Драка в караулке
Да, денек выдался. И ночка не хуже.
Сначала на полигоне что-то не понравилось замкомвзвода Беретенникову и он нас, молодых, начал, что называется, «гонять». По грязи – к морю бегом, оттуда – гусиным шагом, потом руки за плечи. Через несколько таких проходок, мы все стали настолько вымотаны, что под очередную его команду «гусиным шагом» - не подчинились.
Нет, не стали возмущаться, что-то говорить, а просто тяжело дыша, остались сидеть вприсядку на земле, едва переводя дух. Так – не сговариваясь. И это показалось чем-то естественным даже мне.
Но оказывается, за нашими экзерсисами наблюдал в сторонке комбат (может, по его наводке Беретенников нас и гонял), он не просто подошел – он подбежал к нам. И, что называется, - началось!..
Чего только не было! Бегом туда и обратно, ползком на руках, ползком на брюху, потом несколько раз команда «Газы!» - и то же самое в противогазах. И как вишенка на торте – «Вспышка с фронта!», когда мы все так и плюхнулись в весеннюю жирную мартовскую грязь, в которой стояли, и далее по команде комбата поползли к батарее со стоящей на позиции машиной управления.
Мы были не просто грязные, мы были грязные насквозь. Комбат даже не стал никак комментировать – приказал всем оправиться и подготовиться к возвращению в часть и заступлению в караул. Вот она – настоящая солдатская жизнь! Ты же этого хотел? Вот что такое солдатская дисциплина, и теперь понятно, что значит неисполнение приказа… Странно, но в душе было как-то спокойно и даже приятно. Хотя все время пришлось потратить перед заступлением в караул на отмывку и отчистку от грязи – о каком-либо отдыхе и подумать было нельзя. Успеть бы к инструктажу и разводу. Мы так и вышли туда все в полумокром ХБ, не успевшем высохнуть даже после усиленных проглаживаний в каптерке.
Надеялись как-то подуспокоиться и отдохнуть в карауле, но не тут то было. Начались какие-то терки между офицером 2-й, сдающей караул, и офицером принимающей, то есть нашей батареи. Такое иногда бывало, когда офицеры не ладили и тогда отыгрывались так порой друг на друге. Естественно, больше всего страдали от этих «офицерских терок» солдаты. Разумеется, молодые. Их заставляли чуть ли не вылизывать караулку, в том числе все очки в туалете, выдергивать чуть ли не каждую травинку вокруг и на постах или проверять чуть ли не все печати.
Меня на этот раз все это коснулось только отчасти, потому что я сразу заступил на пост в первую смену, но когда через два часа вернулся с поста, смена караула еще не была произведена. Я только заметил озлобленность всех дедов из 2-й батареи, которых много оказалось в карауле (так они спасались от полигона). Один из них сержант Раатов орал на моего командира отделения Шалмурадова, и тот тут же меня послал перепроверить печати на всех складах. Это значило, что на каждом входе надо было поднять специальную защитную кожанку над замком, где висела пластилиновая печать и посмотреть, все ли на ней цело – на месте ли веревочка, и виден ли четко номер части. И четко удостовериться, что это за номер.
Все это заняло у меня не меньше часа времени – везде все было нормально, оставался еще один склад, самый дальний, но у него была такая огромная лужа с грязью, что я махнул на него рукой. Везде одинаково – значит и там так же. А лезть в грязь в сырых раскисших сапогах - бессмысленная трата времени.
Я вернулся и доложил, что все нормально. Раатов, все еще злясь, как на зло, переспросил про этот, так и недопроверенный мною склад. Я подтвердил, что и там стоит печать нашей части. Странно, что у меня даже в этот момент «невинной лжи» ничего не дрогнуло внутри – а ведь должен был бы почувствовать, чем это может обернуться. Раатов послал проверить печати кого-то из своих дедов, и можно представить его ярость и ярость всех дедов, когда выяснилось, что там стояли печати другой части. Впрочем, все это я уже осмысливал задним числом…
Раатов, едва на скрежеща зубами (он был кто-то из кавказцев по национальности) завел меня в комнату отдыха, откуда предварительно были изгнаны все солдаты из нашей батареи. С Раатовым еще были Курсунов, узбек-дед, и Шараманян… Да-да, тот самый, кому решили внести в учетную карточку предупреждение за побег Усесика.
- Ты, слоняра вонючая! – орал чуть не с пеной Раатов. – Ты еще гонишь на дембелей, сучара недоношенная!...
Впрочем, от душившей его ярости он долго не разглагольствовал, и сразу толкнул меня на кушетку, куда я упал, не удержав равновесия. Тут же подскочили Курсунов и Шараманян и стали бить. Бить впрочем, старились не по лицу, чтобы не оставалось следов, а больше по телу. Я первое время настолько опешил, что почти не сопротивлялся. Но в какой-то момент как-то что-то включилось во мне. Страха, помню, не было. Какая-то ответная волна ярости и даже азарта…
Я выхватил штык-нож и вскочил. Видимо, вид у меня был устрашающий, что от меня вся троица как-то разом отпрянула.
- Ну, кто на меня?..
Я плохо соображал в тот момент, но интуитивно делал то, что и надо было делать.
Раатов первым пришел в себя и сообразил, как вести себя со мною…
- Ты слон!.. – зашипел он. – Ты думаешь, меня испугать… Да я уже был под ножом… Дай сюда…
И выставив вперед правую руку, он стал приближаться ко мне. Из всей этой бившей меня троицы я как-то его больше всех уважал, да еще сержант, да еще и не боится… Конечно, я ничего не смог поделать. Ярость моя поутихла, и я позволил ему приблизиться ко мне и обхватить меня руками. Только для вида я отводил руку с ножом в сторону, пока он не достал и ее и, заломив ее, не отобрал нож.
Для остальных это было сигналом – они снова набросились на меня и стали мутузить, хотя уже и без прежнего энтузиазма, а с некоторой опаской. Снова как некое «дежавю» наскочило на меня. Я опять вырвался и заорал:
- Втроем на одного!.. Трусы!.. Давайте один на один!..
Небольшое совещание продлилось недолго, и вперед выступил узбек Курсунов. Его круглое лицо с маленькими узкими глазками как-то резко отпечаталось во мне, словно и сейчас я вижу его перед глазами. От оттопырил вниз нижнюю губу и оттуда раздалось что-то напоминающее рычание:
- Хы-ы-ы-ы!..
Впрочем, вглядываться было некуда, мы тут же сошлись на коротком пространстве отдыхательной комнаты. Курсунов был ниже меня, но шире в плечах и явно сильнее. Однако мне сразу удалось свалить его на пол, обхватив руками. Странно, что ни он, ни я не применяли никаких ударов – все заменилось силовой борьбой. В какой-то момент он оказался подо мной, его плохо стриженный затылок - как раз под моею правой рукой. Самый момент ударить его по этому жирному загривку. Но я чувствовал – не могу. Какой-то внутренний запрет. Возможно, это был страх, что за него ответят другие, а возможно – та же самая интуиция, которая в критические моменты бессознательно выбирала самую правильную линию поведения.
Наконец, Курсунову удалось стряхнуть меня и подмять под себя. Оказавшись надо мной – он в отличие от меня дал волю своим рукам, но и тоже, как мне показалось, не в полную силу. Я уже просто защищался, уводя в сторону лицо, куда тот, к слову и не старался ударить. В какой-то момент и мне удалось вырваться и забиться в угол комнаты. Я конечно, выглядел растерзанно, но не сломлено до конца. Впрочем, боевой дух был уже отчасти потерян у обеих сторон.
Раатов взволнованно ходил по два шага туда-сюда, как бы выплескивая из себя то, что он не выместил в драке.
- Ты слон!.. Запомни, ты – слон!.. – почти без кавказского акцента, только с чуть заметным придыханием говорил он. – Ты должен нас уважать – ты понял!.. Мы – дембеля!.. Мы тебя размажем, если захотим…
- Не пугайте!.. Вы меня не пугайте!.. – я шипел из своего угла. Во мне еще окончательно не пропал изначальный взвод.
- Смотри – заложишь, хуже будет!.. Ты понял?.. Это я тебе говорю!.. Знаю я таких… Был тут один до тебя коммунист… Что-то рыпался поначалу. А через месяц тормозом стал… Таким тормозом, что и звука не скажет… Чмом полным. И тебя – смотри сделаем…
Раатов еще что-то там рычал, что я не запомнил, и наконец, вся троица вышла из комнаты, и из караулки. Сдача караула наконец состоялась, и делать им тут больше было нечего. Примечательно, что за все время драки никто не попытался ее прекратить. Хотя тут было пара офицеров из моей и второй батареи. Но это, видимо, был как раз тот случай, когда «двое дерутся – третий не приставай». Они, видно, думали, что процесс моего воспитания таким образом пойдет мне на пользу, а то и откровенно струсили этих «злых дедушек» из второй батареи. За солдат я уж и не говорю.
Только они ушли, как через некоторое время ко мне в комнату отдыха зашел Палахвердиев. Это был азербайджанец, на полгода меня старший, то есть уже по армейской терминологии - «карась». Он мне нравился каким-то своим постоянно неунывающим и веселым видом.
- Знаю милый, знаю, что с тобо-о-о-ой!.. – часто орал он, имитируя Пугачеву, уморительно растягивая и коверкая слова и подвывая на восточный лад.
На этот раз он с серьезным видом прочем мне такую мини-лекцию:
- Послушай, что я что тебе скажу. Ты все-таки не прав. Ты не уважаешь дембелей и дедушек – а это неправильно. Сам, когда таким станешь – поймешь меня. Но главное – запомни! – не вздумай настучать. Не надо!.. Пойми!.. Не стоит их сажать в тюрьму… Ты понимаешь… Ты же сам виноват. И печати не проверил, как надо… Так что тебе это и откликнулось. Прими за урок. К тебе все вернется… А они тебя просто поучили немножко – и все. Тебе же на пользу это!.. Ты уловил?..
Тогда мне трудно было осознать «многую правоту» его увещеваний. Хотя оставшись наконец в безопасности и особенно уйдя в очередную смену на пост, мне было о чем подумать. Разумеется, о стукачестве и речи быть не могло. Но мне травило душу, что я действительно был виноват. Да – отчасти виноват в этой «дедовской ярости». Не пошел – не проверил, как надо, печати – и вот попал… Я думал, что я до конца прав, а оказывается, мне и надо было дать по морде. Так мог бы поступить какой-нибудь Бабченко… (Это один из тех самых «тормозов» во второй батарее. Как-нибудь еще расскажу о нем.) И эта «оправданность» произошедшего со мною сильно травила душу и не давала почувствовать удовлетворенность от в общем-то достойного собственного поведения. Но так уже со мною бывало, что, не струсив в самом деле – эта трусость придет позже и сделает ту «размазку», которую она хотела сделать раньше. Это моя старая болезнь…
Впрочем, всему свое время.
(продолжение следует... здесь)
начало - здесь