Была весна и стояла тёплая ночь, в которой, как сахар в чашке кофе, растворялся запах цветущей сирени. Деревья казались изумрудно-зелёными в свете электрических фонарей — света было много, он заливал улицы и переулки, и горел в окнах старых домов за задёрнутыми занавесками.
Уже сильно навеселе я возвращалась домой, когда, проходя мимо въезда в какой-то двор, увидела огромную, старомодную и сверкающую вывеску бара.
Внутри было мало места и много людей, барная стойка подковой стояла перед стеной — полированное дерево и отделка медью, позади растянулось зеркало до потолка и сверкающие полки, заставленные самыми разными бутылками, в уголке — маленькая кофеварка, из которой бармен подливал посетителям кофе в белые, низенький чашки.
В крошечном зале было довольно сумеречно, светильники в стиле стимпанк давали больше теней, чем света. Прямо у входа стояло старенькое пианино, похожее на одно из тех, что можно увидеть в коридоре какой-нибудь музыкальной школы, однако, отлично настроенное. За пианино сидела девушка с копной великолепных, вьющихся тёмными кольцами волос, с фигурой богини земли. Рядом у окна стояла девушка в чёрном котелке, чёрных (несмотря на поздний вечер) очках, в брюках и белой блузке с бабочкой. Она пела джаз.
Пианистка великолепно импровизировала, её напарница пела так, что хотелось танцевать, однако посетители, занятые разговором, почти не обращали на них внимание. Здесь было много людей в несколько экстравагантной одежде, девушки, если и не красивые, то очень ухоженные, ни одного агрессивного лица и много пространных разговоров: об искусстве, о каких-то художниках, а ещё больше о ресторанах, крутых знакомых, завуалированного хвастовства и рассуждений многословных, но не рождающих новых мыслей.
Я заказала сидр, оказавшийся на удивление невкусным, села около угла стойки и принялась слушать музыку. Место мне определённо нравилось. Я прислушивалась к разговорам и аплодировала импровизациям пианистки.
- … есть глубокая разница между страхом, имеющий конкретную причину, и ужасом перед Ничто.
- Не говори глупостей. Нельзя просто бояться.
Я прислушалась — говорили парень и девушка слева от меня. Они стояли несколько позади и повернуться и посмотреть на них было бы невежливо. Но разговор меня заинтриговал.
- Это ужас, который парализует тебя как крысу перед змеёй, - продолжил парень. - Он накрывает, когда ты смотришь в темноту и видишь там нечто ещё более тёмное. В этот момент ты боишься потенциала: то, что не видно, но может быть. Это и есть демон.
- Если человеку что-то чудится, это называют бредом, - засмеялась девушка. - Ещё расскажи мне об ангелах!
- Не знаю ничего насчёт ангелов, но демоны есть, - категорически ответил парень, - без демонов мы не имели бы смысла.
- То есть?
- Добро — всегда идеал вовне, к которому человек стремится, а демоническое начало есть нечто, что мы опасаемся открывать в себе. Но любопытство берёт верх.
Пока он говорил, а я прислушивалась, все прочие звуки отошли на второй план. Беседа захватила меня, хотя я и думала, что это всего лишь пьяный трёп. Правда, постепенно он начинал обретать смысл, но, может быть потому, что я и сама была пьяна.
- Демоны — это тайна без секрета, - снова заговорил парень. - Запертый пустой ящик. Брошенная на дне раковина. Искушение, соблазн посмотреть, что внутри — вот, в чём бес. Но демон не желает быть открыт, ему это не нужно. И, пытаясь проникнуть в их суть, мы выращиваем вокруг себя эту демоническую паноплию. Человек, одержимый демоном — раковина вокруг пустоты.
Я усмехнулась, наклонила бокал, чтобы сделать глоток, и взгляд мой остановился на тёмном углу комнаты, так-как в этот момент закрывавшая его девушка как раз отодвинулась.
Конечно, в зале было не так уж сумрачно, но свет от ламп преломлялся забавным образом, создавая в углу небольшой участок, погружённый в мрак. Это была какая-то оптическая иллюзия.
- Каждый, кто смог разглядеть безграничный ужас перед Ничто, должен позаботиться заполнить своё Ничто чем-то. Я имею в виду смысл. Если не сделать этого, можно стать добычей демона. Не важно, соблазняясь ли демоническим, или всеми силами пытаясь упрятать демона поглубже, всё равно ты уже под пристальным его вниманием.
Если он пытался такими разговорами склеить девушку, то, думаю, просчитался. Хотя — кто знает? Сделав ещё один глоток, я прислушалась к песне, которую затянула худенькая исполнительница в непроницаемых чёрных очках: «You sprinkled hot foot powder, mmm». Это был уже не джаз, а блюз — перепутать дрожащие согласные и заунывные гласные невозможно. Песня резала слух как рассыпающиеся по полу ржавые гвозди.
«I can tell the wind is risin», - тянула девушка.
Увлёкшись песней, я упустила из поля внимания разворачивающийся за спиной диалог, и, вспомнив, снова навострила уши.
- Я хочу сказать, что, если ты знаешь о присутствии демона, то и он знает о тебе, - произнёс парень.
«There`s a hellhound on my trail», - Новая партия «гвоздей». Я допила остатки сидра и опёрлась о стойку, собираясь подняться и уходить, но взгляд мой задержался на этом проклятом углу. И голос парня произнёс почти над самым моим ухом:
- Демон ищет того, кто встретится с ним взглядом.
В эту секунду мне показалось, что все звуки разом пропали, и даже краски слегка потухли. Я глядела в угол зала и не могла оторваться. Там не было ничего, совершенно ничего, но я смотрела, будто мой взгляд искал, как если бы мозг заметил что-то, а до сознания не дошло. Я не видела ничего, но всё моё тело сигнализировало об опасности, оно выдало ту реакцию, которую выдало бы любое живое существо в случае опасности: моё дыхание участилось, кровь отлила от конечностей — тело готовилась бежать или драться, а сознание человека двадцать первого века не понимало, что происходит.
Но длилось это состояние не долго, всего несколько секунд, и уже через четверть минуты я не могла с уверенностью сказать, было ли со мной что-то.
Поспешно расплатившись, я встала и быстро пошла к выходу. В голове шумело от выпитого. На пороге я оглянулась, чтобы посмотреть на парочку, жужжавшую мне на ухо про демонов, но не смогла понять, кто это был.
Я вышла на улицу. Ночная прохлада немного освежила меня, но нужно было возвращаться домой.
И всё-таки занятный был диалог. Я и половины не поняла из того, что говорил парень, да и девушка, которая его слушала, кажется, тоже.
Пока я поднималась в лифте на свой этаж, несколько раз гас свет. На секунду, но всё равно неприятное ощущение — я живо представила себе, как обрывается трос и я лечу вниз. С каждым этажом перспектива нравилась мне всё меньше.
Моя квартира представляла из себя маленькую комнату, в которой помещалась кровать, кухонный угол и компьютерный стол, а в центре оставалось ровно столько места, чтобы расстелить коврик для йоги. Но мне хватало. В большом доме одной было бы страшно, а так маленькая студия была точно уютная пещера. Или раковина. Умывшись, я сразу же упала в постель и проспала до утра.
На следующий день меня разбудило солнце, пробившееся через щель в шторах. Оно осветило угол комнаты у двери, оставив остальную часть комнаты в мягких, светлых сумерках цвета сепия. Я приподнялась на подушке. Напротив кровати была дверь в прихожую, чуть более тёмную, чем комната. Я сонно прикрыла глаза и тогда мне показалось, что возле входной двери что-то шевельнулось. Я резко села и минуту смотрела в прихожую, на дверь.
Будильник привёл меня в чувство, я бросилась собираться на работу.
Я снова опоздала, хотя, кажется, встала вовремя. Со мной так всегда, я везде опаздываю не меньше чем на полчаса, не знаю, почему.
Шумел кондиционер, болтали коллеги, обмениваясь событиями выходных.
- А ты как вчера до дома добралась? - поинтересовалась одна из девушек.
- Да ещё в один бар зашла по пути.
- Поэтому сегодня опоздала?
Мы болтали также, как всегда, вот только сейчас мне в голову почему-то засело одно слово. Я вспомнила его из вчерашнего диалога, подслушанного в маленьком, и сумеречном баре. Паноплия. Почему, глядя на коллег, я перекатывала в памяти это слово, почему оно так навязчиво просилось на язык?
Я перевела взгляд на монитор, на своё отражение, бледно проглядывавшее через таблицы на экране. И мне снова почудилась тень позади.
Я резко оглянулась — но никого не увидела. «Надо меньше пить», - мысленно усмехнулась я и вернулась к работе.
День тянулся нескончаемо долго, я едва дождалась вечера.
Дома не стала зажигать свет и сразу включила компьютер, собираясь посмотреть какой-нибудь фильм, прежде чем лечь спать.
Я сидела боком к прихожей, свет от экрана бил в глаза. Полистав списки фильмов, я подумала, что проще пересмотреть что-то из того, что я уже видела — так быстрее, чем искать новый фильм. Выбрав подходящий, я повернулась, чтобы дойти до холодильника за чем-нибудь вкусным, и замерла.
Он стоял на полпути от меня до двери, там, где его застиг мой взгляд, стоял чуть пригнувшись — он крался и не ожидал, что я повернусь. Перед глазами у меня всё ещё расплывались пятна после света от экрана, и в комнате было темно, но я видела, что он ростом с человека, с темноватой кожей. Глаза светлыми пятнами выделялись в сумраке, и ещё зубы и красным — внутренний контур губ. Он улыбался, вернее, так казалось, потому что рот его был приоткрыт от нетерпения, казалось, ещё чуть-чуть, и из уголков губ начнёт сочиться слюна.
Было тихо. Так тихо, точно я всё ещё была одна здесь.
У меня похолодели пальцы, тогда я поняла, что давно пора закричать. Но разве можно было поверить в то, что это происходит взаправду? Закричав, я признала бы его существование. Я обнаружила бы, что вижу его. Почему-то во мне сидела уверенность, что я в безопасности, пока не отвожу взгляд и пока не выдам, что знаю о нём.
Всё внутри меня кричало — спасайся! Но я не шевелилась.
А затем он улыбнулся ещё шире и повёл взглядом в сторону. И я невольно проследила за его взглядом. Я тут же осознала ошибку, но он тихонько закряхтел — это был смех, похожий на скрип ржавых петель.
- Попалась, - прошептал он и тогда я закричала.
В крошечном зале было довольно сумеречно, светильники давали больше теней, чем света. Девушка в непроницаемо чёрных очках, в чёрном котелке и чёрном костюме пела блюз голосом, похожим на протяжный и жалостливый перебор гитарных струн. Ей аккомпанировало подруга: девушка с кудрями, цвета зрелого каштана, похожая на обещание жизни.
Здесь было много людей, одетых экстравагантно и старомодно, они были заняты разговором и выпивкой. Единственный человек в баре, который взаимодействовал со всеми, был бармен, остальные говорили только с тем, кто сидел рядом, с одним-двумя, не поворачиваясь к остальным, не замечая их, точно вовсе не видели. Даже если кто-то проходил мимо, и в такой толпе они умудрялись не сталкиваться, каждый раз посетителям удавалось разминуться, повернуться, провести рукой так, что они не касались друг друга.
Разговоры были об искусстве, о еде, музыке, знакомых… Зал был переполнен, но когда с улицы вошёл уже слегка подвыпивший парень, для него нашлось место на углу барной стойки, пустовавшее по счастливому стечению обстоятельств.
Он заказал пиво и оглядел толпу. На секунду его взгляд задержался на дальнем углу комнату, который был темнее окружающего пространства из-за забавной оптической иллюзии. Всего долю секунду парню казалось, что в углу кто-то стоит.
«Gotta keep moving», - затянула девушка в чёрных очках. - «Blus falling down like hail, and these days keep on worryng me.»
- Потому что демон — это только обещание, не больше. Обещание открытия тайны, обещание избавления от ужаса перед Ничто, - произнёс кто-то над ухом у парня. Повернуться и посмотреть было неудобно, да и лень, и он не стал оборачиваться. - И, если ты знаешь о существовании демона, будь уверен, что и он знает о тебе.
Прим.: 1) «Hellhound on my trail» - песня Роберта Джонсона;
2) Паноплия - (греч.) панцирь. Так иногда называют раковины моллюсков.