Я родился с редким пороком сердца и к 15 годам перенес четыре операции на открытом сердце и кучу других процедур. Сейчас у меня стоит четвертый кардиостимулятор, а все тело до пояса в шрамах. И нет никакой личной жизни. Потому что я стыжусь себя.
Девушка спросила:
–Ты будешь раздеваться?. Ее пальцы потянули за края моей футболки.
Свет в комнате был выключен, но было еще не поздно и освещения через шторы было достаточно, чтобы она увидела все эти страшные блестящие, выпуклые, впадающие и нависающие кожей шрамы.
Конечно, она не была первой девушкой, с которой я приходил домой. Но до нее я никогда не снимал футболку или рубашку, объясняя это страстью или делая вид, что не понимаю почему мне надо раздеться. И тут она задает этот вопрос.
– У меня есть шрамы, – пробормотал я.
Мои шрамы
Сейчас мне 23 года, и я провел почти 20 000 часов своей жизни в больничных стенах. Чаще всего я жил в больницах, выходя из них максимум на две недели.
Все операции оставили много шрамов. Один, например, пересекает мою правую ключицу по диагонали, это вход второго кардиостимулятора в возрасте 12 лет.
Еще два шрама проходят горизонтально по моему животу. Тот, что слева образовал подобие кармана с нависающим «мешочком кожи» сверху. Но самый уродливый – прямая широкая линия от грудины до пупка. Эту область столько раз разрезали скальпелем, что разные срезы приобрели разный цвет, текстуру и толщину. Как фантастический гриб он ярко-красный, бугристый и уродливый, переливающийся розовым к основанию.
Но кроме шрамов есть еще кое-что. Например, растяжки, вызванные тем, что мой живот раздувался от несварения (у людей с сердечной недостаточностью бывает такой «пивной живот»).
А еще прямо над моим правым бедром вмятина, черная впадина размером с мой палец, оставшаяся после того, как у меня была трубка для опорожнения кишечника – колостома.
Когда ее удаляли, медсестра сказала, что отверстие заживет через месяц. Этого не случилось. Обычно, это пару-тройку месяцев, – следующее обещание. По-прежнему ничего. Ну потихоньку заживет. Прошло уже несколько лет – дыра на месте.
Стома у меня появилась на первом курсе медколледжа. Тогда же я впервые поцеловался, а потом и переспал с девушкой. Мы встречались около полугода и за все это время я никогда не снимал футболку. Когда она порвала со мной на лавочке у нашего колледжа, я испытал облегчение. Облегчение от того, что все зашло недостаточно далеко, чтобы пришлось показывать ей все. Она увидела около 10 процентов, и этого было достаточно. Она никогда не видела шрамов, никогда не видела колостомы. Мне было бы больнее, если бы она бросила меня из-за того, что ей неприятно.
Преодолеть стыд
Мне потребовалось время, почти все мои 23 года, чтобы научиться тому, как говорить, кому рассказывать и показывать себя.
Что касается физической стороны, то я теперь могу сколько угодно говорить о том, через что я прошел, каково это — расти с хронической болезнью. Но доверить кому-то увидеть мои шрамы – каждый раз это невероятный шаг.
Я никогда не был влюблен. Никогда не было взаимного чувства. У меня никогда толком не было отношений, я никогда не называл кого-то своей девушкой и никто не называл меня своим парнем.
С той девушкой я познакомился на сайте знакомств. Она не искала что-то серьезное – ей хотелось просто хорошо провести день. Мы несколько дней общались онлайн, прежде чем встретиться, потом увиделись, выпили вина в кафе рядом и в итоге оказались у меня дома.
После долгих поцелуев она отстранилась и посмотрела на меня в тусклом свете, пробивающемся из окна моей спальни. И вот тогда она произнесла:
– Ты что не будешь раздеваться?
Я знал, что она сможет увидеть и, чтобы смягчить шок или предупредить ее, сказал:
– У меня некрасивые шрамы, – и решительно снял футболку через голову.
Она посмотрела на мое тело и просто моргнула.
–И что?
Максим (имя изменено)