По мнению историка Беляева
Сборник документов «О сторожевой, пограничной и польской службе…», достоверный и точный, наполненный необходимыми пояснениями, составил и опубликовал в 1846 году И.Д. Беляев.
Старая Данковская крепость играла в регионе главную роль. В сферу деятельности её гарнизона вошли сторожи 4-го разряда, стоявшие на Быстрой Сосне, Дону, Мечи, Сквирне, Вязовке, на Рясах. Смесные они или смешанные, потому что службу на них данковские казаки несли совместно с дедиловскими и епифанскими:
«Разряд 4-й: сторожи по Сосне, Дону, Мечи и по иным польским речкам и урочищам; всего 14 сторож: 1-я на Сосне усть Ливен; 2-я на усть Сернавы; 3-я на усть-Воргла; 4-я у Талецкаго брода на Сосне; 5-я на Дону под Галичьими Горами; 6-я у Криваго бору; 7-я на Дону на Ногайской стороне, усть Скверны, против Романцовскаго лесу; 8-я вверх Скверны; 9-я в верх Кобельши Ягодны; 10-я вверх Ряс; 11-я на Мечи усть – Мышковскаго броду; 12-я на той же Мечи меж Зеленкова и Семенцова брода; 13-я на Вязовке повыше Вязовскаго устья на Дрычинской дороге; 14-я вверх по Вязовке на Турмышевской дороге» (9).
Термин «польские» означает полевые, а «украинские» – окраинные.
Фраза лаконична, в ней нет упоминания о Коне, зато 11-я сторожа 1571 года однозначно привязана к устью Красивой Мечи и построена по единой схеме с предписаниями для других маршрутов, где ориентирами служат устья рек. «Усть – Мышковскаго» – написано через длинный интервал, что указывает на отсчёт расстояния от устья Мечи до Мышковского брода, между точками «устье» – «Мышковский брод». По-другому её трактовать невозможно, где бы этот брод ни находился, и в каких бы вариантах он не назывался. «Устье брода», как понятие, не существует. Сравните его с «усть-Воргла», где речь идёт о конкретной точке в устье речки Воргол. И не пытайтесь выдавать за «устье» место истока реки. Оно здесь совсем не уместно. Устьем называют линию или плоскость соединения двух каналов. К примеру, устьем печной трубы называется место её выхода из топочной камеры. По этой же схеме в одной из летописей устьем названа линия истока Невы – место выхода Невы из Ладоги. По аналогии с ней некоторые деятели пытаются считать устьем исток верхней Непрядвы из Волова озера, забывая, что в сотне километров от него Дон не может служить ориентиром Куликова Поля. Во всех документах о Сторожевой службе: устье – это зона слияния водных потоков, как и у Непрядвы с Доном.
На места расположения сторож, для их осмотра с Крымской стороны, посланы князь Михайло Тюфякин и дьяк Ржевский. Они всё привели в порядок, и ими «оставлены метки для ездоков, где им съезжатися друг с другом». После этого в роли метки появился славный казачий символ – лебедянский Каменный Конь. Затем в Москву созвали представителей украинских городов, уточнили и внесли сведения о маршрутах и их ориентирах от непосредственных исполнителей – от сторожевых казаков. По результатам совещания, 16 февраля 1571 года вышел документ, подписанный царём Иваном IV. Указ содержал подробную роспись:
«11-я сторожа на Мечи у Турмышского броду, а сторожем на ней стояти из Донкова, да из Епифани, да с Дедилова шти человеком, из города по два человека, а беречи им направо от Турмыша до Коня вёрст с семь, а налево до Брысинского броду вёрст с шесть.
12-я сторожа на той же Мечи меж Зеленкова и Семенцова броду на 15 верстах; а сторожем на ней стояти из Донкова да из Епифани да из Дедилова 6 человеком, из города по два человека» (10).
Древний строй русского языка и ныне забытые ориентиры не всегда понятны читателям, часто вызывают споры, поэтому требуют пояснений. Участники сторожевых дел: Конь, писарь и патруль. Как ориентировался писарь? Не по расположению столицы или крепости, как считают некоторые специалисты, и азимут север-юг неуместен, потому что реки сильно петляют. Сама река была главным безошибочным ориентиром. Проверьте маршруты: во всех случаях писарь смотрел на реку и на броды с того берега, по которому пролегала дозорная тропа, и, поворачивая свою голову «вправо-влево», вносил в текст пункты. Патруль – это вам не часовой на крепостной стене, всегда глядящий в сторону угрожающего направления. Казаки вели наблюдение во все стороны, но всегда помнили, где у них река. Как правило, сторожу ставили на одном берегу с маршрутом. В данных цитатах речь идёт о правом береге Мечи, на котором стояли все: Конь, сторòжи и сторожà, и сам писарь.
Современникам кажется: логичней бы было патрулировать левый берег, который защищён рекой – под прикрытием реки спокойней, да и нарушителей легче засечь на зеркале воды, при её переходе. В диких местах эти факторы не имеют значения. Нарушители и пловцы ходят во все стороны и видны одинаково: что туда, что обратно. Это не оборона берега, а всего лишь наблюдение на местности.
Почему выбран именно правый берег? Проблема чисто топографическая. Левый берег Нижней Мечи, на участке от устья до Тютчевского леса, плавный и пологий, а далее, сильно изрезан глубокими оврагами с крутыми непроходимыми берегами. На этом рельефе споткнулись сторонники ошибочной идеи – версии похода Мамая вдоль левых берегов Мечи и Птани до нечаевского поля. Если нет у вас возможности пройти по этим местам ногами, хотя бы в карту посмотрите: правый берег Мечи заметно ровнее, за исключением километрового участка от устья до Каменного Коня. Этот береговой участок – высокая каменная скала, поэтому его не патрулировали.
Отрезок длиною в 7 вёрст (11,2 км), отмеренный от Коня налево, упирается в старый Турмышский брод в Мочилках \6/. Для особо одарённых оппонентов доложу: если считать в обратку, согласно росписи, от Турмыша направо до Коня будет ровно столько же! В одной версте было 750 саженей, поэтому вёрсты необходимо умножать на к = 1,6. Стратегическая Турмышская дорога уходила на север, в сторону Старого Данкова и Епифани, и ещё раз отметилась на реке Вязовке. Старые дороги, пересекавшие брод в Мочилках, хорошо прослеживаются на карте 1790 года \9/. Древняя Турмышская дорога отчётливо видна на левом берегу Мечи и теперь служит типичной полевой грунтовкой.
Если отмерим от Турмышского брода 6 вёрст (9,6 км) налево, попадём на старый Дрысинский брод в Сергиевском, на котором рассыпаны руины моста. Разумеется, Дрысинская дорога рождалась на одноимённом броде и уходила в Барановку на реке Вязовке, в точку 13-й сторожи.
Семенцовский брод находится на реке Семенёк, в полутора километрах от её впадения в Красивую Мечу \10/. Древнее название реки – Семенец, отсюда брод – Семенцовский. На последнем участке, берега речки крутые, непроезжие, а в точке брода отлогие. Здесь стоит железный мостик, через который ходит легковой транспорт. Речное дно каменистое, поэтому древний брод служит хорошей переправой тяжёлым грузовикам, доставляющим свёклу на Елецкий сахзавод.
Отмерим 15 вёрст (24 км) от реки Семенёк, и угодим на Зеленковский брод. Смотрим современную карту: между поселениями Сторожевая – Запрудненская, с правого берега в Мечу вливается балка Тармыш – новый Турмыш, переехавший из Мочилок \11/. В 1571 году этот брод пометили Зеленковским, подчеркнув принадлежность к Зеленковскому региону. Сам Зеленков появился в новой росписи сторòжам от 1623-го, в роли столицы Зеленковского стана, при его создании в 1638-м, и закрепился в точке современного поселения Сторожа.
В более поздние времена недобросовестные историки произвольно трактовали сведения из древних документов, которые связаны с Конями или со сторожами. В упор не хотели видеть главный ориентир. Будто живых, гоняли Коней из одного стана в другой, перемещали по шкале времени, выдёргивали выгодные фразы из контекста документов. Вся информация о сторòжах и о дорогах обширного региона Верхнего Подонья идеально ложится на места от ключевой точки, от лебедянского Каменного Коня.
В книге Беляева говорится:
«Сторожи сии были в безпрестанных сношениях друг с другом и составляли несколько неразрывных линий, пересекавших все степные дороги, по которым татары ходили на Русь» (11).
В одиночку сторожи старались не ставить, а чаще всего по две рядом. В данном случае неразрывная линия 11-й и 12-й сторож тянулась на 28 вёрст (44,8 км) от Коня до старого Зеленковского брода в пункте Запрудненская.
Другие хранители истории
Разгадку гидронима «Турмыш» ищите в языке коми, который относится к угорской группе. «Мыш» – означает горбатый. «Тура» – встречается во многих словах, как показатель величины объема, а в применении к броду, однозначно переводится – мелкий. Турмыш происходит от выражения «тура-мыш» – мелкий брод в самом горбатом месте реки. Русские мышцы или «мышки» – тоже горбы, если следовать языковой логике коми.
Особая благодарность Усу Александру Леонидовичу, носителю языка коми-кыв, объяснившему древнюю терминологию, и попутно прояснившему, что «Мùча», с ударением на первом слоге, означает «Красивая». Смотрите в булгарских летописях, где речка тоже Кызыл Мùча – Красная, да ещё Красивая!
Мечà. Не пытайтесь ломать язык и ставить ударение на первом слоге, по формальной рекомендации словаря. Лингвистам всё равно, а русское население ударяет только по второму слогу. Народ – творец языка, а не формальные филологи.
Слышу возражение: где коми, а где Меча? Неисповедимы пути народов – длинны и извилисты. По белу свету бродили не только евреи. Кто и когда загнал народ коми на крайний северо-восток Европы? Где их прародина? Если прочертить путь с берегов Мечи до нынешнего места их обитания, то он окажется как раз впереди трассы переселения славян, пройденной в направлении на северо-восток в первом тысячелетии. Но не русские согнали их с благодатного места. Дело здесь в проторенных древнейших дорогах. Коми, теснимые киммерийцами, перебрались на современные места обитания во втором тысячелетии до новой эры. Язык коми-кыв остался неизменным в дальней холодной стороне, а многие уцелевшие гидронимы Верхнего Подонья – достаточное основание, чтобы делать такое предположение.
В «Государевой грамоте в Темников князю Еникееву…» 1577 года продублирован материал из документа от 1571-го. В предписании для данковцев, маршрут стал упираться в Брысинский лес:
«11-я сторожа на Мечи у Турмышского броду, а сторожем на ней стояти из Донкова, да из Епифани, да с Дедилова шти человеком, из города по два человека, а беречи им направо от Турмыша до Коня вёрст с семь, а налево до Брысинского лесу вёрст с шесть» (12).
«Брысинского лесу» – на первый взгляд кажется опиской. Для Епифанского и Дедиловского гарнизонов, как и прежде, значится Дрысинский брод. Рысин лес из межевых документов – это сокращённый, упрощенный для произношения вариант. Располагался он к северу от Дрысинской дороги и заполнял пространство огромного угла, который рисует Меча с севера и с востока. До него в упор ходили патрули 11-й сторожи. Многие поселения Бруслановского стана привязаны к Рысину лесу именно в этом регионе. Брысин лес простирался за Мечой от Семенька до балки Большой Верх, а на левом берегу росли Вязовый и Слободской.
Северную границу древнего леса подтверждает документ, в котором рассказывается об отступлении татарского отряда по маршруту Спешнево – речка Хмелинец (ныне балка Хамелинец) – Брысин лес в Бруслановском стане, который пересекает Красивую Мечу на участке от Хрушёвки до Кузьминок. Елецкий воевода докладывал царю:
«В нынешнем, государь, в 134 (1626) году приходили де, государь в Донковский уезд в деревню Спешневу татар человек со сто, а от Спешневой де, государь, деревни татаровя пошли вниз по речке по Хмелинце к Елецкому уезду. По твоему, государеву указу ходил в поход я, холоп твой, Ивашко. А со мною, холопом твоим, в походе были казачени стрелецкой голова Яким Кривский да ельчаня дети боярские и полковые казаки с вогненным боем. И с татары, государь, сошлися в Елецком уезде в Бруслановском стану под Брысиным лесом. И татаровя, государь увидя твоих государевых людей, пошли наутек. И, я, холоп твой, Ивашко, за татары шёл наспех до реки Сосны день да ночь» (13).
Потом в 1632 году писал лебедянский воевода:
«Воевав Бруслановский стан, на заходе солнца перелезли р. Мечу к Лебедянскому уезду. И августа ж в 28 день, в другом часу дня пришли воинские люди татарове к Лебедяни и разделяясь со всех сторон, человек с тысячу, и приступили к посаду и бой был со второго часу до вечерни. Воинских людей татар от посада отбили, и посад и слободы жечь не дали» (14).
После Смутного времени, враги пришли и ускакали обратно через участок Нижней Мечи, где сторожи уже не стояли, поэтому броды были бесконтрольными. Разбойники полагали: к 1623 году Лебедяно-Данковский край восстановился после нашествия Сагайдачного, и появилась пожива.
Набеги кочевников, произошедшие через броды Красивой Мечи в сторону Данкова или Епифани, сохранились в преданиях местного населения и оформились у историков в версию похода Мамая на север по берегам реки Птань, в сторону нечаевского Куликова поля. Уж так принято: всё приписывать на счёт самого известного персонажа. С этим казусом мы разберёмся в главе про Кузьмину гать.
Конь или лев?
Прежде чем приступить к чтению следующего абзаца, прошу читателей новым взглядом и с пристрастием рассмотреть первую фотографию \1/. Сделайте минутную паузу и ответьте себе на вопрос: что за зверь здесь изображён? На кого он похож, на динозавра или на коня? Правильный ответ: несомненно, на льва! И что из этого следует? Из этого вытекает происхождение названия села Брусланово – столицы Бруслановского стана \4/.
Теперь, давайте разбираться. Краеведы и исследователи насчёт «Брусланово» выдают две версии (15). Первая утверждает, что оно пошло от старинного русского слова «брус», то есть камень. Если принять во внимание Красную площадь, замощённую этим брусом, а по-современному брусчаткой, то всё будет правильно. Но! Если бы значилось «Брусово», то было бы всё совсем корректно, потому что этот брус-камень в массовом количестве всегда добывали в этих местах и теперь продолжают добывать в Рождественском карьере. Но куда же девать вторую, весьма странную часть слова? Так вот, другая часть исследователей на этот счёт утверждает: название пошло от татарского слова «арслан», то есть лев. Мгновенно возникает вопрос: какой такой «лев» на Красивой Мече – опять родина слонов?! Немного анализа и получится, что правы все, кто выдвигал гипотезы – и первые и вторые. Объединим обе версии, и получится «брус-арслан», если короче, то «бруслан» или «каменный арслан» – на любой случай. Если трансформировать и перевести полученный русско-татарский топоним в область нормальных современных понятий, то миру явится татарский Каменный Лев, который у русских значится Каменным Конём. Справедливо сказать: изображение на данном камне идеально похоже на льва, на хищника, а для травоядного коня, у него немного коротковата морда. Брусланово получило своё древнейшее имя от этого Каменного Льва, и стоит оно совсем рядом, на прямой дороге от памятника – на татарской Балской дороге. Ох уж эти татары, со своими неформатными летописями!
Вот где спрятался древнейший символ угорских народов!
Свидетельствуют историки
После Беляева, историки Вейнберг, Марков и Норцов занимались реабилитацией лебедянского Каменного Коня, и подарили цепочку своих свидетельств.
В статье Леонида Вейнберга «Дон, река в Европейской России»:
«В глубокой древности на Дону были известны только 4 пристани:
У Каменного Коня, или Конь-камня (на устье Красной Мечи ниже г. Лебедяни);
В Тешеве (ныне уездный город Задонск) …» (16).
Подтверждается, какой Конь отражён в описании путешествия А. Голохвастова в 1499 году. Полагаю, Леонид Борисович лично видел Каменного Коня в период работы над своей статьёй, но, почему-то, упустил из вида Дубок, который служил самой древней и самой верхней пристанью Дона? Полагаю, ответственные авторы словаря воспользовались древними документами от Голохвастова, а точная дислокация Дубка не была им известна.
Свидетельство Е.Л. Маркова, нашёл липецкий фотохудожник Андрей Викторович Шаталов в книге «Донская Беседа»:
«Игнатий (писарь в экспедиции 1389 года – примечание Н. Скуратова) точно также не упоминает о некоторых других очень заметных и известных в старину урочищах Донского берега. Так, например, он проехал, ничего о них не упомянув, мимо Волотовой могилы, немного выше устья Красивой Мечи, мимо «Каменного Коня», у устья той же Мечи, мимо Галичьей горы и т.п. Нельзя же предположить, чтобы столпы Донской Беседы или Каменный Конь Мечи, несомненно, представляющий собою древнее языческое божество, обычное олицетворение солнца – появилось на Дону после Пимена» (17).
Внизу страницы 238 имеется примечание №145 от недобросовестного А.Н. Бессуднова, походя отодвинувшего Коня из устья на 50 км вверх по Мече:
«Иначе называется Конь-Камень – причудливое нагромождение глыб кварцитового песчаника на склоне долины реки Красивой Мечи близ села Козье (в настоящее время Ефремовский район Тульской области)» (18).
Евгений Львович уверенно заявляет о Каменном Коне в устье Мечи, однако его недоумение в отношении экспедиции митрополита, не заметившего некоторые главные объекты, не оправданно. Дело здесь в вере. Не пристало христианскому функционеру писать о языческих объектах: о Каменном Коне, о половецкой Волотовой Могиле с болванами. К тому же, Конь и Волотова Могила располагались в версте от Дона. Мимо них могли проскочить. Скалы, подобные Донской Беседе, висели по берегам через каждые 5 вёрст, поэтому путешественников не удивляли, да и расспрашивать было некого – берега пустынны, человека не видно... Все прочие скалы срубили добытчики строительного камня в 17 – 20 веках, чем сильно подпортили живописные картины донских ландшафтов. Шестьсот лет прошло с той поры, но ничего не меняется в нашем мире: современные липецкие функционеры стоят на тех же принципах – игнорируют историю языческого Каменного Коня. Это их уровень компетентности, и отсутствие элементарной человеческой совести.
Смотрите труды профессора В.П. Загоровского, который не знал, где стоит самый древний Конь [1]. Да к тому же Данков основали на новом месте в 1619 году, а не в 1521-м и не в 1563-м, как считали до 2011 года.
Мнение тамбовского историка Алексея Норцова отражено в «Адрес-календаре Тамбовской губернии»:
«Лебедянский уезд. Река Красивая Меча.
В старину на реке находилась пристань. Когда в 1499 году был отправлен посол к Баязиду, в свите было много купцов, ехавших в Азов и нагрузивших барки у «Каменного Коня», на Красивой Мечи» (19).
Нашла его любознательная дама из Липецка – Лидия Сергеевна Либгот.
Подчеркну, Конь стоял в Лебедянском уезде.
Заветный камень на распутье
С точки зрения географии и здравого смысла, всё просто: древнейшие стратегические дороги – сухопутные и водные, приходили из Рязани, из северо-восточной Руси, из Владимира и Мурома и после Донской переволоки пересекали Дон первым. Рядом с переволокой необходима пристань и город, в котором жили волочильщики. Далее эти же дороги пересекали Нижнюю Мечу и уходили на Чернигов и Киев или на Азов \2/. Меча приходила из далекого северо-западного сектора, поэтому на роль ведущей водной магистрали никак не подходила. В Туле нечего было делать. Даже при назначении Москвы столицей, продолжали ездить и плавать через Рязань.
Стало быть, Нижняя Меча – ворота к Данкову и к Рязани. Сторòжи, поставленные на Столповой, Турмышской, Дрысинской и Михайловской дорогах взяли под контроль западное направление, а сторòжи Быстрой Сосны – южное \8/.
Почему Конь-памятник был таким знаменитым в истории? Обитал в самом бойком месте – в устье Красивой Мечи. Оригинальная статуя, да ещё в облике Коня – помощника и любимца, служила отличным ориентиром, а его образ дополняли сказочные персонажи Красного Буерака: Чур, Световид, Змей-Горыныч, Колобок, Велес, Горыня, Лунница \12/.
До Смутного времени речь идёт только о лебедянском Коне. 11-я и 12-я сторожи контролировали участок нижнего течения Красивой Мечи, а на крайней южной точке маршрутов стоял Каменный Конь – первый пограничный столб Древней Руси.
Волна активности по реабилитации лебедянского Коня, поднятая в конце 19 века, угасла в череде революций и войн. С переходом Лебедянского уезда в Рязанскую область, а потом в Липецкую, Каменный Конь ушёл от тамбовских людей, заблудился на рязанских дорогах, а в пустую липецкую конюшню не добежал – нарвался на лебедянских конокрадов.
Полный текст исторической монографии "Свет забытой Непрядвы - 2023" опубликован в бумажной книге и в сети
https://dzen.ru/a/ZJQ6xspArAKfkjYd
Продолжение следует в статье "1.2. Ефремовский Конь-камень" https://dzen.ru/a/ZJltp5kMWz0nZ3t6
Николай Прокофьевич СКУРАТОВ.
Смотрите фильм "Красный Буерак в Чурове" https://dzen.ru/video/watch/6812fc027650c106ad2f8866