Трудно сейчас судить, за недостатком точной информации, что же это было у нас, закончилось ли всё тем, чем закончилось? История России столь разнообразна, подробна и многогранна, что оглянувшись ненадолго, можно найти ответы на многие сегодняшние события и предугадать, чем они чреваты, какие повороты таят. Попробую спросить Истрию, чем могло всё кончиться, и что, слава Богу, не случилось, но таилось в этом, скажу честно, испугавшем меня (я ведь всё-таки, как и многие, простой обыватель) событии? Мне ясно представилась одна мало приятная картинка из не столь уж далёкого прошлого. Из смутных времён первой погибельной для России смуты так называемой Февральской революции.
Итак, главные вопросы, которым мучились тогда даже сами февральские победители, и теперь мучаются тем же дотошные историки, стали следующие:
Как произошла эта революция? Откуда взялся неистовый народ на улице? По какому волшебному мановению вышел из казарм, мгновенно ставший знаменитым Волынский полк, сыгравший в событиях тех роль решающую?
В первый раз возникла тогда, повторявшаяся потом ситуация, когда завтрашние победители сегодня в эту победу не верят.
Факт этот в первые мгновения заставил левых победителей во главе с Керенским опешить. Через несколько дней после унылых констатаций безнадежности будущего, буйные толпы положили заветную власть к ногам этих левых.
И тут речь пойдёт о Кирпичникове. Этот Кирпичников Т.Ф. был человеком излишне горячим. При достаточной подлости характера, он обладал чрезвычайной находчивостью.
Это был унтер-офицер в учебной команде того самого Волынского полка. Звание унтера соответствует нынешнему званию ефрейтора.
Для нижних чинов пришла пора безнаказанности. Держаться с наглостью и вызовом стало признаком революционности. Безнаказанность развязывала руки.
Питерский воздух все гуще настаивался трагедией. Напряжённая атмосфера эта грозила прорваться во всякое мгновение и во всяком месте.
Кирпичникову суждено было стать первым разрядом, за которым последовала общая гроза.
Этот Кирпичников Т.Ф. взял моду бузить по всяким дешёвым поводам. Среди солдат, ещё не совсем утративших чувство долга, продолжавших уважать своё боевое начальство, его поведение создавало ему некоторую популярность. Это когда-нибудь должно было кончиться плохо. Так оно и произошло.
Можно понять так, что унтеру Кирпичникову вообще не нравилось подчиняться. Не было такого разумного приказа и распоряжения, которое было бы по нутру распоясавшемуся унтеру. В некоторых ситуациях это может быть понятно, но только не в армии, и не в военное время...
В очередной раз в разыгрываемом припадке свободолюбия зашёл он слишком далеко. Вырвал из кобуры пистолет и выстрелил в офицера. Офицер был убит наповал. Кирпичников опешил было и стушевался. Однако, как бы независимо от его воли, импульсивная натура унтера сработала безошибочно. Это было своеобразное вдохновение, спасшее судьбу момента и его собственную жизнь. По условиям войны Кирпичникову грозил расстрел. Он заорал диким голосом нечто революционное. Скорее всего орал он о том, чтобы бить офицеров и спасать революцию. Заразная вещь эта взволновала других волынцев. Порыв подействовал. За Кирпичниковым пошли.
Так Волынский полк оказался на улице. Эта демонстрация военной силы, вероятно, многое решило в настроении собравшейся мгновенно уличной толпы.
Так простой убийца становится героем. Так случай, который принято величать слепым, выдвигает ничтожество в символы. И вот тут-то перестаёшь верить, что случай слеп. В глубине случайности заложена особая мудрость. Случайность, которая выдвинула Кирпичникова символом своего времени, заставила меня вглядеться в это время особым зрением. Подозрительные герои заставляют подозревать время. Фальшивые герои делают фальшивым время... Время стоит своих героев. В этой оценке исторических моментов не бывает ошибок.
Революция, как бес вселившийся в толпу, повлекла её по Сенной улице к зданию Окружного Суда.
Почему-то громы революций направлены исключительно против правовых учреждений. Французы первым делом разгромили Бастилию, русские сожгли Окружной Суд.
Слава Кирпичникова покатилась.
Сам склонный к экстатическим порывам Александр Фёдорович Керенский придумал ему первую революционную награду — старый русский Георгиевский крест на красном банте. Он первый назвал его «солдатом революции номер один». Революция, кроме всего прочего, дала ему офицерское звание.
Революция обласкала тщеславие преступного унтера в самой высокой степени.
Из-за этого самого Кирпичникова был вынужден оставить свой пост в России французский посланник Морис Палеолог, выдающийся дипломат и писатель.
На каком-то революционном вечере, опять же сам Александр Фёдорович, попросил его пожать руку «первому солдату». Дипломат не отказал Керенскому, но этого «дипломатического шага» простить себе не смог. Пожав руку убийце, опоганившему собой с самого начала ещё не опороченный лик февральской революции, он понял вдруг со всей ясностью, что долг дипломата слишком далеко уводит его от того, что составляет честь и достоинство человека.
Это рукопожатие перевернуло в нём отношение к первоначальным революционным восторгам.
Вероятно, он почувствовал не просто фальшь.
Убийца, ставший первым солдатом, украшением революции и первым её символом, мог подсказать этому умному и проницательному человеку дальнейший ход её и результаты. Убийца, ставший украшением революции, должен был со временем унизить её до простого орудия массового уничтожения. В такой догадке должна была присутствовать определенная доля мистики. А в России без мистики не происходит ни одно великое дело.
Сомнительная для всех, слава эта почиталась самим Кирпичниковым на полном серьёзе.
Он продолжал бузить, но на новом уже уровне. Надо сказать, что герой революции, имевший красного Георгия под номером первым, так и не побывал в окопах. Он был достоянием революции, и она берегла его, как берегут золотое пасхальное яйцо работы Карла Августа Фаберже. Героя вполне устраивало это его положение.
Но Керенскому однажды пришла мысль, лишившая бывшего унтера равновесия. Революция испытывала затруднения. Чтобы воодушевить революционных бойцов к более активному сопротивлению, решено было послать Кирпичникова на передовую. Тогда Кирпичников резко поменял убеждения. Он ушёл к белым. Поскольку события в те времена были скорыми, ко времени этой метаморфозы началась Гражданская война. И тут приходит конец этому короткому рассказу о первом солдате революции.
Путаница в мозгах породила путаницу в действиях.
То, что Кирпичников был неумным человеком, доказывает его неумение понимать самые примитивные истины.
При движении в пространстве, особенно в пространстве политическом, качество славы меняется.
Ему, вероятно, и в голову не приходило, что первый боец революции, одновременно является первым врагом контрреволюции.
Попав в расположение белых частей генерала Маркова, самонадеянный «солдат революции номер один», не изменивший прежней наглости, решил настоять, чтобы его, как живую легенду времени, принял лично сам генерал.
Услышав имя Кирпичникова, генерал распорядился повесить его «не в двадцать четыре часа, а в двадцать четыре минуты».
Так нелепо, но и по достоинству обошлась судьба с живым символом революции...
Впору креститься по тому поводу, что наши сегодняшние события не покатились по уже накатанному сценарию. В очередной раз провидение спасло Россию и её народ. Народ безмолвствует пока. Зато неистовствует в словоблудии власть. И это выдаёт её бессилие соответствовать вызовам времени. Впрочем, об этом я же писал в очерке «Революция банкиров. Почему в России замалчивание этого события стало государственной тайной». Это текст опубликован по адресу: https://dzen.ru/a/ZJfjBiO1IUTlH5vE