Ответа на второе письмо я не получил. Однако летом 1987 года у меня появляется повод ещё раз напомнить о себе. Этот повод – тема моего третьего письма доктору наук Трифонову. Дата написания – 17 июля 1987 года.
«Уважаемый Дмитрий Николаевич! Несколько дней назад я имел возможность совершенно неожиданно познакомиться с новым для себя так называемым теоретико-групповым подходом интерпретации явления атомной периодичности (сборник статей «Исследования по истории физики и механики». 1986 г., Москва, «Наука», Т. Б. Романовская «Исторические корни теоретической интерпретации периодической системы»). Уже общее, поверхностное знакомство с ним из статьи Романовской поразило меня своим сходством, и даже не сходством, а тождественностью данного подхода с подходом тригонометрической интерпретации явления периодичности, где система элементов выстраивается в виде спирали. Ведь по существу группа динамической симметрии, которая берётся за основу при теоретико-групповом подходе, и тригонометрическая функция синуса при тригонометрическом подходе, суть едины. С Вашего разрешения, Дмитрий Николаевич, я приведу здесь большую цитату из статьи Романовской, касающуюся существа дела.
(Далее следует цитата. Излагать её не стану)
Периодичность при теоретико-групповом подходе связывается с нарушением симметрии динамической группы, «вызванным как увеличением числа электронов, так и возрастанием релятивистских эффектов». Но не можем ли мы то же самое сказать и о тригонометрической интерпретации атомной периодичности? Думаю, что можем, и это убедительно показано, как мне представляется, в работе о спиральной форме периодической системы, где всё построено на симметрии и на нарушении симметрии волновой тригонометрической функции. Здесь удивительно тесно сплетаются вопросы строения частиц и строения атома. Здесь мы воочию убеждаемся в том, как строение частиц обусловливает строение атома.
Знакомство с теоретико-групповым подходом ещё более укрепило мои представления о природе частиц, изложенными в работе «Что открыл Шрёдингер». Частицу следует рассматривать как динамическую группу, устойчивость которой или, иначе, стабильность, обусловливается симметрией. Продольные осцилляции плотности и есть как раз физическое воплощение так называемой группы динамической симметрии, дающие очень простой и наглядный образ частицы.
Отсутствие у атома водорода магнитного и орбитального квантовых чисел объясняется отсутствием иных движений нуклона, кроме как собственных продольных осцилляций. Когда продольные осцилляции нуклона каким-либо образом возбуждаются, то появляется новый вид движения, движения продольного осциллятора, а точнее, максимума амплитуды (горба) как целостной частицы. Движение продольного осциллятора в собственном волновом поле, или в возбуждающем поле, или в поле соседнего осциллятора (частицы) может иметь различные формы, однако, наиболее вероятной из них будет форма кругового, «орбитального» движения осциллятора как целого в собственном волновом поле. А ведь это есть не что иное, как появление магнитного квантового числа. С добавлением нуклонов, с построением их в соответствии с тригонометрическим или теоретико-групповым подходом, в многонуклонные атомы, появляется и орбитальное квантовое число. Только теперь величину Пи при тригонометрическом подходе следует рассматривать не как значение фазы синусоидального колебания, а как значение фазы углового момента кругового движения. Общий принцип заполнения оболочек нуклонами здесь почти не изменится. Нуклоны в оболочке выстраиваются в цепочки, так, чтобы орбитальные моменты нуклонов были параллельны друг другу. Застройка новой оболочки идёт путём спаривания орбитальных моментов одиноких нуклонов с орбитальными моментами нуклонов устойчивой оболочки-волны, но не плоскостями орбит, а путём надстройки орбитального момента на орбитальный момент. О механизме связывания нуклонов подобным образом сказать пока ничего нельзя, только можно предположить, что связывание здесь зависит, главным образом, от направления и ориентации орбитальных моментов. Однако, всё это далеко ещё не ясно, и я остановлюсь, чтобы не утонуть в умозрительных спекуляциях.
Первостепенной задачей сейчас считаю популяризацию идеи тригонометрической интерпретации явления атомной периодичности среди учёных, занимающихся подобными вопросами, указывая, вместе с тем, её родство с идеей теоретико-группового подхода. И потому, Дмитрий Николаевич, обращаюсь к Вам с просьбой о помощи и содействии в этом деле. Если работу на подобную тему с Вашими комментариями, или с Вашей редакцией, или в соавторстве с Вами, удалось напечатать хотя бы в каком-нибудь специальном издании, это было бы превосходно.
Пожалуйста, напишите мне, как Вы относитесь к этому предложению, и если Вы не возражаете, то я выслал бы Вам вскоре новый вариант статьи о спиральном варианте периодической системы с учётом идеи теоретико-группового подхода для редактирования, исправления, дополнения и всего того, что Вы сочтёте нужным сделать. Остаюсь искренне верящий в Вас и уважающий… ».
И на это письмо ответа не было. Но, опять же, в феврале 1988 года нашелся повод. Пишу четвёртое, последнее письмо Трифонову. (Хотя, надо сказать, доктор наук, наверное, не раз пожалел, что связался со мной). Дата написания – 22 февраля 1988 года.
«Уважаемый Дмитрий Николаевич! У меня снова большое событие. Годы поиска, можно сказать, увенчались успехом. Поиск был долог и порой казалось, что не остаётся даже надежды, но чудо свершилось! Объект, о котором идёт речь, имеет название бризер или бионом – «живая частица». Он родился в среде математиков, изучающих солитоны. Солитон – это возбуждение в какой-либо среде, имеющее форму уединённой волны, способное двигаться и взаимодействовать с неоднородностями среды и другими солитонами. В общем, это уже довольно известный объект и хорошо изученный. Бризер же «родственник» солитона, порождённый творческим воображением математиков, он есть дублетное решение уравнения синус-Гордон, и представляет собой связанное состояние солитона и антисолитона. Как и солитон, бризер так же подобен частице, он может двигаться, взаимодействовать с неоднородностями и другими бризерами. Однако природа его несколько отлична от солитона. Если солитон просто стоячая волна, которая движется, к примеру, как горб на водной поверхности, то бризер – осциллирует, и может существовать к тому же в трёхмерной среде. Бризер – осциллирующая стоячая волна в среде, которую, что примечательно, ничто не удерживает на краях. Это пульсации периодических сжатий и расширений, иначе, колебаний плотности (периодические смены солитона и антисолитона). Бризер довольно легко представить образно в виде осциллирующей волны плотности, радиальных колебаний плотности среды в локальной области. Среда эта должна иметь вполне определённую структуру, напоминающую структуру кристаллической решётки, где расположение частиц строго упорядоченно, но частицы имеют возможность колебаться около положения равновесия в любом направлении. Строение среды можно уподобить огромной системе из тел и соединяющих их пружин, в которой возбуждение передаётся в виде волн сжатий и разрежений, иначе, в виде колебаний плотности.
Но ведь по существу это продольные колебания (осцилляции) плотности, представления о которых развиваются в работе «Что открыл Шрёдингер». К гипотезе о существовании подобных локальных осцилляций плотности среды я пришел ещё в 1983 году. Вся же последующая работа была попыткой использовать эту гипотезу для объяснения физической реальности. В гипотезе о продольных осцилляциях плотности я увидел большие эвристические возможности, в которых не сомневаюсь и сегодня. Сообщение о бризере встретилось мне в научно-популярной книжке А. Т. Филиппова «Многоликий солитон» (библ. «Квант», вып. 48, М., Изд. «Наука», 1986 г.)
Хотя бризер – теоретическая находка математиков, но это не исключает возможность его существования в действительности. Как не раз бывало в истории, теоретические находки учёных становились объектами физической реальности. Думается, что бризер не будет исключением. Да другого пути у нас и нет. Современная наука, занимающаяся фундаментальными исследованиями (единая или квантовая теория поля; строение элементарных частиц и прочее) всё более укрепляется в представлении на стабильную частицу как на некое возбуждение в едином поле. То есть частица как бы производна, вторична, а поле, иначе, физический вакуум, первично. Чем больше мы будем иметь различных возможных форм возбуждений в материальной среде, тем легче нам будет найти нужную форму, проливающую свет на истинное строение материальной частицы. Бризер является простейшим таким возбуждением.
Слово бризер происходит от английского breath – дышать; breather – живое существо. Гипотеза бризера не только эвристически богата, но и красива. Представьте себе: нуклон – живое существо! Ну, конечно же, не органическое существо, но всё же!
Вместе с тем, бризеры, иначе, дублетные решения уравнения синус-Гордон, используемые в квантовой теории поля в качестве «элементарных» бозонов, делают гипотезу тригонометрического толкования явления ядерной периодичности не такой уж безнадёжной, выводя её из пределов «игры ума». В этом можно убедиться, познакомившись с монографией Р. Раджарамана «Солитоны и инстантоны в квантовой теории поля», М., «Мир», 1985 г.
Дмитрий Николаевич, мне кажется, что имеет смысл сделать к работам о явлении периодичности и об открытии Шрёдингера небольшие дополнения о бризерах. Возможно, это вызовет интерес у математиков, занимающихся солитоноподобными возбуждениями в средах. Хотя работа «Что открыл Шрёдингер» во многом наивна и для учёных – не более чем детский лепет, но с упоминанием о теории солитонов и бризерах, её идеи отчасти также выходят из области умозрительных спекуляций. Если эта статья ещё не затерялась, то её можно будет забрать. Вы были правы, здесь толку не будет. Вход во владения физики сегодня лежит, по-видимому, только через владения математики, иного пути нет.
Дмитрий Николаевич, высылаю дополнение к статье «Попытка тригонометрической интерпретации…»; приложите его, пожалуйста, за последней страницей текста. Дополнение к работе «Что открыл Шрёдингер» не высылаю, подождём до лета. И, быть может, эту работу вообще придётся заморозить. Если у Вас другое мнение, напишите. С наилучшими пожеланиями…».
Этим письмом мои отношения с доктором наук Трифоновым не закончились. Мы встречались в Москве, в Институте истории естествознания и техники, и не раз, когда я приезжал во время отпуска на несколько дней к московским родственникам в гости. Но встречи с учёным были коротки и беспредметны. Потом я, наконец, понял, что новые идеи здесь, под стенами Кремля, никого не интересуют, и уж больше не беспокоил доктора наук. Запомнился один случай (1989 г.), когда я был в очередной раз в Институте истории естествознании и техники, ожидал прихода Трифонова (по договорённости с ним по телефону). На лестнице со мной разговорился один из сотрудников института. Я ему рассказал – с кем встречаюсь здесь, зачем и откуда приезжаю. Он мне откровенно сказал тогда: хочешь, чтобы твоё дело продвинулось, – «дай на лапу», мол, дай хорошую взятку. Мне даже в голову не могло придти, чтобы здесь дела решались подобным образом! Кроме чувства омерзения – ничего другого не испытал.
В последний раз я общался с Д. Н. Трифоновым по телефону. Точно год не помню, но примерно в 2007 году, когда я уже написал книгу «Дыхание вакуума» (2004 г.), где была глава «Периодический закон. 1986 г.». Там, в общих чертах, излагаю историю идеи нового понимания явления периодичности. Честно сказать, я немного слукавил, сказал Трифонову, что только собираюсь писать книгу на эту тему, и прошу его разрешения – публиковать его письма ко мне. Трифонов категорически отказал. Но я и так не публиковал его письма, лишь сказал об их сути. Потом в сети Интернета появилась в Википедии статья о Д. Н. Трифонове, но без точной даты его смерти. Лишь позднее я узнал, что он умер в 2010 году.
Как можно видеть по моим последним письмам к Трифонову, в 1988 году я сделал новую редакцию своей работы, назвав её (по совету Трифонова) «Попытка тригонометрической интерпретации явления атомной периодичности». Нынешнее название («О дробных значениях орбитальных моментов ядерных нуклонов») статья получила только в апреле 1990 года.