одеяла и закутать малюток. Но и это не обошлось даром: сменив-шись с часов, он заболел, а за ним в тот же день заболело и умерло еще несколько нижних чинов уже в самих казармах.
Глазенап был в отчаянии, узнав, что лейб-эскадрон, именуемый шефским, «предмет его особых попечений, подвергся заразе». Он приказал вывести его в поле, и там полностью прекратить все сообщения между нижними чинами, устроив для каждого из них отдельное место. И через две недели в эскадроне чума прекратилась.
В городе была паника, никто толком не знал, что делать. Большого труда стоило Глазенапу навести хоть какой-то порядок и организовать каранти-ны. Тяжелую и опасную ношу взвалил на себя полковой лекарь Геер, кото-рого все называли ангелом-хранителем. У него переболели два денщика, один после другого, вещи его два раза предавались сожжению, но к общей радости самого его болезнь миновала. Он вместе с врачом Казанского пол-ка целыми днями разъезжал по городу верхом, с трубкой в зубах, входил в чумные дома и своими руками вскрывал карбункулы – было замечено, что если это сделать до наступления горячечных симптомов, больной выздо-равливал.
Повсюду применялись предохранительные меры. Командир полка полков-ник Сталь требовал от эскадронных командиров, чтобы люди как можно более курили простой табак, обмывали уксусом лицо и руки, носили белье, пропитанное деревянным маслом, а казармы окуривались пресыщенной соляной кислотой, считавшейся лучшим в те времена средством.
*
Посреди этого бедствия пришло трагическое известие о предательском убийстве под стенами Баку главнокомандующего князя Цицианова. Генерал Глазенап без чьих либо распоряжений, как старший после Цицианова гене-рал, принял командование краем, доложив об этом государю. И, зная характер кавказских народов и предугадывая возможную их реакцию на произошедшее, решил наказать бакинского хана. Собрав в отряд все, что у него было под рукой на линии (от Нижегородского полка были пять эскад-ронов в 200 коней), в самом начале марта 1806 г. он выступил в поход.
Переправившись через Сулак, отряд подошел и встал перед Тарками, рези-денцией Шамхала Тарковского. Шамхал был в недоумении от появления русского отряда, но тем не менее выехал навстречу в русском генерал-адьютантском мундире и в Александровской ленте. Тактичный и умный Глазенап, однако, упредил его и представился ему сам с почетным рапор-том. Этим «расчетливым вниманием» он до того польстил тщеславию вла-дельца резиденции, что тот, после секретного совещания, согласился даже принять участие в походе. Глазенапу нельзя было миновать Дербента, «за-пиравшего вход в персидские владения», поэтому помощь Шамхала была как нельзя кстати.
Слыша постоянные напоминания, что он русский генерал, Шамхал целый день не снимал с себя мундир, и даже пошел на нарушение вековых азиат-ских обычаев. Офицеры приглашены были во дворец, а затем Шамхал, уже «в приподнятом» настроении духа, сам предложил показать гостям свой га-рем, которого не видел ни один посторонний глаз.
И вот красавицы в своих живописных одеждах предстали перед русскими, стоя в длинных рядах вдоль галереи; Шамхал даже приказал им снять пок-рывала. «Как ни отшучивался наш скромный генерал, – отмечал в своих записках очевидец – но должен был по неотступному требованию Шамха-ла указать, наконец, на одну черкешенку, которая ему понравилась больше других».
Из Тарков русский отряд выступил вместе с шамхальской милицией (ир-регулярные воинские формирования, отряды осетин и кабардинцев, разнообразные ополченские подразделения, формирования различных грузинских князей и т.д.). Впереди был грозный Дербент, и никто не мог даже и предположить, что это малочисленное войско идет покорять город, который граф Зубов, а до него Петр I, осаждали с крупными силами.
Глазенап строил свой расчет на том, что в Дербенте царило большое недо-вольство правлением Ших-Али-хана – и его расчет оправдался. В городе вспыхнул мятеж, «грамотно» поддержанный Шамхалом, как только русские войска пересекли границу Дербентского ханства, и Ших-Али-хан бежал. Дербент сдался без боя, а ключи от города Глазенапу поднес опять тот же самый человек, уже 120-летний старец, который подносил их Петру I и Зубову. Дербент с тех пор уже навсегда оставался под властью России, и Глазенапу государем были пожалованы золотая табакерка с портретом, осыпанная бриллиантами, и три тысячи рублей пожизненной пенсии.
В этот момент вновь назначенный Главнокомандующий войсками граф Гу-дович, издавна питающий неприязнь к Глазенапу, прибыл в Георгиевск и прислал в Дербент в качестве нового командира отряда генерала Булга-кова, которому и поручались дальнейшие действия. Так среди достойных успехов окончилась деятельность Глазенапа – и войска потеряли своего уважаемого и любимого начальника. Но Глазенап не захотел оставить от-ряда и остался при нем в качестве шефа Нижегородского полка.
С приездом Булгакова войска двинулись дальше и заняли Баку, который то-же покорился без сопротивления. Здесь прах князя Цицианова, обезглав-ленный труп которого был зарыт врагами в крепостном рву за городскими воротами, был перенесен в центр города и перезахоронен под алтарем армянского собора.
А на том месте, где поначалу был зарыт Цицианов, впоследствии был пос-тавлен памятник – каменный обелиск, обнесенный железной решеткой.
Булгаков, оставив в Баку только один гарнизон, с остальными войсками пе-решел в Кубинское ханство, покорением которого и закончилась эта экспе-диция.
Практически «бескровные завоевания», совершенные отрядом, не обо-шлись, однако, без жертв. Страшная жара и недостаток пресной воды привели к тому, что только в одном Нижегородском полку умерло 38 человек и пало 30 лошадей
*
Но намного более бедственным было возвращение отряда на линию. Зима застала солдат без теплого белья и обуви. Чтобы укрыться от ветра и хоть как-то согреться, солдаты вырывали в земле ямы, варили в них пищу и в них же укладывались спать.
Уже в 60 верстах от Кизляра, в канун нового 1807 года, застигнутые сильной вьюгой, войска «в один голос просили» вести их дальше без ночлега, и весь переход до Терека не шли, а почти бежали. На Тереке, как назло, оказался ледоход, и переправы не было, но солдаты предпочли лучше «принять» студеную ванну, чем дожидаться паромов, и, переправившись вброд по по-яс в воде, устремились в Кизляр, где их кое-как разместили по квартирам. Обозы же застряли в реке, лошади были выпряжены и угнаны в город, а брошенные повозки так вмерзли в лед, вставший на реке в ту же ночь, что их потом пришлось вырубать топорами.
Так окончился короткий, но значительный по последствиям поход, принес-ший России обширные провинции и восстановивший ее влияние среди му-сульманских ханств, «поколебленное вероломным убийством» князя Цицианова.