104 года назад, в ночь с 26 на 27 июня 1919 г. в Ростове-на-Дону произошло событие, ставшее одним из многих факторов, погубивших Белое движение. Забегая вперёд, скажу: красные решали подобные проблемы гораздо разумнее и изящнее.
Бывают такие подчинённые, которые, будучи на словах самыми ярыми патриотами, приносят не меньше проблем, чем противник...
Чёрная южная ночь опустилась на улицы Ростова. Давно опустели павильоны Старого базара, закрылись до утра все лавки, чайные, трактиры и пивные. И только в глубине квартала, в подвалах неказистых строений начиналась бурная ночная жизнь. Здесь, подальше от кафедрального собора и базарной площади, в самой глухой части Таганрогского проспекта скопилось множество игорных притонов, борделей и воровских малин. Здесь собирались представители "теневой" власти города. Впрочем, в последнее время она всё прочнее переплеталась с официальной. В крупном торговом городе в обстановке хаоса и неопределённого будущего всё смешалось. Многие степенные господа, недавние члены Коммерческого клуба и даже гласные городской думы не брезговали решать деловые вопросы "неоициально". Злые язаки уверяли, что в компании завсегдатая местной "малины" Фимы Кабанчика видели и купца второй гидьдии Захарченко, и, страх сказать, коменданта города Вицентьева...
В тёмную арку напротив мясной лавки быстро вошёл высокий человек, закутанный в плащ. Навстречу ему из двора выскочила тщедушная фигурка.
- Мил человик! Стий, будь ласка! - на ужасном суржике и высокой ноте выкрикнул человечек. В слабом отсвете о фонаря на здании пакгауза неподалёку блеснуло лезвие бритвы, которую обитатель подворотни выставил вперёд.
- Години, кошелёк давай сюды! - уже тише проговорил нападавший. - И тихо будь! А то ще порежу!
Человек в плаще, как будто ничему не удивляясь и не пугаясь, молча полез в карман.
- И без шуточек, шановний! - погрозил бритвой человечек. - Зараз порежу! Или хошь, - хохотнул он, - покусаю! Я сифилитик, щоб ти знал!
Жертва усмехнулась:
- Да понял я, понял! Держи! - и резко махнул полой плаща в лицо нападавшему. Тот инстинктивно заслонился. А человек в плаще в следующую же секунду шагнул вперёд и ударил вора по лицу чем-то зажатым в кулак левой руки. Что-то хрустнуло, брызнула кровь, а несостоявшийся грабитель с ужасным воем рухнул на землю.
- Дурак ты, шановний! - передразнил фальцет хилого гоп-стопщика высокий человек, брезгливо вытирая о плащ рукоятку своего револьвера. - И бездельник к тому же! Лень на проспект выйти, думал, сюда залётный фраер забрёл? Не скули! Оклемаешься - умнее станешь! Правда, чтобы покусать кого - так то теперь вряд ли!
Оставив стонущего и выплёвывающего обломки зубов налётчика, человек в плаще зашагал дальше. Пересёк двор, прошёл незапертую дверь чёрного хода, поднялся на второй этаж и постучал в одну из дверей на узкой пложадке - два коротких, четыре длинных, три коротких. Почти сразу ему открыли.
- Господин ротмистр, проходите! Все в сборе.
***
Николай Рябовол был коренным кубанцем. Родился в 1883 г. в семье писаря станицы Динской. Семья жила небогато, по этой причине Коля так и не получил образование - с третьего курса Киевского Политехнического института приглось уйти. Зато именно там проникся идеологией украинского национализма. В стремительно развивающихся южных губерниях Российской империи появлялось всё больше сторонников обособления от "нахлебников с севера". Кто главная чернозёмная житница державы? Мы! У кого уголь, руда, сахарные заводы? Опять же у нас! Так хватит кормить этих нахлебников! Под такую нехитрую мысль мгновенно подгоняется идеологическая формула - нас. мол, веками угнетали, и дальше по накатанной.
Рябовол, правда, не сблизился особо ни с одной из партий. Сначала служил по хозяйственной части - в правлении строительства Кубано-Черноморской железной дороги. Потом германская война, служба военным инженером, правда в тылу. А там и семнадцатый год подкрался. После Февраля раздались пока ещё вдалеке, но набирающие обороты звуки марша парада суверенитетов. Уже летом Рябовол - активист так называемых кубанцев-черноморцев. Так назвали сторонников объединения с Украиной. И отделения от всей остальной России, разумеется. Противостояли им "линейцы" - эти желали остаться в "единой-неделимой". Микола Рябовол как раз не был крайним, желал объединить эти два течения. Но в том, что Кубань с Украиной должны быть атвономными, даже не сомневался.
24 сентября 1917 года начала свою работу вторая сессия Кубанского военного совета; на одном из заседаний выступали представители Украины. Микола Рябовол приветствовал их:
«Дорогие гости! Мачеха-судьба оторвала наших дедов-запорожцев от материнского лона и забросила их на Кубань. Более ста лет жили мы здесь сиротами по степям, по плавням, по горам без материнского ухода. Цари делали все, чтобы выбить из наших голов, из наших душ память об Украине и любовь к Матери. Цари хотели сделать из нас убийц, хотели, чтобы, когда придет то удобное время для освобождения Украины, мы своими руками задавили ту свободу, чтобы мы свои сабли пополоскали в крови Матери. Не дождались бы этого они никогда. Не дождались, потому что хоть наши души цари искалечили, да не убили, и мы, дети, руки на Мать не подняли бы».
А вскоре и Кубанская Рада, местный парламент, образовалась. И Рябовола избрали её председателем.
(Но мы-то знаем: в распаде империи и сепаратистских настроениях виноваты исключительно большевики с Лениным, верно?)
И вот уже третий год Кубанская Рада ведёт борьбу с большевиками. Их главный союзник и ударная сила - Добровольческая армия во главе с Корниловым, а после гибели оного - с Деникиным. Но нет единодушия между ними. Кубанцев не устраивает простецкий лозунг "Единая Неделимая Россия", выдвинутый офицерами-добровольцами. Тех возмущают любые намёки на самостоятельность. При этом сам генерал Деникин не против автономии, выборности атамана Кубанского войска. Но окончательное решение только после победы. И обстановка накаляется.
Поэт Владимир Мятлев ещё в 1918-м в Киеве описывает своё видение ситуации:
Не поется мне и не пишется,
День-деньской в ушах моих слышится:
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая ,
Ты единая, неделимая!.. "
Из хохлов создав чудом нацию,
Пан Павло кроит федерацию,
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая ,
Ты единая, неделимая!.. "
Атаман Краснов подпевает в тон:
Будет тихий Дон, наш казачий Дон.
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая ,
Ты единая, неделимая!.. "
И журчит Кубань водам Терека:
Я республика, как Америка.
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая ,
Ты единая, неделимая!.. "
И друг друга злей и нелепее
Палачи галдят на Совдепии.
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая ,
Ты единая, неделимая!.. "
И лихой моряк, и большой смельчак,
На Сибири сел адмирал Колчак.
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая ,
Ты единая, неделимая!.. "
И в Уфе эсер речью пылкою
Возрождает край учредилкою.
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая ,
Ты единая, неделимая!.. "
Выезжает лях на позицию,
Подавай ему всю Галицию.
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая ,
Ты единая, неделимая!.. "
Всю Лифляндию и Курляндию
Латыши хотят, финн - Финляндию.
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая ,
Ты единая, неделимая!.. "
И нельзя понять, чего хочет Крым:
Хан Набоков там, Соломон ли Крым?
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая ,
Ты единая, неделимая!.. "
Все спешат на юг и под небом Ясс
Шепчут всякий вздор и галдят зараз:
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая ,
Ты единая, неделимая!.. "
Не хотим Павло, пана щираго,
Подавайте нам Драгомирова.
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая ,
Ты единая, неделимая!.. "
Власть растрепана, власть растеряна,
Вся надежда на Кривошеина.
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая ,
Ты единая, неделимая!.. "
Мы сидим, сидим, вроде узников,
И все ждем чудес от союзников.
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая ,
Ты единая, неделимая!.. "
Господин Энно, господин Энно!
А ему плевать! И смотреть смешно.
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая ,
Ты единая, неделимая!.. "
Но велик Господь, и придет как встарь,
И, воссев на трон, грозно крикнет Царь:
" Ах ты, Русь моя, Русь родимая,
Ты Единая, Неделимая. "
***
В небольшой гостиной за плотно занавешанными шторами собралось шесть человек. Последний прибывший, пройдя от чёрного хода через кухню, скинул на ходу плащ, повесил в коридоре и вошёл:
- Здравствуйте, господа!
Все остальные, сидящие за столом, поспешно встали. На вошедшем был английский френч с русскими погонами ротмистра. Половина присутствующих была экипирована примерно так же. У ротмистра отсутствовала правая рука, и пустой рукав френча был приколот булавкой, а кобура с револьвером висела слева. Офицер пододвинул стул и сел во главе стола, кивнув товарищам. Они тут же заняли свои места. Кто-то заметил:
- Дмитрий Борисович, у Вас кровь!
Ротмистр взглянул на свою единственную кисть руки, брезгливо поморщился:
- Короткая, но томная встреча! И прямо у нас под окнами! Идиотов на наш век хватит, господа!
Молоденький поручик, сидящий справа от ротмистра, поспешно сказал:
- Виноват, Дмитрий Борисович! Я решу этот вопрос!
- Порешайте, Сергей Захарович! Пусть Ваши п о д о п еч ны е, - с расстановкой произнёс старший офицер, - проведут соответствующую беседы среди своего кон тин ген та! Ну а теперь согласно нашему правилу, прошу предъявить документы!
Все офицеры, включая самого Дмитрия Борисовича, достали из нагрудных карманов карточки, похожие на визитные. Но никаких имён на них не было. Только поперечные полоски, на лычки на погонах. У всех присутствующих было по две "лычки", у ротмистра - три. Каждый, доставая и выкладывая на стол карточку, представился:
- Поручик Харузин!
- Корнет Зверев!
- Штабс-капитан Ланко!
- Поручик Синицкий!
- Подпоручик Аслябин!
Последним представился страший в коллективе:
- Руководитель монархического объединения ротмистр Бологовский! Начинаем! Поручик, что по нашему "самостийнику"?
Поручик Синицкий, наклонившись немного вперёд, заговорил:
- Самостийник остановился в "Палас-отеле". Один не выходит. Собирается возвращаться в Екатеринодар не раньше следующей субботы. По сведениям Карташева, господин Рябовол подготовил воззвание к кубанцам, ожидается аналогичное к донцам и терцам. В нём призыв бросать фронт и полностью отмеживаться от Добровольческой армии...
Бологовский нетерпеливо перебил:
- В Ставке об этом известно? Штабс-капитан!
Ланко поспешно сказал:
- Так точно, известно, господин ротмистр. Но Вы знаете Главнокомандующего... Снова не желает обострять, хочет договариваться, увещивать. Я уж не говорю о начальнике штаба...
- С ним будет отдельный разговор! - жёстко сказал Бологовский. - И очень короткий, верьте, господа! Насчёт Главнокомандующего, думаю, у нас тоже разногласий нет. Баба, а не офицер!
- Истинно так! - раздалось сразу несколько голосов. - Никакой либерализм в России решительно невозможен! Как он этого не понимает!
- Не понимает, потому что вознёсся недопустимо высоко, - сказал ротмистр Бологовский, - мне жаль генерала Деникина в определённой степени... Но в скором времени придётся принимать меры. Эта "Богородица" не в состоянии командовать армией! Большевики беспощадны к своим противникам, и мы, господа, знаем почему. Да ппотому что они инородцы! Скажы более прямо - жиды! Россия - не их страна, вот они русских людей и истребляют! Следовательно, мы должны быть не менее, а то и более беспощадными, господа! Хоть полстраны залить кровью понадобится. Потомки нас поймут. Ведь большевики погубят вообще всех, выбирать не приходится!
Подпоручик Аслябин вздохнул, проглотив тяжёлый комок и произнёс:
- Главное, вымолить после у Господа Царя! Без Царя Русь не возродится!
Бологовский неожиданно раздражённо на него посмотрел:
- Для этого мы и существуем, подпоручик! Извольте не разводить сопли, сейчас о конкретном деле! Что с той дамой?
Аслябин тут же подобрался:
- Виноват! Она готова, господин ротмистр! Завтра же можем начинать!
- Да поможет нам Бог! - со вздохом сказал Бологовский. - Предельная осторожность, господа! Нами командует, конечно, генерал-тряпка, но, если нас раскроют, висеть всем нам на фонарях!
Тайную монархическую организацию Бологовский создал ещё в январе 1918 года в рамках знаменитого отряда полковника М.Г. Дроздовского. Ещё на Румынском фронте немало врагов отечества истребили господа офицеры. 20-летнего большевика Семён Рошаля выкупили у румын - благо, те недорого на лапу брали - вывезли на городскую свалку и расстреляли.
"Два ока за око! Все зубы за зуб!", - писал в те дни в своём дневнике сам Дроздовский. Отважная горстка офицеров шла через охваченную анархией страну на соединение с Добровольческой армией. Совершали чудеса героизма, но и карали безжалостно. Большевиков. Точнее, всех, кого за них принимали. "...И пусть культурное сердце сжимается иногда непроизвольно — жребий брошен, и в этом пути пойдем бесстрастно и упорно к заветной цели через потоки чужой и своей крови. Такова жизнь… Сегодня ты, а завтра я. Кругом враги..."
Дроздовский был начтоящим воином аскетом. Не пил, не курил, карт в руки не брал и в своём отряде никаких азартных игр не терпел. И монархистом был. Настоящим. В организацию вербовали осторожно. Проверенным офицерам, принятым в свои ряды, выдавали карточку с одной полоской. Восемнадцать самых преданных обрели две полоски. И только Дроздовский с Бологовским - по три. Крестоносцы распятой России. Орден избранных. С нами бог. Победа или смерть...
***
Следующим вечером 26 июня в ресторане "Парас-отеля" кутил Николай Рябовол. В разгар посиделок к нему с другим депутатом Рады Макаренко присоединились есаул Колков и сестра милосердия Хотимская.
- Это же наш герой Кубани, господин Рябовол! - проворковала раскрасневшаяся от вина женщина. - Позвольте выразить наше почтение и выпить за Ваше здоровье, мой герой!
Рябовол тут же подскочил:
- Разделите наше одиночество, прекрасная незнакомка! И Вы, есаул, присоединяйтесь!
Тосты последовали один за другим, бутылки Мозельского сменяли друг друга на столике, уже через полчаса все четверо стали добрыми друзьями, а Хотимская всё теснее прижималась к Рябоволу и как бы невзначай положив руку на его плечо, что-то жарко рассказывала, прикасаясь губками к самому его уху и сочно хохотала над каждым каламбуром.
Снаружи отеля дежурили Бологовский и Синицкий. Время от времени один из них совершал неспешную прогулку вдоль по улице мимо залитого огнями ресторана и проверял обстановку в зале. После чего возвращался в укрытие - заброшенный лимонадный павильон.
- Совсем скоро, - доложил Синицкий, вернувшись с очередного обхода, - этот "самостийник" уже в слюни, сейчас она его будет выводить!
Ротмистр кивнул.
- Семён Борисович! - вдруг тихо сказал он поручику. - Груз от "дроздов" прибывает послезавтра. У Ваших ребят с Темерника всё готово?
- Не извольте беспокоиться, Дмитрий Борисович! Люди надёжные, не подведут. Четыре вагона уведут сразу с сортировочной. Нам на реализацию два вагона...
- Не многого ли требуют? - зло спросил Бологовский. - Какой-то швали и пятьдесят процентов!
- Они работают чисто! И нужно, чтобы всё выглядело натурально! - возразил Синицкий. - Разбой он и в Африке разбой!
- Конечно, потом мы с этими гнидами разберёмся, - задумчиво сказал ротмистр, - но сейчас есть гады поопаснее! Внимание! - скомандовал он. - Выходят!
Из ресторана не вышли, вывалились Рябовол в обнимку с Хотимской. Макаренко и Колков уже уехали. Было далеко заполночь.
- В номер! - прорычал Рябовол. - Пойдём ко мне в номер, это рядом!
- Ох, Николай Степанович! - вдруг воскликнула Хотимская, хлопая себя, как будто спохватившись. - Этот есаул-разиня увёз мой свёрток! Умоляю, давайте заедем к нему, это рядом!
Извозчик подкатил тут же, оба умчались. Вернуться должны были через десять минут. Бологовский занял позицию напротив входа в отель.
А по дороге Рябовол, запинаясь и икая, горько жаловался своей новой подруге на свою жизнь:
- Они м-меня считают с-самостийником! П-представляете? Меня! Д-да я же первейший патриот России! Н-но как было уже нельзя! Н-не получится! Т-только федерация! Братский с-союз н-народов! Или с-семья, а?
И он, рассмеявшись, слегка ущипнул Хотимскую за грудь. Она шутливо отдёрнулось:
- Ох, Николай Степанович! Да что Вы право! - и кокетливо рассмеялась грудным низковатым голосом.
Извозчичья пролётка вернулась очень быстро. Бологовский успел выкурить всего одну папиросу. Улица уже опустела. Закрылись уже самы ночные заведения города. Шёл четвёртый час, начинало светать.
- Гр-рафиня, ценой од-дного р-рандеву... - покачиваясь, напевал Рябовол, ввылезая из пролётки и, уже окончательно распалясь, обхватил Хотимскую за талию.
- Николя! Мой генерал! - возбуждённо шептала она, когда они подошли к двери.
Бологовский направился к ним. Браунинг он держал наготове. Сонный швейцар открыл дверь в отель, и Хотимская, вдруг вывернувшись из-под руки Рябовола, прошмыгнула внутрь. Тот недоумённо огляделся и качнулся вперёд, заходя в дверь.
- К-куда же ты, проказница...
- За измену матери-России! - раздалось вдруг сзади.
Рябовол не успел даже удивиться, не то что повернуться. Два выстрела чтко хлестнули воздух. В глубине холле отеля завизжала и присела, закрыв лицо руками, Хотимская. А Рябовол молча упал лицом вперёд, уже на полу, как будто пытаясь подняться, тяжело повернулся на бок, издал сипящий звук, дёрнулся один раз и затих...
Пикантные обстоятельства убийства очень быстро стали достоянием гласности. Монархист В. Пуришкевич написал такую "эпитафию":
В дни борьбы и произвола
Всё ж дерутся петухи:
Кто-то кокнул Рябовола
За любовные грехи!...
Убийство кубанского политика так и не было раскрыто при Деникине. А при Советах стало не до того. И лишь совсем недавно были опубликованы записки самого Д.Б. Бологовского, благополучно пережившего войну и оказавшегося в эмиграции. Оттуда стали известны многие подробности этого теракта.
Убийство более-менее умеренного Рябовола ни к чему хорошему для белых не привело. Случившимся были возмущены и "черноморцы", и "линейцы". Позиции кубанских политиков радикализировались, и уже в июле представители Рады подпишут в Париже сепаратное соглашение с Грузией и северокавказской Горской республикой. А дезертирство с фронта кубанских казаков примет угрожающие масштабы.
Но это уже совсем другая история...
Спасибо всем, кто ознакомился! Не забывайте подписаться на канал, одобрить (надеюсь) прочитанное пальцем вверх, высказать своё мнение, оставить пожелания, заявления, жалобы, отводы.