Высоко в небе жарило солнце. Михаил шёл очень тихо, будто боялся чего-то непонятного, невиданного, но всё-таки хотел этой встречи. Дойдя до нужного дома остановился. Через забор увидел мужчину с лопатой, большими ручищами, словно пух перекапывал твердую землю.
- Ну, привет, Миша! - сказал мужчина за забором. Михаил выдохнул, оставив позади переживания.
- Привет, батя! - ответил Михаил, с трудом узнавая отца.
Они пили чай на веранде, в тени от палящего солнца. Приятная женщина, бегала вокруг них с блюдцами варенья, мёда и ещё каким-то угощением. Миша ограничился одной чашкой чая. Почему-то сейчас не хотелось бередить раны двух семей, копаться в вопросах, почему расходятся люди.
Уходя он пожал большую руку отца, похожую по тяжести на лапу медведя, улыбнулся и просто ушёл.
- Пока, батя!
Поздней осенью машина остановилась возле забора уже знакомого дома. Михаил посигналил, натянув капюшон куртки подошёл к калитке. Отец вышел с голым торсом, накинув сверху вязанный жакет.
- Батя, я в армию ухожу, пришёл сказать тебе.
Они обнялись прямо на пороге калитки. Миша сел в машину и уехал. В следующий раз Миша увидел человека с медвежьей походкой уже в госпитале, где лежал после лёгкого ранения. Он стоял в дверях палаты, занимая почти всё место дверного проёма, в белом халате, накинутым на плечи, вглядываясь в больничные койки.
Миша был рад видеть отца. Он говорил, что принёс гостинцы, выкладывал большими руками привезенную стряпню, и этими кулачищами вытирал слёзы. Видно было, что он очень хотел что-то сделать, свернуть горы, чтобы исправить ситуацию, но не мог. Они стали ближе.
Мать Михаила, отец, который тоже переживал, будто обнулились, забыли, что было раньше. Жизнь словно приземлила всех, отсеяла шелуху.
Позже у отца Миши прихватило сердце, скорая помощь не успела спасти его. В тот день Михаил лежал в больнице после операции, не мог приехать проститься с ним.
