Проснулась. После вчерашней посадки картошки на два огромных огорода тянет поясницу, а мышцы болят так, будто бы я сделала двухчасовую силовую в зале.
Еле подняла себя с кровати. Нужно выйти и подышать. В окошке пасмурно: небо затянуто распластавшимися тонкими серо-молочными тучками. Выхожу из пристройки и обдаёт отрезвляюще прохладным ветром, резким, влажным и зябким. Первое, что слышу – гомон птиц, не затихающий ни на минуту уже с середины апреля. В остальном в деревне ещё тихо – люди спят после вчерашних посадок, вечерних застолий, костров, шашлыка и ночных пьяных разговоров.
В тёплой куртке деда немного даже уютно, хотя прохлада ощущается как явно осенняя – совсем не первый день мая. Свежо настолько, что из запахов вокруг чувствуется лишь прелый, сладковато-табачный, костровый запах, живущий в этой старой куртке уже много лет.
Уселась на дачные качели и наблюдаю: ветки яблочного сада с молодыми и тусклыми из-за затянутого неба листочками раскачиваются вразнобой от потоков ветров. Раскачиваются они вместе с птицами на них, а те сидят неподвижно, твёрдо, будто им вообще все равно на силу ветра. Вдали неожиданно зашумела роща – сейчас усилившиеся потоки ветра дойдут и до меня. Руки заледенели уже даже в одном ожидании этого холода. Кутаюсь поглубже в куртку, съежила нос в пуховой воротник – спряталась и чего-то выжидаю.
Вдруг слышу знакомое шарканье резиновых тапочек по каменной дорожке сада вдали. Это дед идёт к колодцу за водой с ведерком, улыбается. Стало тепло от его нежной улыбки. Старики почему-то всегда улыбаются тебе, при любой погоде, расплываются добром в щелочках глаз и в уголках губ, в каждой морщинке.
– Ты чего здесь сидишь, дорогая, без носков, холодно же? Пойдём в дом, согреешься.
– Доброе утро! Сейчас прибегу, ещё пару минут и прибегу.