Холодный грузовой вагон тихо раскачивался на рельсах, несясь за составом среди безжизненных пустошей, изредка разбавленных токсичными болотами. Постукивание колес убаюкивало немногих, наполнявших тёмное нутро металлической коробки, безвольно следующей за своим локомотивом. Кто-то спокойно спал на ледяном полу, подстелив свои одежды или рюкзаки, кто-то отнюдь - не мог уснуть под мерный перестук колёсных пар. Я же просто погрузился в мысли, прикрыв глаза и оперевшись на старенькую винтовку, ставшей мне самой родной за последние месяцы.
- "А ведь совсем недавно мы ехали в таких же вагонах, молодые, весёлые люди! Каждый радовался, веселился и смеялся, шутил, будто ехали мы в обычную увеселительную поездку. Кто-то играл на прихваченных с собой музыкальных инструментах, кто-то пел под эту музыку совсем нескладные песни ... - я тяжело вздохнул, обводя взглядом мрачный и почти пустой вагон. - Да, это была бравада. Каждый пытался получить разрядку, как умел, никто не хотел думать о плохом. А сейчас все молчат. Кто-то смотрит сквозь узкие щели на проносящиеся мимо пейзажи, думая о пережитых ужасах и совсем не в силах избавиться от кошмаров, возникающих перед глазами, стоит только опустить веки".
Я вздохнул в очередной раз, втягивая в лёгкие холодный воздух, проникающий в вагон через множество щелей и отверстий. На глазах, измученных и бесцветных, навернулись слёзы.
- "Принуждение к миру! Так нам сказали перед отправкой. Соседи взбунтовались, свергли короля и устроили бесчинства. Банды мародеров и разрозненные военные группировки, утратившие единое командование, угрожали нашим границам! Опять же, нам так сказали! Это должно было быть легко! Как прогулка с винтовкой наперевес. Просто демонстрация силы, призыв к порядку! Ха, как бы не так! Нас встретили во всеоружии! С яростью, которой я не встречал нигде и никогда! Только не это страшно! И не те монстры и чудовища, которых мы ожидали там встретить! Ужасно то, что нам пришлось убивать людей! Да! Людей! Сначала, конечно, мы все обделались, когда на наши позиции, после массированных пушечных обстрелов газовыми снарядами, из густого отравляющего дыма посыпали монстры во плоти! Огромные, с толстой, непробиваемой шкурой и большими головами, с одним единственным глазом! Мы тогда отступали, бросив всё, что притащили на укрепления! Всё потеряло ценность, лишь бы спасти свои шкуры! Только потом, после нескольких удачных контрударов, отбив потерянные позиции и получив немного времени, чтобы отдышаться, мы смогли рассмотреть трупы наших врагов. Наверное ужас, который мы испытали, сняв с головы "монстра" его уродливую маску, не сравнить даже с ужасом первых боестолкновений, когда из мрака, заполненного дымом на нас прыгали массивные фигуры, без лиц и с нечеловеческой силой! Правильно говорят, что у страха глаза велики!"
Я поёжился, то ли от холода, то ли от ужасных воспоминаний недавних злоключений. Казалось, что в вагоне стало ещё холоднее. Кто-то закричал во сне, словно его разрывали на части живьём и сидящий рядом товарищ принялся заботливо утешать испуганного бойца.
- "Наверное, кошмары будут мучить нас до конца жизни! Кошмары и обида... Обида от того, что все эти жизни отданы зря! Весь ужас и несправедливость, с которыми мы столкнулись, забудутся в умах рядовых обывателей либо заглушатся речами умелых ораторов, объясняющих произошедшее с "правильной" точки зрения. А какая правда у солдата? Только приказ и это священно! Даже если это преступный приказ? Даже, если преступный. Сотни, тысячи убийц, проливавших кровь друг друга, обагряя ею водоёмы и пропитывая почву, выжигая поля и города мнимых врагов, оправдаются бездушным словом - "приказ". Мы все выполняли приказ. Мы все дали клятву своему королевству. Мы солдаты и нас не спросит никто, хотим ли мы умирать или отнимать чужие жизни! Нам просто дают приказ, и если что-то пойдет не так, всегда можно развести руками и назвать причиной неудач плохих солдат! А в случае победы, назначить парочку героев, расхваливать их отвагу некоторое время, ставя в пример и спекулировать на добытой ими победе! Только вот, что в первом, что во втором случае, вскоре это всё забудется, сотрётся в череде других событий, ща которыми никто и не вспомнит тех ужасов, что пришлось пережить простым солдатам! Лишь только где-то будут с криком просыпаться искалеченные ветераны с нарушенной психикой и бесцветными глазами, нарушая чей-то сладкий сон! Вот и всё, что останется от нас - героев, принуждавших к миру грозным оружием и всепоглощающим пламенем пожаров войны! Но у меня, как и у многих, была своя правда! Я сражался за дом. За семью и детей, за свою жену. Так я горел этим рвением, что был готов рвать голыми руками неведомого врага, пока кое что не понял... Меня готовы рвать так же, за своих жен и детей, за дом, в который я пришел с винтовкой и с саблей на перевес... Вот только мои дом и жена этим людям, а не монстрам, были совсем ни к чему, своих бы спасти от захватчика!"
Где-то в глубине вагона сухо щёлкнул затвор винтовки и уже привычную тишину вагона, слившуюся с монотонным перестуком и завыванием ветра, разрезал оглушительный выстрел, сопровождаемый яркой, но короткой, как и оборвавшаяся жизнь, вспышкой. Я лишь вздрогнул, осознавая боль, заставившую искалеченное сознание принять такое нелегкое решение. А ещё я знал, какие мысли были в голове у этого человека. Знал и боялся, ведь всё это давило и на меня!
- " Сколько же ещё будет таких сухих выстрелов в ночи? Сколько тех, кто выжил в безумных жерновах беспощадной братоубийственной войны, присоединятся к бесчисленным полкам павших? Сотни, тысячи? А может все, без остатка? А может мы все мертвы? Умерли в тот день, когда узнали об обмане? Или когда поняли бессмысленность всей этой войны? А может от обиды, когда наши правительства пожали друг другу руки в золочёных дворцах за богато накрытыми столами? И словно небыло этих голодных дней и ночей в сырых окопах, небыло рек крови и слёз, пролитых за чьи-то ошибки или амбиции! Всего этого как-будто не случалось наяву! И всё это страшный, бессмысленный сон, от которого мы будем просыпаться с отчаянными криками в тугую и холодную пустоту!"