СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
Начиная с VI века нашей эры Южная Сибирь становится центром тюркской цивилизации - одна за другой на ее территории возникают великие империи — каганаты, крупнейшие государственные образования своего времени. На берегах сибирских рек возводятся крупные города, связанные с крупнейшими торговыми артериями Евразии, строятся храмы и дворцы. Создается уникальная руническая письменность. В каганатах имели распространение различные вероучения, среди которых исследователи выделяют буддизм, шаманизм и тенгрианство. В уйгурском каганате в качестве государственной религии было избранно манихейство. Монгольская экспансия XII века положила конец эпохе великих каганатов - тюркоязычные народы попали под влияние иноземных захватчиков. Но ничего в этом мире не исчезает бесследно. Потомки «небесных тюрок» и ныне живут на территории Западной Сибири, составляя коренное население Тувы, Алтая и Хакасии.
Наступила осень, луна истратилась, превратилась в тонкий белый серпик а затем и вовсе исчезла. Глядя не ночное небо, Огультей затосковал - редкие звезды тускло мигали среди облаков, грязно-серых, как шерсть. Иногда ветер разгонял небесную хмарь, и была видна Белая река - небесное отражение реки земной. В эту самую темную и глухую пору старый кам пришел к Огультею и сказал, что тому пора изготовить бубен.
- Едва снова родится месяц, ты сам станешь камом, - сказал он.
По спине Огультея пробежал холодный озноб. Он когда-то слышал от старых людей, что первое камлание бопаснее всех, что из царства духов вернуться очень непросто и бывает, что шаман так и остается лежать на земле холодным трупом, а дух его потом вечно бродит в подземном мире.
Обучение Огультея началось три года назад, когда он, глянув в мутные воды Волчьей реки, увидел чужое, не свое отражение. Сквозь бледную рябь на мальчика смотрело диковинное существо - покрытое густой черной шерстью, с тремя глазами, с длинными и острыми зубами. В страхе отпрянул Огультей от воды, начертал в воздухе охранный знак.
Страшный дух пропал, да только взгляд его глаз с тех пор всюду следовал за мальчиком. Каждую ночь приходили к Огультею призраки и давили на него всем своим несметным числом. Безликие, безголосые обступали они мальчика со всех сторон, простирали к нему руки, молили о чем-то. Огультей кричал и бился на своем лежаке как безумный. На родных его притом находила страшная тоска: рыдала мать, плакал в деревянной люльке младший братец. Слышно было, как на дворе ржут лошади и заходятся лаем собаки. Отец в сердцах будил Огультея и лупил его по спине деревянной жердью. Мальчик затихал на время, но потом, заснув, снова начинал метаться и стонать. Так и жил Огультей, сменяя одно горе другим - днем терпел побои от отца, а ночью трепетал в окружении призраков. Долго длились его мучения, но вот объявился в стойбище один ученый человек. Отец приветил мудрого мужа, расспросил его о том, что делается в мире, а сам, между делом, пожаловался на сыновий недуг. Ученый человек осмотрел Огультея, нахмурился, покачал головой. «У него шаманская болезнь, - сказал он после некоторого раздумья. - С вами ему жить нельзя - на всех порчу наведет. Отправьте его к каму в ученики - может, и выйдет толк». Делать нечего - стал мальчик снаряжаться в дорогу. Отец отрядил для сына самую худую из своих лошадей, одежду дал негодную, да и еды в дорогу собрал всего ничего: круг сыра, несколько сухих лепешек и бунчук с кумысом. Когда пришла пора Огультею отправляться, к коновязи вышла одна только мать - бледная, заплаканная, состарившаяся прежде времени. Отец так и не появился. Мальчик попрощался с матерью, вскочил на коня и поехал прочь.
Три дня поднимался Огультей вверх по течению Волчьей реки, а потом еще выше — к лесным озерам, покуда не встретилась ему большая юрта желтого цвета - в ней и жил старый кам. Звали его Бельдыр-Кара, и происходил он не из этих мест. У него была очень светлая кожа и ярко-голубые глаза. Несмотря на свои великие годы, спину он держал прямо и шагал по земле широко, как молодой юноша. Прежде он жил далеко за седыми горами, на берегу реки Орхона в великом городе Орду-Балык. Еще в отрочестве принял он Белую веру и сделался служителем в Небесном храме. Учение Света тогда было в большом почете, и в каждом крупном селении стояло семь святилищ, обращенных к Отцу Величия. Было святилище и для Рогатого Бога, но оно имело вид земляной ямы, в которую сваливали нечистоты.
Во все свое юное время Бельдыр-Кара прилежно служил Отцу и, достигнув зрелости, был наречен Бурханом, мудрейшим из людей, наместником Учителя среди живущих. Но вот в одну из зим племя Харга восстало против кагана и разорило его царство. Бельдыр-Кара бежал, оставив Орду-Балык со всеми его храмами на милость язычников. Долго скитался он один, покинутый учениками, голодный и нищий. Он бы умер от холода, не попадись ему брошенное зимовье с крытым бревенчатым срубом. В нем и переждал Бурхан холода и, едва сошел снег, снова двинулся в путь. Всякий день молил он Небо о помощи, приносил скудные жертвы и соблюдал простые обеты. Иногда Небо откликалось далеким грозовым рокотом, иногда проливалось на землю холодным дождем, и тогда Бельдыр-Кара плакал - от тоски и голода. Вскоре, однако, набрел он на племя землепашцев, что жили в речных поймах и выращивали пшеницу. Они не знали Великого Отца, и самые речи о нем казались им диковинными. От землепашцев узнал Бельдыр-Кара, что в мире теперь правит новый каган и страна его зовется Хагас. Весть эта огорчила Бурхана.
Он прожил с тем племенем до середины лета, но потом, поняв, что от него здесь нет и малого толку, отправился дальше, на Запад. Так ходил он по земле много лет, неустанно выспрашивая у Неба Его великую волю. И вот однажды, оказавшись в безлюдной и пустынной земле, воззвал Бельдыр-Кара в отчаянии к Рогатому Богу. Той же ночью явился Рогатый Бог Бурхану во сне и, приблизив к себе, сказал: «Отыщи землю за Седыми горами, остановись у истоков Волчьей реки и живи там как черный служитель». Проснулся Бельдыр-Кара в новой вере - гимны и хвалы Небесному Отцу он позабыл разом. Теперь в его голове сами собой складывались другие, грозные псалмы, вроде колдовских заговоров. Спустя год достиг он истоков Волчьей реки и поставил здесь свою юрту. Страна, в которой он оказался, пролегала в стороне от степного царства, и новый каган покуда не прибрал ее к рукам. Степи, простиравшиеся по брегам Великой реки, были пригодны и для выпаса скота, и для земледелия. Руду здесь не добывали, а потому не было в этих краях и больших поселений. Люди, бытовавшие здесь испокон века, приняли Бельдыр-Кару с опаской - уж больно диковинно он говорил и одевался не по-местному. Мало-помалу пошел слух, что у Волчьей реки поселился могущественный шаман, умудренный невиданными знаниями, и потянулись к Желтой юрте люди со всей земли. Бельдыр-Кару опять стали уважать и почитать как великого мудреца. Ему приносили богатые дары и чествовали в большие праздники. Все знали, как Бельдыр-Кара учен: он знал имена всех звезд и звездных сопряжений, владел священной тайной письма, мог найти в поле любую нужную траву или коренье, умел унимать лихорадку и заговаривать зубы. Говорили даже, что он знает зимовья птиц и убежища рыб, но это, кажется, были только слухи.
Никогда Бельдыр-Кара не думал об ученике и, даже когда был стар, хранил свои секреты в большой тайне. А потому, когда на пороге его появился оборванный мальчишка, кам осыпал его бранью и отослал прочь. Но мальчишка пришел в другой день, и в следующий. Он стоял перед Желтой юртой со слезами в глазах. В третий день издохла его облезлая кляча, и тогда мальчишка снял с себя драный кафтан и укрыл им мертвую тушу.
Бельдыр-Кара увидел это и позвал мальчика в свою юрту. С той поры всякий день наставлял кам своего ученика, учил разным премудростям, объяснял устройство мира. Он был строгим учителем: за любую провинность, за любой невыполненный урок он бил Огультея так, что тот вскоре заскучал по отцовской жерди. Но вот истекло три года, и народилась новая луна. Еще до рассвета старый кам проводил Огультея в березовую рощу, подвел его к самому высокому белоствольному дереву и сказал:
- На ветках этих сидят тени будущих, не рожденных пока что людей. Ты, если духи тебя признают, всякую весну будешь взбираться на березу и стряхивать нерожденных на землю, а затем - мести их к жилым очагам. Так будет продолжаться род людской.
Огультей внимал каждому слову и запоминал накрепко - на всю жизнь.
- А теперь, - продолжил кам, - ты заберешься повыше и срубишь толстый сук на обод для бубна.
Огультей выполнил все в точности - он ловко взобрался на дерево, выбрал самый толстый сук и принялся его рубить. Топорик был туповат, но Огультей, боясь разозлить кама промедлением, рубил его с такой яростью, что скоро работа была кончена. Кам осмотрел сук и остался доволен.
В полдень пришел человек бая с двумя годовалыми жеребятами. Это были аргамаки, приплод лучшей породы, - только это и принимал Рогатый Бог в жертву. Бельдыр-Кара подвел жеребят к раздвоенной березе и там умертвил - быстро и бескровно. Человек, которого прислал бай, стоял в стороне, и в глазах его была тоска - степняк жалел жеребят, из которых могли вырасти добрые скаковые кони. Посыльный был беден и носил драный кафтан - проживи он хоть сто лет, все едино не скопил бы денег на аргамака.
Кам велел Огультею снять с жеребят шкуры и повесить их между двух березовых стволов, так, чтобы они закрывали собой все пространство. Огультей повиновался и исполнил все лучшим образом. Бельдыр-Кара, однако, не стал его хвалить. Только теперь он заметил человека, стоящего в стороне.
- Ступай к баю, передай, что Рогатый Бог недоволен, - сказал ему старый кам. - Жеребята были тощие - кожа да кости, шкуры плохие, дурной выйдет бубен.
От изумления нищий человек выпучил глаза - Бельдыр-Кара говорил совершенную напраслину. Хозяин выбрал лучших жеребят из приплода, только чтобы угодить старому шаману.
- А еще передай баю, что на том свете ектерии будут возить на нем воду, как на старой скотине, - прибавил кам. - И пусть пришлет нам кумыса и сыра побольше.
Нищий человек кивнул и пустился прочь - он потемнел лицом от стыда и страха: как передать баю слова шамана и избежать побоев? Бельдыр-Кара только рассмеялся ему вслед - он был горазд на злые шутки.
Потом было много работы: три дня они вымачивали и выделывали кожи, выпаривали и гнули обод. На четвертый день Бельдыр-Кара объявил, что обод готов.
- Теперь ты можешь лупить в него булавой, сколько хочешь, - сказал он. - Но в нем пока что нет силы. Он пуст - нет в нем духа.
- Как же мне найти этого духа, мудрый? - спросил Огультей.
- Тебе не нужно его искать. Он сам тебя нашел три года назад, когда ты глянул в мутные воды Волчьей реки. Тогда-то он тебя и выбрал. Теперь ты должен встретить его и побороть, подчинить своей воле.
- А если у меня не получится? - спросил юноша. Голос его невольно дрогнул.
- Если все будет так - ты погибнешь. - В голосе кама не слышно было и толики сожаления. - Так или иначе у меня больше нет ученика. А сейчас ты отправишься в мир теней. С этими словами он протянул юноше глиняную плошку. В ней была смесь из ядовитых ягод и дурманящих трав. Увидев варево, Огультей отпрянул. Но Бельдыр-Кара только покачал головой:
- Чтобы обрести власть над духами, кам должен испить яд и приблизиться к смерти.
Огультей кивнул, взял из рук учителя плошку и, смирив страх, выпил зелье. После того они, воскурив алтарик, уселись на землю спиной к очагу, оборотившись лицом к закату.
В левой руке Бельдыр-Кара держал бубен, в правой - деревянную булаву. Произнося заветные слова, старый кам раз за разом ударял в бубен, отмеряя псалмы, посвященные Черному Богу. Голос шамана - низкий и звучный - был похож на звериное рычание. Мало-помалу бормотание старого кама превратилось в ушах Огультея в жужжание шмеля. Юноша даже встрепенулся когда почувствовал укол жала.
Перво-наперво он огляделся вокруг. Вместо полога шатра над его головой раскинулся небесный свод, увеченный белой звездой. Вглядевшись в сияние этой звезды, Огультей увидел Отца Вечности - да-лекого и безразличного. «Тенгри!» - позвал Его Огультей, но Отец
остался в своей далекой выси, безмолвный и холодный, как лунный свет. Под своими же ногами юноша почувствовал вдруг страшный жар, исходивший из самых глубин земли. Глас Рогатого Бога воззвал к нему из горячей тьмы, и земля, прежде глухая и черная от сажи, расступилась, открыв глубокий лаз. Огультей оглянулся по сторонам - Белдыр-Кара исчез, и следа его не осталось на земле. Делать нечего - шагнул юноша в лаз, и тут же тьма сомкнулась над его головой - теперь назад дороги не было.
- Куда же мне идти? - не размыкая губ спросил Огультей.
- Ты видишь впереди свет? - прожужжал над его ухом шмель.
- Нет... да! Я вижу свет! Он где-то там, вдалеке...
- Иди к нему, - посоветовал шмель, еще раз на всякий случай ужалив Огультея в мочку уха.
Огультей послушался и пошел на свет. Скоро ему встретилось странное собрание - люди в черных плащах стояли тесным кольцом, прижимаясь друг к другу. Огультей окликнул их, они встрепенулись, расправили разом плащи и разлетелись в разные стороны. «Так это же бабочки-курганницы, - понял юноша. - И как я мог их спутать с людьми?» Он двинулся дальше и скоро вышел на берег подземного озера - в прозрачной воде плавали исполинские черные рыбины, а на самом дне стояли во весь рост утопленники, к их рукам и ногам были привязаны тяжелые камни. Один утопленник задрал голову вверх и увидел Огультея, стоящего на берегу. Лицо мертвеца - синее, раздувшееся, скривилось, как от боли, рот открылся, и из него вырвалось несколько пузырьков воздуха. Огультей отшатнулся, но другие утопленники тоже заметили его и пришли в страшное волнение - они раскрывали рты и тянули к нему свои безобразные руки со скрюченными пальцами. Те, кто стоял ближе к берегу пытались сдвинуться с места, и волокли камни по дну, поднимая черный ил. «Нужно бежать!» - сказал себе Огультей и тут же услышал жужжание шмеля: «Нельзя поворачивать назад! Если хоть раз оглянешься - останешься здесь навсегда. Видишь мост? Пройди по нему на тот берег». «Какой-такой мост?» - удивился про себя Огультей и тут же увидел, что над самой водой протянута тугая черная нить. Приглядевшись, юноша понял, что это - конский волос небывалой длины. Очень осторожно ступил юноша на волос, сделал шаг, затем другой... Он старался не опускать глаз: вода в озере бурлила - мертвецы рвались вверх, пытаясь оборвать свои путы. Из белой пены выглядывали руки с синей бугристой кожей и длинными обломанными ногтями. Юноша шагал по тонкой нити, страшным усилием воли удерживаясь над мертвой водой. Но вот одна когтистая рука дотянулась до его ноги, схватила за штопанный поршень, потащила вниз... Огультей закричал и полетел в темноту...
Он упал на спину в сухую и холодную пыль. Вокруг по-прежнему царил синий сумрак.
Озеро исчезло, а вместе с ним и утопленники. Огультей лежал посреди большого грота, с потолка сочился сонный и бледный свет. Под самыми сводами копошились ектерии,
похожие на огромных нетопырей.
«Ты здесь не один», - прожужжал шмель.
Юноша вскочил на ноги, огляделся. Он кожей чувствовал страшный взгляд уставлен-
ных на него очей. Собравшись с силами, он выпятил грудь и крикнул зло: «Эй, выходи!
Посмотри на меня, Караш!»
Косматая тень отделилась от стены. В темноте загорелось три красных огонька - три
глаза. «И ты посмотри на меня», - прогремел голос в голове Огультея.
Юноша не отводил взгляд от чудовища, он стоял на месте не двигаясь - не дышал и не моргал. Караш был страшен: зубастый рот, нос безобразный, приплюснутый, с огромными ноздрями, налитые кровью белки, зрачки-щелочки. Третий глаз зиял во лбу - пустой,
страшный, словно слепой.
- Что ты видишь? - прорычал Караш.
- Я вижу что-то, - ответствовал Огультей. - Вижу, что ты подобен мне, а я подобен
тебе....
С этими словами он коснулся лба - того места, где у Караша был третий глаз. Дух как
будто смешался, отпрянул, и багровые очи его угасли. Наступила тьма.
- Чего же ты хочешь от меня?! - прокричал Огультей.
- Ничего не хочу, - ответствовал Караш. - Все мои речи ясны даже глупцам. Один ты никак не поймешь. Но и я не стану тебя учить сейчас. У нас с тобой теперь много времени. Просыпайся и умней. Встрепенись.
Огультей открыл глаза. Вокруг не было ничего чудесного - он лежал в Желтой юрте возле очага. Угли еще тлели, алтарик источал дурман. Огультей пошарил левой рукой, схватил бубен - пока еще белый, пустой. Теперь он знал, что за рисунок вышьет на нем. Бельдыр-Кара сидел возле входа, уставившись на юношу. Бывший Бурхан улыбался.
- Ну что? - спросил он. - Ты живой теперь?
- Не знаю... - смутился Огультей. - А разве я живой?
- Три дня как лежал, - ответствовал шаман. - Метался, бредил, а я тебя выхаживал и наставлял.
- Я слышал тебя. Ты был шмелем, - улыбнулся Огультей.
Старый кам расхохотался, потом протянул молодому глиняную плошку, и тот мигом, не глядя, опрокинул ее в себя. В ней оказался кумыс - соленый-пресоленый.