Солнце уже скрылось за горизонтом и перестало безбожно жарить с небес. В полной гармонии с отступлением жары просыпался штабной лагерь нашей дивизии. Днем люди старались не отходить далеко от своих землянок, если для этого не было служебной необходимости. Поэтому встретить на улице можно было разве что сменные наряды или посыльных, спешащих по своим делам, да мокрых как Бобики солдат, вынырнувших из прожаренных солнцем жестянок радиостанций, ремонтных кунгов передвижных мастерских или танкового чрева, чтобы схватить свежего воздуха.
Но, как только спала жара, бойцы и командиры повылезали из своих нор, чтобы размяться и насладиться кратким периодом умеренного тепла, пока холод ночи, особенно опасный после дневного зноя, не загонит их обратно.
Вкусно тянуло запахом походных кухонь. Днем в жару есть особо не хочется, так что сейчас, в час наступающей прохлады, кашевары спешили накормить бойцов горячим. Да и бойцы собирались традиционно подальше от начальства, поближе к кухне. Хотя, куда от этого начальства денешься, коли служишь при штабе!
Офицеры в лагере питались в офицерской столовой, где, как и солдаты, получали готовую пищу. Только солдаты ели из своих котелков, а для офицеров посуда выдавалась.
Все оставшиеся до операции дни маршал Блюхер постоянно пропадал в штабе дивизии. Видимо, он втянулся в эту привычную и любимую работу. А вот мне, честно говоря, приходилось скучать. Толку от моих познаний сейчас было не много, все, что знал, я уже выложил, ну а оперативное искусство лучше предоставить профессионалам. Так что я даже успел порадоваться тому, что Аня напросилась со мной в эту командировку. Вот кто бы мог подумать, чем занимаются недавние молодожены в отдельной землянке? Вот и не угадали, жара не сильно располагает к близости. Но в последнее время у нас с Аней было не так много возможностей печатать историю будущего. Так что неожиданное безделье пошло в этом отношении только на пользу.
Тем не менее все когда-то заканчивается. Все ближе подходило время битвы, к счастью, знали об этом не многие, информация была строго секретной. Но какое-то напряжение ощущалось в воздухе. А, может быть, это я, со своим знанием, накручиваю себя, или мандраж бьёт перед первым в жизни настоящим боем. А, может быть, влияют ставшие ежедневными с приближением срока слезы жены, которая никак не хочет отпускать меня одного в бой. Приходилось быть одновременно и строгим, напоминая о служебном долге, который должен был бы удержать Аню в штабе, куда ее командировал Абакумов. И внимательным, потому что, конечно, все разговоры о «долге» - филькина грамота, делать Ане здесь совершенно нечего. Но я не люблю, когда женщина плачет.
Второго июля радиостанция дивизии приняла радиограмму из штаба корпуса о том, что японцы перешли в наступление на плацдарм. Это известие подняло лагеря дивизии, ото всюду слышался звук моторов, конское ржание, команды, кто-то даже бегал по густой и липкой жаре, обещающей вечером или ночью сильный ливень, о котором я, конечно же, тоже знал. Но у нас все было уже давно готово, так что сейчас комбриг Потапов, словно маститый дирижер, проверял в последний раз перед выступлением для взыскательных критиков свой слаженный «оркестр».
В сумерках в полной боевой готовности я предстал перед командирами.
- Ну как прощание славянки? – подмигнул маршал.
- Удалось уговорить поплакать в землянке. Неудобно как-то прилюдно-то.
- Вот и правильно, - одобрил Потапов. – Получили радиограмму от 6-ой монгольской кавдивизии, японцы вылезли на противоположный берег с понтонами. Так что дивизия выступает. Вон там колонна строится за танком, они пойдут к 102-му полку, которому предстоит атаковать Баин-Цаган.
- Ну, значит, до свидания, товарищи, - оба командира пожали мне руку, и я направился к колонне.
– Встретимся в 6 часов вечера после войны, - помахал я рукой, процитировав еще не снятый фильм.
- А если припозднимся, то полседьмого, - блеснул познаниями в творчестве Ярослава Гашека Михаил Иванович.
Подбежав к стоящему за танком грузовику, я вскарабкался в открытую водителем дверцу кабины. В свете фар была видна «мышиная голова» головного БТ-7 с открытыми «ушами-люками», из одного торчала голова танкиста в шлемофоне. Танк зарычал, выплюнул струю дыма и двинулся вперед. Из конца колонны послышался глухой рев дизеля «Коминтерна», тягача из рембата, в его задачу входило буксирование поврежденных и неисправных танков и вытаскивание забуксовавших машин. Колонна двигалась шустро и через пол-часа достигла лагеря 102 кавалерийского полка, пристроившись в конец его вытянувшейся на сотни метров колонны. Меня здесь уже ждал коновод с лошадью, на которой я и поскакал к комполка, своему нынешнему тезке Льву Михайловичу Доватору.
Как не странно, но назначить его на должность комполка, была не моя идея. Я про него как-то и забыл. Полковника Доватора просто направили в нашу дивизию, как выпускника Академии имени Фрунзе. Как я потом посмотрел в ноутбуке, в моей реальности он тоже служил в Особой кавалерийской бригаде и 36-ой кавдивизии.
Лев Михайлович сдерживал своего горячего коня около штабной тачанки с радиостанцией. Поприветствовав меня, он дал сигнал к выступлению. Зарычав десятками моторов, зазвенев кавалерийской амуницией, колонна полка двинулась в ночь.
Часть третья. Пыль Халхин-Гола. Подглавка 11.
Высказать свое "фи" или "вау" вы можете на главной странице книги, там же есть ссылка на полную версию книги.